Игра в пазлы: новые правила

– Нет, – медленно ответила я. – У меня там колбаса осталась. Пусть поест.

Кошка жадно чавкала над розовым кружком. Мы стояли и смотрели на нее. Маленькая, тощая, серая. Голодная. Злая. Самая обыкновенная…

– А я бы вышвырнула, – сказала Никитична. – Теперь она к нам повадится. Может, она вообще бешеная? Вон как руку вам распахала. А вы ей – колбасу!

– Просто Анна Игоревна ее пожалела, – пискнула Клара.

– Это не жалость, – сказала я.

Но никто не понял…

Пазл 35. Чужая

Апрель 1993 г.

Алексин

Инга Валерьевна сказала:

– Больше так не делай. Хорошо?

Я молча кивнула.

– Алина с тобой разговаривала?

Я снова кивнула, изо всех сил стараясь, чтобы Инга не заметила моих слез.

– А тетя Римма?

– Нет.

Мой голос дрожал. Предатель голос!..

Классная внимательно посмотрела на меня.

– А где ты была все это время? Ведь из дома ты уходила.

– Гуляла, – негнущимся языком ответила я.

Это ее заметно встревожило.

– Дело даже не в том, что ты пропускала уроки. С тобой могло что-нибудь случиться. Ты могла попасть в плохую компанию… К тебе никто не приставал?

Я ответила – нет. Инга посмотрела с сомнением.

– Ты такая скрытная. Не знаю, верить ли тебе. Извини, но теперь я буду за тобой следить. Мамы рядом нет, а школа ответственна…

При этих словах я ее почти возненавидела. Где она была раньше? Почему не заметила – и до сих пор не замечает, – что довело меня до прогулов и блужданий по улицам?!

Голос классной продолжал журчать:

– Ты и так много пропустила, и по неуважительной причине…

Я сжала губы. Молчала. Если бы с тобой сделали такое, ты бы сочла причину уважительной. Давай, воспитывай меня. Говори все положенные слова.

– Учиться-то мы не хотим, – вздохнула классная.

В душе моей нарастала горечь. Сказала бы я… Ох, как много могла бы я тебе сказать! Учеба никогда не была для меня предметом страданий, а вот твой дорогой класс…

– Но теперь-то я учусь, – сухо возразила я.

– Посмотрим, посмотрим… какие будут результаты.

Результат может быть только один: наперекор всему я выживу и уеду в Самару.

В конце школьного дня мы с Барыгиной оказались вдвоем на полутемной лестнице в раздевалку. Ларка шла впереди, я – сзади. Вдруг она круто обернулась ко мне:

– Попробуй еще раз вякнуть. Получишь. Последний раз предупреждаю.

Я сразу ожесточилась:

– Да что ты говоришь? И не подумаю. Не будет этого, слышишь?! Я не стану валяться у тебя в ножках, как все остальные.

Мечтаю контролировать свои эмоции, но пока мне это не удается.

Тут появилась Демина, и разговор прервался. Анжелка успела кое-что услышать. Но мне плевать. Пусть знают, как я к ним отношусь.

До меня долетел издевательский смех:

– Я ей сказала: «Последний раз предупреждаю…».

Щеки мои пылали. Я не сразу сумела попасть в рукава своей старенькой куртки. Уже осенью она была мне тесновата, а теперь и вовсе запястья торчат… К обиде примешивалась ненависть в такой степени, на какую прежде я не считала себя способной.

«Пусть Барыгина сильней меня, – думала я, терзая свой замок и хлястики. – Пусть она одолеет меня физически. Но духовно я ей никогда не подчинюсь. Пусть воображает себя хоть королевой мира, у нее не будет подданным один человек на земном шаре – я!».

Нисколько не пугала меня возможность драки. Схлестнуться с Ларкой я была готова. Так бы и вмазала в ее наглую физиономию!.. Только чтобы один на один. Если их будет много против меня одной – тут уж я не выдержу и обязательно разревусь. А больше всего на свете боюсь я дать им повод думать, будто они что-то для меня значат.

Барыгина, со своей стороны, всячески старается показать, что не считает меня за человека. Но я уверена: и я что-то для нее значу. Иначе бы она так меня не преследовала…

Делая вид, что завожу ручные часы, я отошла в сторону от школьных ступеней и укрылась за толстым стволом дерева. Там уже стояла Ершова, пытаясь раскурить свой жалкий бычок. Мы обе прятались от ветра и недобрых глаз.

Тощие спичечки в грязных Зойкиных пальцах все время ломались, и Ершова с досадой чертыхалась.

– Слышь, постой так, – сказала она. – А то задувает… У тебя жвачки нету?

– Нет, – ответила я.

По ступеням неторопливо сошла Барыгина в своих сапожках из натуральной кожи. Трофимова семенила справа, несла ее и свою сменку. Удальцова пристроилась слева, щебетала на всю улицу и льстиво смеялась. Зайчиков на ходу отпускал кому-то щелбаны… Главные шакалы расползлись. Я выждала минуту. Можно идти.