Не прикасайся!

Секунда свободного полета – и коленка мягко сгибается от приземления. Оно идеально: я не вбиваюсь в лед, а скольжу, откатываясь назад, захожу в кантилевер – и снова на разгон, к очередной высоте.

В отражении в стекле комментаторской будки вижу себя в простом белом платье, сверкающим под софитами. Идеальном платье, которого у меня никогда не было.

Алекс

Настя… Настасья. Анастасия. Почему это имя вертится в голове, хоть я и должен думать о работе?

Она не была выдающейся фигуристкой, не обладала феноменальными талантами, но запоминалась, западала в душу, заражала всех энергией и демонстрировала спортивный характер. Ей хотелось платье от Сатоми Ито, программу от Ше-Линн Бурн, показательный номер с реквизитом, произвольную программу под тему из “Гарри Поттера”. У нее были фигурнокатательные мечты, а потом они разбились. Осколки сверкают на солнце, слепят глаза и никак не дают забыть о встрече с ней на катке. О растерянности, трогательного страха. Мне хочется снять с нее очки, увидеть глаза, смотрящие в одну точку. Сам не знаю, почему хочу поймать рассеянный слепой взгляд.

Знаю, что нельзя, что сердце снова совершит кульбит, но все равно хочу.

– Тук-тук. Занят? Я принесла кофе.

Надя. Очень похоже на Настю, но на самом деле это две совершенно разные вселенные.

– Привет. Я принесла белый флаг. Давай мириться, Крестовский.

Честно ли хотеть бывшую ученицу? А слепую бывшую ученицу? А честно ли продолжать трахать Надю, зная, что она рассчитывает на большее, а думать о другой? Вопросы риторические, а ответы на них меняются каждую секунду.

– Саш, ну я вспылила. Ну, прости.

Надя заходит мне за спину, обнимает, а рыжие локоны падают на светлую рубашку. Горячие губы мелкими поцелуями покрывают шею.

– Пойми меня. Это было неприятно.

– Я понимаю.

– Но злишься. Не злись… я пришла мириться. Я пришла о-о-очень медленно мириться… с чувством… с толком… с расстановкой.

Ее пальчики скользят по моей груди, расстегивая пуговички рубашки, пробираясь к обнаженной коже. Но я перехватываю руки Нади.

– Надо поговорить. Я подумал о том, что ты говорила. Что у нас нет развития отношений, что мы топчемся на месте.

Она садится напротив и сияет, а мне становится тошно. Надежды Нади виднеются в ее глазах, но все дело в том, что за годы отношений я не рассматривал ее в качестве жены ни разу, а она, похоже, считала кольцо и мою фамилию делом времени.

– Надь, когда мы с тобой начали спать, мы оба были погружены в работу. Не имели времени на отношения и имели друг друга.

– Да, но прошло столько лет! Группа работает, штаб готов подменить тебя в любой момент. Я устала жить на два дома, устала выходить от тебя и возвращаться в пустую квартиру. Я люблю тебя, Саш…

– Я не планирую жениться, – припечатываю ее, и краска сходит с Надиного лица. – Не планировал, когда встретил тебя и не планирую сейчас. Извини. Если ты рассчитывала на что-то большее… боюсь, ты ошибалась. Я женат на работе.

– Да, – невесело усмехается она. – И думаешь о Насте.

– Ну вот, а говорила, что пришла мириться. Дело не в Насте. А в том, что мне не нужна семья. Не нужны отношения. И я не испытываю к тебе ничего, кроме уважения к профессионализму и желания к красивой женщине. Прости, Надь, я не тот человек, который будет играть в идеального мужа.

– Скотина ты, Алекс.

– Я с тобой честен, Надя.

Ее губы искривляются в грустной усмешке.

– Нет. Не честен. Но к черту. К черту тебя, к черту отношения, к черту “Элит”. Я увольняюсь.

Ну вот. Теперь я попал еще и на пресс-менеджера. Лишился любовницы, сотрудницы. И все из-за маленькой глупенькой Насти. Которая засела в мыслях, не выходит из головы, поселилась во сне и фантазиях.

Проклятая Настя.

– А я думал, ты выше того, чтобы отношения влияли на работу.

– Иди ты в задницу, Крестовский.

Ее реплика совпадает с открывшейся дверью и светленькой головкой Риты, заглядывающей в кабинет.

– Александр Олегович, там Никольская пришла. Через десять минут ее время.

– Проводи к арене, как переобуется, я сейчас подойду.

Надя невесело смеется.

– А вот и Настя, да?

– Надь, в чем проблема? Мне показалось, разговор окончен.

– У меня нет никаких проблем, – улыбается она. – А вот у тебя появятся.

Обиженная женщина – самое страшное существо на свете. И я понимаю, что Надя ждет от меня действий, раскаяния, попыток ее вернуть, но в то же время осознаю, что не чувствую ровным счетом ничего. Она уйдет – и ничего не изменится, разве что появятся сложности с работой пресс-центра и придется проводить собеседования, но не более. Секс можно найти без особых усилий, а какие-то чувства – совсем не то, что меня сейчас интересует.

Настя, Настя, Настя… пора заняться дополнительными обязанностями. Понятия не имею, как буду тренировать слепую девчонку. Как вообще можно было поставить меня ее тренером? Я не умею быть мягким, не умею щадить чужие чувства. И уж точно не способен восторгаться кривовато исполненными «фонариками». А еще надо как-то обучить Риту. Н-да, задачка.

Стараюсь не думать о Никольской, как о девушке. Вспоминаю мелкую девчонку, путающуюся под ногами, школьницу, лишенную женского очарования. С Гавриловой это работает, в какую бы красотку не выросла Света, как бы ни мечтала перевести отношения с тренером на новый уровень, избавиться от мысли, что ставил ей в дневник двойки, не выходит. Даже несмотря на то, что это были всего лишь оценки за тренировки. Если действовать так с Никольской, то…

Нихрена не сработает. Четыре года, проведенные вдали от нее разделили Настасью на двух разных девушек. Одна – та сама школьница, ученица, девочка, сошедшая с дистанции. И вторая, вот эта вот гибкая, стройная, практически идеальная девушка с охрененной задницей и… каким-то мужиком.

Рита растерянно смотрит на меня, а в это время какой-то парень помогает Настасье снять чехлы с лезвий.

– Стоять! – командую я.

Никольская вздрагивает и оборачивается на звук. На ней облегающий бордовый костюм, тонкие черные перчатки. И очки, при виде которых мне становится неуютно. Я вдруг ловлю себя на мысли, что хочу увидеть ее глаза. Какого они цвета?

– Это еще кто?

– Никита, – натянуто улыбается Настя. – Он со мной.

– С чего вдруг?

– У меня оплачена аренда катка. Я могу позвать друга.

– Работа тренера оплачена для тебя. Этот, – киваю на парня, – может подождать на трибуне.