Струны

– Зачем ты не в той одежде?

– Луна, тебя не учили, что без стука заходить нельзя? – спросил мужчина, оборачиваясь. Луна уже переоделась и вновь смотрела на него из дверного проема.

– В какой я должен быть одежде?

– Где она?

– Я тебя не понимаю. Пойдем завтракать, ты же была голодная.

Еще раз зевнув в кулак, Дуглас прошел к девочке, положил ладонь на ее плечо и повел на кухню. Луна снова позавтракала без пререканий, быстро, но немного. Дугласа все больше поражало, что желудок девочки так легко принимает их еду. Когда Луна, держа двумя руками стакан с соком, допила его, зажмурив от удовольствия глаза, он сказал:

– Пообещай мне, что ты не будешь ни с кем разговаривать, когда я выведу тебя отсюда, ладно? Но пообещай – и исполни, а не как вчера с Мэтью.

– Мэтью.

Луна отставила стакан и вопросительно посмотрела на мужчину. И вдруг звонко рассмеялась. Дуглас узнал смех сирены. Чарующий, милый, такой звонкий и живой, будто с одуванчика сдули разом все былинки. Но это был слишком искренний смех для сирены.

– Ты ведь не совсем сирена, верно, Луна? Иначе ты не могла бы ходить.

Девочка перестала смеяться. И опустила взгляд. А после – вдруг встала со своего места и подошла к мужчине и положила ладони на его щеки, колючие из-за густой щетины.

– Она не про тебя рассказывала?

– Кто?

– Она, – Луна вгляделась в глаза Дугласа и, словно отыскав что-то, грустно вздохнула, отпустив его. – Нет. Это не совсем ты…

Дуглас вздохнул, так и не поняв, о чем говорила девочка. После завтрака он быстро убрал посуду, скидав грязные тарелки в раковину, намереваясь вымыть их позже. Когда они с Луной направились к двери, мужчина остановил девочку, положив ладонь ей на плечо.

– Ты можешь пообещать мне, что не будешь при них разговаривать?

Теперь уже Луна подняла на Дугласа непонимающий взгляд. Но после – заторможенно кивнула. Мужчина тоже кивнул своим мыслям и вздохнул.

Они вышли на улицу, причем Дугласу пришлось надеть на Луну старое пальто сына. То, конечно, едва ли ей подходило, но выбора не было: Дуглас не хотел, чтобы она замерзла. До участка они добрались на автобусе, хотя и пешком было бы недалеко, буквально пару остановок. Не хотелось утомлять Луну, которая и без того выходила очень много – накануне. Дуглас не знал этого наверняка, но догадывался, что у девочки был тяжелый день. Возможно, даже не один.

Луна с интересом оглядывалась по сторонам, уже не так испуганно, как раньше. Она держала Дугласа за руку, смотря на проходящих мимо людей, не понимая, почему они так на нее смотрят. Ее белые волосы у многих вызывали любопытство, сложно было представить, чтобы такой цвет был естественным. Пока Дуглас о чем-то говорил с офицером полиции, пытаясь максимально правдоподобно описать ситуацию, Луна стояла возле него, ловя на себе взгляды.

– Напишете заявление, девочка пока у вас останется, – сказал молодой человек, доставая из ящика какие-то бумаги. – Вот образец. И то лишь потому, что вы друг Мэта. Иначе не положено, все же, для этого есть специальные органы опеки.

– Спасибо.

Дуглас взял ручку и начал подписывать заявление. Он брал Луну под личную ответственность до того момента, пока не найдутся ее родители. Которые не найдутся никогда. Во всяком случае, не в этом мире. «Бедняга оказалась так далеко от дома. Есть ли у нее вообще кто-то?» Дуглас ощутил укол чувства жалости.

– Ну вот, готово. Теперь надо успеть вернуться домой, не хочу вести тебя в шк… Луна?

Луны рядом с ним не оказалось. Она стояла перед маленьким телевизором, припав к нему руками. Дуглас кашлянул, подошел к ней и осторожно отвел за плечо.

– Луна, идем, мало времени, – сказал он шепотом, чтобы слышала только она. Девочка еще смотрела на красочные картинки рекламы цирка, после отвернулась и ухватила Дугласа за руку. Они добрались обратно до дома. «Повезло, что все прошло так гладко. Никаких лишних вопросов. Все же, хорошо, что Мэт помог. Иначе мне бы не позволили оставить Луну у себя»

Они вернулись к дому, вход был в переулке, и пока Дуглас открывал дверь, сзади раздались шаги. Он подумал, что это соседи, и не придал этому значения. Пока не раздался короткий вскрик Луны. Мужчина резко обернулся. Позади него стоял один из местных отморозков, агрессивный торчок, которого уже несколько раз забирали в участок. Он держал возле себя девочку, приставив перочинный ножик к ее шее. Дуглас приподнял руку.

– Давай без резких движений, идет?

– Деньги гони.

– Видишь ли, я не взял с собой кошелек.

– Деньги!

– Молодой человек, если вы…

Но парень что-то рявкнул еще раз, Луна вздрогнула, но, как ни странно, особенного страха в ее глазах мужчина не увидел. Да и сам он едва ли выглядел, как жертва нападения.

– Луна, пожалуйста, закрой глаза.

Девочка удивленно посмотрела на Дугласа, торчок же просто не понял, что мужчина сказал. Девочка закрыла глаза. И через секунду раздался крик боли неудачливого нападавшего. Он резко отпустил Луну, выронив нож и схватившись за плечо, в которое на неуловимой скорости влетела метательная звезда. И будто этого было мало, его руку заломили за спину, а его самого вжали в пыльную и грязную стену переулка.

– Пожалуйста, оставайтесь по своим норам хотя бы днем. Все же, здесь живут пожилые люди. Прояви каплю уважения к их возрасту.

Говоря это, Дуглас продолжал сдавливать запястье торчка. И лишь когда тот закивал, он вынул метательную звезду, убрал ее обратно в карман пальто и прошел к Луне, положив ладонь на ее плечо.

– Можешь открывать глаза, пойдем.

Луна даже не обернулась на кривившегося от боли нападавшего и молча прошла вслед за Дугласом. Они вернулись в квартиру, мужчина провел девочку на кухню.

– Так… Я не должен сегодня сильно задержаться. Еды осталось не так много, в принципе, все, что найдешь в холодильнике – все съедобное и готовить не надо. Сыр, колбаса, хлеб… Салат какой-то. Молоко холодным не пей. Кипяченой воды целый чайник, из-под крана пить не вздумай. Хорошо? – Луна кивнула. – Я вернусь через несколько часов. Постарайся к этому времени не навредить себе, идет?

– Можно с тобой?

– Нет. Луна, просто отдыхай, тебе наверняка нужен сон, ты слишком рано встала сегодня. Если пойдешь в ванную – не наплескай на пол, не хватало затопить соседей.

Он видел, что Луна не понимала и половину того, что он говорит. Но взять ее с собой он никак не мог. Поэтому уходил он с тяжелым сердце. Он боялся не столько за квартиру, сколько за саму Луну. Современный мир, мир людей в принципе, был полон опасностей. Даже таких нелепых, как горячий чайник, микроволновка, холодильник… Перед уходом Дуглас отключил почти всю технику и все электроприборы, кроме холодильника, чтобы тот не разморозился.

В переулке он помог подняться так и корчившемуся от боли торчку и даже вызвал ему скорую, совершенно не боясь, что тот его сдаст – этого наркомана ловили не первый раз, и его бредням уже никто не верил.

В школу Дуглас прибыл незадолго до начала занятий. К счастью, он знал, что сегодня не пересечется с Майером, это не могло не радовать. Эндрю был значительно моложе него, он пользовался успехом в кругу преподавателей и преподавательниц благодаря своей театральной манере общения и обаятельной внешности. Дуглас редко бывал в учительской, даже несмотря на то, что у него не было личного кабинета. Учительская слишком часто становилась эпицентром сплетен, и, к сожалению, он зачастую был их предметом.

Безусловно, были те, кто уважал его и ценил, кто даже сочувствовал ему. Но были и те, кто его осуждал и смотрел на него, как на второй сорт. Хотя с тех пор прошло почти десять лет, память – вещь беспощадная. Светлая так быстро стирается. А темная так долго живет в умах людей. Ему не могли забыть, что он многим сорвал выпускную подготовку к экзаменам, просто перестав показываться на занятиях, пропуская их. Его трагедию приняли с должным пониманием и дали ему отгулы на неделю, чтобы все уладить и восстановиться. Однако когда он ушел в глубокую депрессию, сопровождавшуюся не менее глубоким запоем, его не поддержал почти никто. Семьи, с которыми они дружили до смерти жены и сына, лишь единожды приехали навестить его, но он уже был в таком состоянии, что возвращаться к нему никто не хотел. Родственников у него в этом мире не было. Все, что у него было – это его работа и его семья. Семьи не стало. И работу он вскоре потерял. Работу, которую обожал.

Он был директором этой школы. Вел историю старшим классам. Но родители старшеклассников написали на него жалобу – и Дугласа уволили. Он даже не сразу узнал об этом, лишь когда к нему пришел кто-то из профсостава, едва сообщив эту весть и удалившись. Дуглас упал на самое дно. Уже без алкоголя. Он не покидал квартиры, не заходил ни в спальню, ни в комнату сына. Его передвижения замыкались на круге гостиная-кухня-уборная. Изредка он выходил в ближайший магазин, чтобы купить еды. Но вскоре осознал, что на его карточке кончились деньги. Такая глупая мелочь мира людей, без которой невозможно выжить.

Тогда у него возникла эта мысль. Бросить все. Бросить эти попытки освоиться в мире людей, вернуться к своим корням. Он был Стражем этого мира. Стражем Перехода. Но какого черта? Он никогда не просил этой участи, никогда не хотел рождаться лишь для того, чтобы контролировать эту глупую дыру отрицательного давления. Зачем его забрали из того мира? Зачем бросили людям? Зачем от него отказались, разве не ужился бы он в мире охотников? Или хотя бы в мире демонов и вампиров? Он долго задавался этим вопросом. В определенный, самый тяжелый момент, Дуглас готов был забыть все – и броситься с головой в этот омут, пройти через Переход, вдохнуть воздух ТОГО мира, в котором он был рожден. Где он вырос. Где его воспитали. Но что-то остановило его в последний момент. Будто чья-то рука удержала его от этого поступка. Ту ночь Дуглас провел возле Перехода, круша помещение и не понимая, что творит. А на следующий день он вернулся в школу.

Ему пришлось просить. В том числе – просить нового директора позволить ему преподавать. Дугласу крайне повезло, их историк уходила в декретный отпуск, а впоследствии и вовсе отказалась от должности. И Дугласу поручили младшие классы. Сначала было тяжело, он привык к более взрослой аудитории. Но даже эта, казалось бы, трудность обратилась для него настоящим спасением. Дети источали такой свет, проявляли такой неподдельный интерес, что мужчина оживал с каждым занятием. Они лечили его. И он старался задерживаться в школе допоздна. Из-за отсутствия своего кабинета он всегда носил минимум личных вещей с собой, а после занятий зачастую уходил в библиотеку.

Сложнее было вернуть расположение коллектива. Особенно после того, как одна из преподавательниц, узнав, что он овдовел, начала выказывать ему знаки внимания. И то, как сухо он повел себя с ней, настроило почти всю женскую часть коллектива против него. К счастью, была и новая кровь, были лаборанты, некоторые из которых знали Дугласа еще с тех пор, когда он был директором и преподавал у них. Одним из таких был Мэтью. И его появление, особенно в качестве лаборанта Майера, было настоящей отдушиной для Дугласа.

Вот и теперь мужчина намеревался пообщаться с ним, когда тот пришел бы к своей смене, после второй пары. Уже собирая тетради у учеников, Дуглас обернулся к одному из мальчишек, который сказал: