Пять сигарет Машимона

Когда наступали долгожданные выходные, Карина с большим удовольствием выпрыгивала из поношенной медсестринской униформы и доставала из шкафа любимое розовое платье в горошек, полученное в наследство от матери.

Платье ей дарило ощущение женской полноценности. Именно в нем, гордая, Карина в воскресные дни гуляла под руку с Хуаном по нескончаемым дорожкам городского парка Чапульпетек.

Ее переполняла гордость за себя и свое положение несвободной женщины, ведь ее сопровождал мужчина, не имевший никаких изъянов. Карина не собиралась замечать его жадность, натуру альфонса и хроническое отсутствие денег.

Для себя она нашла краткое и удобное объяснение: «Хуана не ценят на работе, завидуют ему, поэтому и платят так мало» – и водружала на его голову очередной нимб.

Во время прогулок Карина упреждала любое его желание: «Хуан, ты хочешь есть, давай купим тебе пончиков? А пива?» – заискивающим голосом каждый раз спрашивала она самодовольного Хуана.

Хуан, как маянское божество, лишь водил глазками, морщил нос, снисходительно соглашался только на дорогое американское пиво. После первого глотка его лицо расплывалось в блаженной неге, затем он открывал рот в отрыжке с целой палитрой запахов его нутра.

Карина была счастлива в своем малюсеньком мире, который заполнил этот упруго-толстый прощелыга.

Мир Хуана был другим. Прожорливый, многолапый, с кривыми когтями-цепками дух игрока каждую минуту требовал снеди, из-за него Хуан не мог вечерами спокойно вечерами потягивать пиво и смотреть футбол.

Давно, в день совершеннолетия, он впервые сел за щербатый карточный стол, выиграл и испытал первый свой оргазм. Намокли штаны, ему стало стыдно, что другие это увидят. Но другие с восхищением прищелкивали языками, поправляли шляпы и закуривали. Всеми своими действиями они признавали за новичком его превосходство, награждали похвалами любимчика фортуны, любовника карточной колоды. Хуан тогда еще не знал, что стал участником самого захватывающего театра, под названием «Игра».

Первый подстроенный выигрыш он заглотил как крючок с наживкой, по самые жабры. Как только он пересчитал купюры, сразу же почувствовал нежное прикосновение женской руки к шее. От запястья сладко пахло карамельными духами. Ему принесли виски, первый стакан обжигающей смеси он по-взрослому, залпом опрокинул под одобрительные крики посетителей. Женская рука гладила его уже по плечам, спиной он почувствовал прикосновение тела, такого теплого, втягивающего как воронка. В паху горело, она вела его за собой как новорожденного теленка. В ту ночь он стал мужчиной, победителем, мачо.

Спустя годы в его памяти почти стерся образ первой проститутки, но Хуан остро, снова и снова хотел ощутить тот дикий вкус смеси из выигрыша, денег и секса. Теперь у него было три своих Бога, которым он приносил любые жертвы.

Но сейчас реальность его кислой жизни была такова: черных дней неудач становилось все больше и больше.

Каждый раз Хуан свято верил, что в этот раз от сорвет огромный куш. Он вымогал, выменивал, выпрашивал, вымаливал по несколько десятков песо.

Но мексиканцы народ прозорливый. Метка игрока-неудачника ярко светилась на квадратном лбу Хуана. Чаще и чаще ему отказывали. Лицо его заливалось негодованием, в уголках рта проступала пена гнева, и вместо того, чтобы спокойно уйти, приняв свою участь, он только усугублял положение, выкрикивая оскорбления и проклятия.

Со временем друзей у него не осталось, родственники еле – еле сдерживали себя при его появлении на семейных торжествах. Он с оскорбленной миной усаживался за стол, не соблюдая правил старшинства и уважения, наваливал полную тарелку еды и чавкал. Замечания старших его не волновали. Набив утробу, он икал, поднимался из-за стола и выкатывался на улицу, смачно харкнув на порог принимающего дома.

Однажды он увидел Её, и в голове засела неутолимая ничем тяга. Он хотел ее видеть, сжимать, трахать. Эта женщина в блестящем, змеиного цвета платье, с платиновыми волосами и красным ртом стала его наваждением. Имя у красногубой дивы было цветочное, сладкое – Маргарита. Пахла она так же пряно-сладко. Хуан понимал, что она стоит дороже, чем те, кто были в его жизни. Это раззадоривало еще сильнее. Он закрывал глаза и ощущал прилив вожделения. Зеленое платье, зеленое сукно, зеленый абсент в руке бармена. аргарита нарывала в мозгу как долбаная заноза. Он приходил в ярость, когда видел ее в сопровождении нового мужика, который по праву покупателя держал пятерню на ее круглом заду. Маргарита при этом задорно смеялась, расхабаривая широко рот. Он сходил с ума, представляя, как он сорвет самый большой денежный куш, и она послушной сукой пойдет за ним. Он схватит ее за волосы и сделает с ней все, на что не были способны все эти импотенты в ковбойских шляпах и дорогих сапогах.

Через некоторое время Хуан появился в квартале в настоящей ковбойской шляпе и новехоньких сапогах на квадратном каблуке. Надутая фигура Хуана стала еще комичнее.

Каждый день Хуана превращался в день надежды – отыграть, сорвать банк. И даже будет неплохо, если он сможет вернуть проигранную вчера грошовую зарплату Карины.

Этот день был таким же. Полдень и чертово солнце палили так, что кожа, ему казалось, сейчас зашипит и начнет вспучиваться. На улице не было даже дохлой собаки. Окна были завешаны плотными занавесками, тряпками, но это мало спасало от тошнотворной жары. Под тяжестью его туши каблуки сапог по основание утопали в асфальте.

Хуан завернул за угол игорного квартала, и его поросячьи глазки вперились в дверь неказистого одноэтажного здания с выцветшей вывеской «Бар Маркуса». Окна были грязными, и что-то увидеть возможно было только ночью, когда внутри загорался тусклый свет настольных ламп.

Повертев головой по сторонам, собравшись с духом, Хуан пнул дверь и шагнул вперед. Но пола его правая нога не почувствовала. Он ступил в воздух и с грохотом ввалился в темный проем двери. Выпалив несколько смачных проклятий и сплюнув по своему обыкновению на пол, Хуан близоруко стал вглядываться в темноту.

Глаза привыкли, и проявились первые очертания. Это была обычная комната с низким прокопченным от сигарного дыма потолком, в которой стояли четыре круглых стола с зеленым прожженным сукном. В углу располагалась барная стойка с широкой столешницей из серого мрамора. На стойке в широкой банке лежали лимоны. Вот и вся неприхотливая закуска для посетителей.

Бар был пуст. Из-за стойки выглянул бармен Маркус.

– Привет, Хуан. Ты все же пришел, – оживленно поприветствовал его Маркус, – проходи, садись вон за тот стол» – указал рукой, в которой была рюмка. – Она уже на подходе, ждем».

Хуан занервничал еще больше, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Ждал Хуан особую гостью и о встрече с ней он сам просил. Маркус же все устроил.

Эта женщина была частью игорного мира, его темной и малоизвестной стороной. Когда она появлялась, все понимали, что игрок дошел до ручки, и ему больше нечего терять. Непонятно было, зачем она играет в карты, если всегда проигрывает, но ее ставка всегда была высокой, и она платила честно. Однако на партию с ней решались немногие. Ходили слухи, что она ведьма, колдунья и может навести порчу, забрать душу. Но проигравшихся и доведённых до отчаянья игроков это не останавливало.

Хуан же слухам не придавал значения, тем более он не верил ни в Бога, ни в Дьявола. Для Хуана она была лишь старой бабкой. В конце концов, он свернет ей шею в подворотне, если та надумает колдовать.

Сейчас ему позарез нужны деньги, и чем больше, тем лучше. Поэтому, когда Маркус как бы невзначай предложил партию со старой цыганкой, он особо не раздумывал. Хуан сразу назвал сумму, за которую он-таки сядет за стол со старухой: пять тысяч долларов. Именно столько ему нужно для начала новой жизни. А там дальше Хуан с Маргаритой поедут в Канкун и сорвут джекпот в «Розовом Фламинго».

Она очутилась рядом со столом настолько бесшумно, что двое здоровых мужчин испуганно переглянулись.

– Приветствую тебя, дорогой. Ты меня звал, и вот – Салана здесь

Перед ним стояла сухонькая старушка в цветастой застиранной юбке, на плечах поверх выгоревшей тусклой блузы была накинута теплая шаль, несмотря на пекло на улице. Лицо проедено множеством борозд-морщин. Левый глаз смотрел отталкивающим бельмом, но правый был глубокого темного цвета. На дряблой шее побрякивали многочисленные мониста.

– Садись, старуха! – повелительно произнес Хуан, хотя внутри чувствовал волнение.

– Спасибо, дорогой! И за приглашение, и за старуху. Меня зовут Салана, – ответила цыганка, кинув небрежно на стол свою торбу. Звук множества тусклых колокольчиков, пришитых к ее дну, немного разрядил напряженную обстановку.

Хуан стал покачиваться на стуле, тем самым показывая старой, что он здесь главный. Деревянные ножки стула предательски скрипели, еще немного и они надломятся под ним.

Салана запустила морщинистую руку в недра торбы и вытащила перевязанную красной банковской резинкой пачку новеньких купюр. Хуан перестал качаться, ножки стула стукнулись об пол. Он замер. Снова рука старухи нырнула в торбу. На зеленом сукне появились шкатулка из пожелтевшей кости и колода новых карт.

– Ну что, дорогой, ты готов? Начнем? Ты принес то, что будет твоей ставкой? Ты видишь, у Саланы все по-честному, а у тебя, красавчик, как? – спросила, прищурив глаза, старуха.

Хуан с неохотой оторвал взгляд от пачки денег на столе, проглотил слюну. И тут его накрыла волна гнева.

– На что ты намекаешь, старая? Конечно, принес. Я человек честный и порядочный, не то, что твои цыгане, сброд один. И перестань называть меня «дорогой», а то блевать хочется. Ты забыла сколько лет тебе, а сколько мне?

– Ну, дорогой, я же цыганка. У моего народа это слово означает, что мы уважаем тебя. А то, что принес свою ставку – значит, ты человек порядочный, с такими я люблю играть. Давай, покажи Салане, что у тебя? – тихо, почти с материнской нежностью шептала ведьма.

Потной рукой из заднего кармана брюк Хуан достал тоненький серебряный браслет Карины. Единственный видящий глаз Саланы сильнее потемнел. Она почувствовала вещь молодой женщины.

Салана перевела взгляд на костяную шкатулку. Тут же сама по себе открылась крышка. Кивком головы старуха показала, что он может положить браслет.

Хуан небрежно кинул вещицу Карины в шкатулку. Крышка шкатулки так же захлопнулась.

Салана улыбнулась, медленно достала из упаковки новую колоду. Скрюченные временем пальцы знали свое дело. Зашелестели карты, резво перелетали из одной руки в другую, этот звук наполнил все вокруг, масти смешивались друг с другом. Даже Маркус перестал натирать свои стаканы, и завороженно следил за творящимся действом.

Спустя несколько минут тщательной тасовки перед Хуаном легла его лента карт. Он аккуратно поднял их, раскрыл веером и стал изучать.

Вот оно! Наконец-то! Ему свезло, причем крупно. Все козыри были его. «Вот же старая дура – надумала она на старости лет играть, совсем из ума выжила!» – ликовал про себя Хуан.

Его разбирало нетерпение, правая рука резко выбрасывала одну карту за другой, глянцевые карты щелкали по столу. В ответ ведьма наиграно грустно предъявляла свой карточный неликвид. Удача шла к нему с каждой новой партией. Он пришел в возбуждение, ощутил вожделенный прилив в паху.

Больше не было бара, старухи, противного запаха дешёвой текилы. Он перенесся в предстоящую ночь – и там уже было расставлено все, как он мечтал многие, многие недели: кабриолет с сиденьями из красной кожи, красногубая Маргарита, ее развивающиеся на ветру волосы, пузырьки шампанского в тонких бокалах.

Спустя два часа их партия завершилась, старуха молча собирала разбросанные по сукну карты. Костяная шкатулка уже покоилась в торбе. Залог она никогда не возвращала. Хуан сверлил глазам пачку денег. Салана медленно, подталкивая парой скрюченных пальцев направила перетянутые купюры в сторону Хуана. Тот завороженно смотрел, как пачка ползет к нему змеей.

– Дорогой, возьми, они твои. Поверь, мне было очень интересно играть с тобой, – тихо прошипела Салана.