Небо над степью разверзлось. Ветер, до этой лирны лениво трепавший сизые волокна ковыля, взбунтовался, ударил с неистовой силой. Хромоножка упала на землю, прямо на холмик, под которым нашел свое последнее пристанище ее любимый брат. Две седмицы назад шальная стрела, прилетевшая, будто бы из ниоткуда, оборвала жизнь молодого орка. С той поры что-то сломалось внутри Торины, она не чувствовала себя живой. Да как иначе? Если единственный, кто был ей дорог и кто любил ее, ушел к Зесту. Отец давно отказался от нее, прочие… как и раньше не замечали, она унылой тенью следовала между костров. Орки точили оружие, разговаривали, посмеивались. Их женщины готовили еду в огромных котлах, и никто не видел дочь вождя, как будто она умерла вместе с братом.
И нынче единственным местом, где Хромоножка чувствовала себя счастливой, был могильный холм. Ни таблички, ни столбика, совсем скоро ветры и дождевые струи сровняют его с землей. Через два, может три дня, орки отправятся в дорогу. Нужно двигаться к горам, чтобы пережить зиму. Возьмут ли ее с собой? Хочет ли она? Торина и сама не ведала.
– Что же такое, девонька? – старуха, которая остается, потому что более не нужна племени, подошла к Хромоножке.
Она подняла девушку с земли и, кряхтя, потянула к одинокому рваному шатру на окраине. Ее оставят одну, это последняя осень старухи. А седмицу назад сюда приковыляла Торина. Ей стало невыносимо в племени. Отец, хоть и не произносил вслух, чурался ее и обрадовался, узнав, что ушла к старухе. Принес два узла с нехитрыми пожитками и ушел.
– Давай иди, – слышала девушка и не понимала, почему должна переставлять ноги, если хочет остаться с братом.
В шатре Хромоножка, как в бреду, заговорила, выразила все, что беспокоило. Старуха, которой в сущности все равно нечем было заняться, погладила девушку по голове и сокрушенно сказала:
– А как иначе? Чего слезы льешь на могилке, и без того ливни топят ее! А тут еще ты! Думаешь, вода поднимет Тогра из могилы, вернет к жизни?
Торина глянула с надеждой, и старуха замахала на нее руками:
– Что ты удумала, скудоумная! Слезы не помогут!
– А кто поможет? – отчаяние, как ядовитая гадина, опутывала сердце девушки, дурманила ее разум, делала беспомощной.
– Зест! – старухе надоело болтать, и она выдала единственное, что знала наверняка, и отошла к вороху тряпья. Там хранилась темная, грязная, глиняная бутыль. Внутри что-то плескалось.
Когда старуха вытащила пробку, по шатру разнесся резкий аромат.
– На травах, – одобрительно кивнула она и вернулась к Хромоножке. – На вот, выпей, авось, не заболеешь! А зиму как-никак вместе веселее коротать! – старуха уже и забыла, что собиралась помереть этой осенью, решила, что протянет до весны, а там уйдет вместе с талым снегом в землю.
Торина, не сопротивляясь, сделала пару глотков, закашлялась – напиток оказался горьким и обжигающим, а затем без сил опустилась на рваное одеяло, чтобы забыться сном. Теперь только в нем она была вместе с Тогром. Брат беззаботно смеялся, шутил, порой грубо, по сложившейся привычке, но неизменно был рядом, защищал и заботился. Как за малюткой ходил, объяснял, помогал. И они снова носились по степи, обгоняя ветер.
Едва ночь отступила, а рассвет распахнул над степью серые, пасмурные крылья, Хромоножка очнулась. В голове билась мысль: «Я должна найти Верита. Он служит Зесту!»
Торина вскочила, бормоча, как молитву, имя некроманта, и растрепанная в испачканном платье кинулась к отцу. Он, измученный ее рыданиями, милостиво позволил взять старую кобылу, которую все равно следовало отправить на убой, а так… пусть дитя потешится!
Девушка была рада и этой подачке от отца, она, привычная к скачкам, взгромоздилась на лошадь и ударила пятками ее бока. От удивления, что кто-то еще мнит ее молодой и сильной, кобыла вынесла Торину за пределы лагеря, а дальше едва поплелась – выдохлась. Хромоножка словно бы и не заметила – в ее голове звучали два имени – Зест и Верит, об остальном она не озаботилась.
***
Даэль, совсем не по-эльфийски проклиная непогоду, обрушившуюся на беглянок по другую сторону границы, указала Мирисиниэль на разлапистую ель, предлагая переждать холодный осенний ливень. Мири, привыкшая к иным условиям, молчаливо кивнула и почти сползла с лошади в грязь. Даэль успела подхватить свою спутницу и помогла ей добраться до укрытия, а затем позаботилась о животных. Мирисиниэль без сил прислонилась к шероховатому стволу и перевела дыхание.
– Погодка, что надо! – хмыкнула вернувшаяся спутница. – И это еще цветочки!
– Мне известно, какие морозы царят по эту сторону границы, – вежливо высказала Мири.
– Именно поэтому, нам нужно поспешить, – Даэль позволила себе сделать намек, внимательным взором изучая хрупкую фигуру девушки. Иллюзионистка была должницей Галидара и, когда он обратился к ней с необычной просьбой, не смогла отказать. Авантюры, особенно такие безумные, она любила. – А еще, – спустя несколько ирн добавила она, – за вами отправят погоню.
Мирисиниэль встрепенулась:
– И что делать?
– Переждать ливень. Известное дело, что искать вас станут ближе к замку номийского князя.
– Но Галидар… – девушка встревожилась не на шутку, и Даэль поспешила заверить:
– Он предполагал такой вариант развития событий и поделился своими соображениями со мной.
– Почему? – по свойственному ей простодушию Мири не смогла объяснить молчание стража.
– Как бывалый воин, Галидар постарался предусмотреть все возможные варианты, – иллюзионистка была осторожна в своих высказываниях.
– И отправил со мной вас? Для чего? – молодая эльфийка не могла сдержать волнение.
Ее старшая соотечественница сделала вид, что не заметила ошибку. Известно, эльфы должны всегда и во всем сохранять хладнокровие.
– Что вы, моя госпожа, не попали в беду, – ответила иллюзионистка, не взглянув на девушку, и занялась делами насущными.
Мири в полной мере оценила предусмотрительность Галидара. Оказывается, как много знал страж! Вот, что бы она делала в эту лирну одинокая и напуганная, если бы не Даэль? И подумать страшно, но необходимо!
Когда небольшой костерок запылал, а чайничек закипел, Мирисиниэль – сестра самого Владыки Сверкающего Дола – ощутила благословенное тепло и только в этот миг осознала, как замерзла.
– Путь наш долог, поэтому поспите немного, госпожа, – сказала иллюзионистка, – а я посижу, – и улыбнулась, – надо же кому-то из нас сберечь огонь.
Мири могла бы возмутиться, но ни сил, ни желания не было. Она развернула плащ и улеглась прямо на размокшую землю. Над головой сквозь ветви вековой ели плыли серые облака, орошающие землю миллионами ледяных капель.
– Да как… – прелестная светловолосая девушка в воздушном платье нежно-розового цвета задохнулась от возмущения, но после договорила, – как она могла? Нет, как она посмела? – топнула ножкой, обутой в светлую туфельку на высоком каблуке и посмотрела на братьев. – Сделайте что-нибудь?! – ее негодованию не было предела.
Темноволосый молодой мужчина и бровью не повел, рассматривая высокий сводчатый потолок зала, в котором они находились. Его рыжеволосый близнец пожал плечами и обратился к сестре:
– Лу, в самом деле? Что мы можем сделать?
– Вмешаться и вернуть беглянку домой! – изящный указательный палец уперся в его грудь. – Вот ты, Фрест, – бог огня – устрой грозу, да такую, чтобы противная эльфийка сама домой вернулась!
Фрест мгновенно придумал оправдание:
– Время летних гроз миновало – осень на Омуре! – и отошел на всякий случай.
Милая сестренка превращалась в грозную бестию, если ее желания не исполнялись.
– Ла-адно! – капризно протянула Луана и перевела раздраженный взор на второго брата. – А ты, Зест, – бог подземного мира – расколи землю под ее ногами, пусть провалиться в твои объятия! Небось, сходу домой попросится!
– И что мне за это будет? – темноволосый творец постарался извлечь выгоду.
– Моя вечная благодарность! – сжимая зубы, бросила Луана.
– Не заинтересовала! – хмыкнул он и исчез, избегая дальнейшего спора, который непременно перейдет в слезы и рыдания.
– Вот… – буркнул Фрест, провожая брата раздосадованным взглядом, и заискивающе улыбнулся сестре. – И мне, пожалуй, пора. Дела, – развел руками и выпрыгнул в окно, растворившись в свете закатного солнца.
– Гады! – прошипела Луана, выдохнула и решительно сжала кулаки. – Что же, если помощи ждать неоткуда – все сделаю сама! – развернулась, так что взметнулся подол легкого платья, и направилась в нужную сторону.
В светловолосой голове уже зрел коварный план.