Мелодия одержимости

– Куда пошли? – переспросила я.

– Я помогу тебе с математикой и пойду. Уже слишком поздно, – он помедлил какое-то время, затем встал и стремительно вышел из моего зала.

Я выключила свет и обернулась в коридоре. Столкнулась с массивной фигурой мужчины. Мы оказались слишком близко друг к другу. Адлер сразу отошел на несколько шагов. Шарахнулся от меня, как от чумной. Я не понимала изменения, произошедшие в нем. То он сам придвигался за столом, то отскакивает на метр при нашем сближении. Я не стала анализировать его поведение. Да и в четырнадцать лет я вряд ли поняла б, какие эмоции и желания пробудила во взрослом мужчине. Поэтому я пошла в свою комнату, а он послушно потопал за мной.

«Хорошо, что я застелила кровать перед выходом», – подумала я, открывая вторую тайную комнату в мой мир перед посторонним человеком. Я вошла в свою спальню и подошла к письменному столу.

Адлер вошел следом и начал с интересом осматривать внутреннее убранство моей комнаты. Потрогал мягкие игрушки на полке. Коснулся моей пижамы с кисками, сложенной в углу на кровати. Осмотрел каждый постер, прикрепленный над кроватью. Глядя на Кэти Перри, улыбнулся. Подошел к шкафу с книгами, изучил содержание.

Мне не нравилось, что он так бесцеремонно и нагло впитывал мой мир. Буквально касался каждой детали, характеризующей меня. Создавал в уме цельный образ моего внутреннего мира. Я никому, кроме родителей и Марины, не разрешала входить в мою комнату. А уж трогать вещи и подавно. Но и сказать что-то против была не в силах. Словно онемела от его дерзости.

Адлер осмотрел створки шкафа, обклеенные наклейками еще с детства. Тут были и «Симпсоны», и фото героев «Моста в Террабитию», и уроки макияжа и контуринга, которые я распечатывала и расклеивала на шкаф перед конкурсом, чтоб самостоятельно сделать идеальный макияж.

– Досмотр окончен? Может, приступим к урокам? Ты ведь сам сказал, что уже поздно, – откашлявшись, наконец, вымолвила я.

Адлер обернулся ко мне и кивнул. Я пододвинула стул к моему письменному столу. Сама уселась на свой офисный. Адлер послушно сел на предложенное место рядом. Я включила настольную лампу и достала из рюкзака задания по алгебре и геометрии.

– Тут же все на русском. Ты ничего не поймешь в книге, – осенило меня. Но немец снова усмехнулся моей наивности. Открыл задание на закладке и быстро пробежался глазами.

– И ты это не понимаешь? – удивленно проговорил он. Глянув на мой растерянный вид, пробормотал: – Детский сад, честное слово!

– Ну, знаешь, я в девятом классе. Понятно, что ты давно прошел этот материал. А у нас скоро экзамен, между прочим, – уныло вспомнила я.

– Тут решение согласно теореме Виета. Еще нужно использовать формулы сокращенного умножения. Вот, смотри, – Адлер взял чистый лист и быстро переписал пример. – Нам нужно преобразовать выражение. Давай же, девочка-космос, вспомни теорему Виета.

Он внимательно посмотрел на меня. Его уверенное лицо так близко. Я могла рассмотреть, как светлые волоски на бровях и ресницах блестят в свете лампы. Будто солнечные лучи пропускают и отбрасывают длинные тени под небесные глаза блондина…

– О чем ты думаешь? – вдруг грубо спросил Адлер. Я покраснела и уставилась в тетрадь.

– Женя, ты хоть какие-то теоремы знаешь? – спросил, наконец, мой учитель.

Мне было стыдно признать, но для меня вся эта математика была темным лесом, и я сейчас искренне восхищалась знаниями Адлера. Даже взглянула на него иначе.

– Я могу тебе спеть песню про числа, – неловко пошутила я.

Немец откинулся на спинку стула и отодвинул тетрадь и книгу с заданием от себя подальше.

– Тогда ты не нуждаешься в моей помощи. Тебе невозможно помочь за один вечер. Я должен прогнать с тобой программу с первого класса, с таблицы умножения. Хотя, могу поспорить, ты и ее не знаешь, – саркастически добавил немец.

Мне стало очень стыдно и обидно. Я резко встала со стула. И чтоб скрыть слезы, задрожавшие в глазах, быстро отчеканила:

– Я честно призналась, что ничего не понимаю. У меня творческий склад ума, и я не претендую на звание магистра высшей математики. От тебя требовалось просто решить этот чертов пример, чтоб я его переписала. Но ты считаешь: лучше самоутверждаться за счет моего унижения. Браво, Адлер. Проваливай из моей комнаты. И я не хочу дружить с тобой, – последнее я добавила аж дрожа.

Верзила подался вперед. Долго всматривался в мое лицо, затем пододвинул обратно тетрадь и, не глядя в книгу, быстро расписал все решение.

– Ответ единица, – ответил он и встал.

Развернулся ко мне своей огромной спиной, закрыв все пространство в комнате. Я испытывала снова противоречивые чувства. Хотелось остановить его, извиниться, и в то же время скорее прогнать наглого и высокомерного немца, который считает себя умнее и лучше других.

Я промолчала, а он вышел из комнаты. Просто ушел, пропитав все мое личное пространство своими умопомрачительными духами и запахом своей безграничной силы. Я смогла выдохнуть только когда дверь внизу хлопнула.

Когда я ложилась спать, вспомнила и прокрутила весь вечер, проведенный с немцем. Почему-то стало очень тоскливо и грустно. Тем более, что я сказала ему, будто не хочу дружить с ним. Не смогла сдержаться и расплакалась. Уснула, еще продолжая всхлипывать, вспоминая кристально чистые холодные глаза, выворачивающие душу наизнанку.

– Женька, привет. Во сколько будешь выходить? Мы с Никитой заедем за тобой, – щебетала Маринка на экране ноута.

Я подперла голову руками и длинные кудряшки засыпали мои щеки и прикрыли глаза.

– Привет, я не хочу сегодня никуда идти, – глухо проговорила я. Впервые мое сумасбродство не доставляло радости.

Целый день я бродила, как сама не своя. Только и думала, как бы найти предлог, чтоб сходить к Леннону. Я чувствовала, что обидела его. Он ведь сказал всю правду, что я ничего не соображаю. Даже в школе еле высидела все уроки, разрисовывая тетрадку нотами грустных песен. На геометрии учитель, как всегда, делал вид, что не замечает меня. Давно уяснил, что меня бесполезно позорить перед классом.

Хорошо было на Новогодних каникулах. Никаких заданий и скучных предметов. Только тренировки. Вот только и Елена Георгиевна осталась сегодня недовольна мной. Я все время фальшивила и завывала, как раненная волчица. Она даже не выдержала до конца и ушла чуть раньше. Она решила, что у меня переходный возраст и не наседала сильно, за что я была ей благодарна.

– Жека, ты что?! Не выдумывай. Пошли, мы ж ненадолго. Уйдем до двенадцати. Не подводи, подруга. Ты же знаешь, я без тебя не пойду. А я очень хочу увидеть Данила. Ну же, вспомни, какой он красавчик, – восторженно потянула подруга.

Я уронила голову на стол. Я и забыла о Подольском, впервые с тех пор, как увидела его год назад.

– Ладно, к десяти вылезу в окно. Ждите, как всегда, чуть дальше ворот, чтоб папа не заметил машину, – устало выдохнула я.

– Ты платье стащила? – напомнила мне Маринка.

– Конечно, не переживай, – соврала я. Еще и платье надо незаметно вынести из маминой комнаты.

– Отлично. Ровно в десять будем справа от забора ждать. Все, до встречи, – улыбнулась подруга.

Когда ты самая младшая в компании, то свое мнение отстоять нереально. Ведь, если Марина обидится или Никита перестанет брать нас с собой на взрослые дискотеки, то мне останется только скучать в одиночестве и жить одними тренировками.

Превозмогая лень и отсутствие желания собираться, я таки прокралась в мамину комнату и стащила из шкафа черное облегающее платье в пайетках. Оно было с длинными рукавами и острыми плечами. Сверху полностью закрытое, но очень короткое. Пришлось прихватить у мамы колготы, а под низ надеть спортивный лифчик с поролоновыми подушками. Так появлялись хоть какие-то очертания груди.

По семейной традиции, родители постучались в девять. Пожелали спокойной ночи и пошли к себе в комнату отдыхать. Не заметили, что я накрыта по шею и скрываю платье. Я надела капроновые колготы и бархатные балетки. На каблуке у меня только танцевальные босоножки. Но в них зимой даже смешно выходить. А мамина обувь для меня на два размера больше, можно легко сломать шею.

Я наложила на скулы румяна и прошлась хайлайтером по щекам. Чуть подкрасила губы розовым блеском. Волосы завязала в высокий тугой хвост. Достала пуховик и шапку из-под кровати. Довольная собой и немного возбужденная, я ловко вылезла в окно и спустилась по карнизу вниз. Он обледенел на морозе, и я чуть не сорвалась на пол. Но вовремя перехватила руки и смогла спуститься без травм.

Побежала что есть мочи по ледяному морозу к машине друзей. Они моргнули фарами, давая понять, что ждут. Перед самым носом Маринка открыла сзади дверь, впуская меня. Мы уселись вместе на заднем сиденье. Впереди сидел Никита с другом Тимуром. Полненьким юмористом, одного с ним возраста. Им уже исполнилось по восемнадцать, и они чувствовали себя очень крутыми и взрослыми. Я им всем добродушно завидовала. Так хотелось быть уже старше…

– Так, а что ты им сказал? – смеялся Никита. Парни вскользь поздоровались со мной, а когда мы поехали, принялись обсуждать прерванный разговор.

– Я притворился старой бабкой. Сказал, что внук сбежал из дома, и я не знаю, где его искать, – и они громко заржали. В машине воняло пивом и сигаретами.

Маринка достала из пачки тонкую сигарету. Подкурила и протянула мне. Я сделала пару затяжек и передала вперед Тимуру.

– О чем это они? – спросила я подругу так, чтоб поддержать разговор. Мне вообще-то было все равно, что они обсуждали без меня.

– К Тиму опять приходили из военкомата. Он же прячется от армии, вот и притворился бабулей, чтоб не открывать им дверь, – пояснила подруга.

– Понятно. Мне кажется, ему пошла бы армия на пользу. Кстати, Никита тоже прячется или решил отслужить? – добавила я.

– Не. Папа купил ему уже белый билет. Куда ему в армию с его заскоками и чувством справедливости?! Только и будет, что отхватывать там за свой длинный язык, – пояснила подруга.