– Удобная. Дашь еще поносить? – прошептала и прикрыла глаза, когда он стащил ее с меня.
– Не дам. – Он взялся за молнию джинсов, но уже не с таким голодом и злостью. Сел на мой стул и притянул меня к себе, спуская штаны до самого низа. Я послушно переступила их. Белье было влажным после первого раза, и прохладный воздух неприятно лизнул узкую полоску кружева между ног, но Давид избавился и от него, оставив меня голой.
– И дальше что? Мыть полы? – шепнула я, дрожа, но упрямо усмехаясь: – Сосать?
– Пожалуй, второе заставило бы тебя замолчать надежней, – нахмурился он, глядя на меня снизу так, что и правда захотелось опуститься перед ним на колени и унизиться до конца. Но он унизил гораздо эффектней: – От тебя прет чужим мужиком. Кто он?
– А я разве не сказала? – наиграно удивилась, одновременно пытаясь сглотнуть унижение. – Я замуж выхожу. Маменька все устроила. Ты бы его видел! Красавец, богат, известен…
Дослушивать он не стал. Поднялся рывком, сцапал снова за шею и повел перед собой в сторону ванной, вынуждая встать на носочки. Там заставил опуститься на колени на коврике, злобно рыча:
– Еще одно слово – наложу обет молчания. Сможешь только стонать и кричать.
Я сжалась в комок, пока он раздевался и включал воду. Послушно встала, когда подхватил под руку, а потом и на руки. Короткие мгновения в его руках быстро сменились на холод кафеля и мощный поток воды, в который он меня втолкнул. Я отплевывалась, упираясь лбом в стекло, пока озверевший ведьмак натирал меня мочалкой до боли.
– Больно! – хрипло выдохнула на его нажим между лопаток, нарушая запрет.
Давид смягчил гнев, но следом напугал, рывком отдирая меня от стекла и прижимая к себе. Руки заскользили по коже быстро, жадно, подчиняюще. Мочалка исчезла, и его ладонь легла на голую грудь, сжимая и задевая кончиками пальцев чувствительные вершинки. Вторую руку он убрал от горла и по-хозяйски запустил между ног, вынуждая дернуться и сильней вжаться в его бедра. Я едва успела выставить руки и упереться в стенку, прежде чем он вошел в меня, и ноги подкосились.
Я искала его в других мужчинах. Сначала. Безжалостно игралась с чужими чувствами, не подпуская никого ближе, чем был он. Никто не мог с ним сравниться. Меня не устраивал ни голос, ни запах, ни чужой взгляд. Чертов оборотень не просто залез под кожу… Он сделал со мной что-то, что обезоружило, выбило почву из-под ног…
Ладно, он меня выбрал, и не может по-другому. Но я? Как это все произошло со мной? И теперь меня рвало от противоречий. Хотелось брать то, что никогда не было и не будет моим. Бежать и снова сдаваться, сопротивляясь до последнего…
Я впивалась пальцами в холодный кафель, пытаясь хоть немного зацепиться за реальность, но выходило плохо. Давид сводил с ума каждым движением. Не жалел, жестко ударяясь своими бедрами о мои и двигался все быстрее. Острые капли лупили нещадно по коже, играли реквием на позвонках и обжигали чувствительные ягодицы, обостряя ощущения до предела. Я сжималась внутри, насколько могла, чтобы сдержать напор мужчины, но он лишь с упоением вжимался в шею жесткими губами, вынуждая каждую минуту ожидать укуса. И я была бы рада, если бы уже укусил… но он изматывал ожиданием и заводил все сильнее.
– Не надо, – прошептала в отчаянии, но слова поглотил шелест воды. – Пожалуйста… Пожалуйста…
…не останавливайся.
Его жесткие пальцы и рычание поставили точку в его удовольствии и мои нервы на дыбы. Я попыталась рвануться из его рук, но он только сильнее вжал в себя, едва не задушив.
– Никогда так не делай, – зарычал на ухо, ослабляя пальцы на горле, но следом нежно огладил и прижал к себе, замирая.
А до меня дошло, что мне все время хочется сделать – вывести его за грань, чтобы он натворил столько же непоправимого, сколько и я…
Глава 2
Никогда раньше не испытывал такого удовольствия…
Расслабление катилось горячей волной по телу, наполняя тяжестью каждую мышцу. Вода размеренно шелестела на фоне быстрого дыхания женщины в моих руках. Зверь сыто ворочался в груди, но доволен раскладом не был. Он знал, что у нее могли быть мужчины уже после того, как она стала избранной. И хотел за это убить.
А еще он знал, что она защищена сейчас противозачаточным имплантом. Я нашел его у нее под лопаткой – едва заметный шрам и бугорок на коже. Оставалось надеяться, что Слава не истреплет мне нервы настолько, что я не смогу и дальше ограничивать своего зверя в действии.
Она выпрашивает прощения противоположным способом. Вынуждает зверя во мне срываться. Да и человек тоже на грани… Боль у нее внутри настолько велика, что ведьма подсознательно делает все, чтобы себе помочь… как может. А я настолько зол, что не могу пока принять ее со всем, что она набегала за этот год.
– Ну и как, сравнила? – притянул ее к себе за горло, поднимая ее лицо к струям воды. Она открыла рот, чтобы не захлебнуться, а мне и не нужен был ее ответ. Злость била по рукам, и они дрожали от напряжения. – Я лучше?
– Ты неподражаем, – усмехнулась она зло и закашлялась, хватая воздух.
Я последний раз вжался в нее, пытаясь совладать с неуемным голодом. Плохо, что во время секса я теряю контроль… Я вообще с ней терял его постоянно. Но так нельзя. Должен кто-то из нас оставаться в себе, иначе все кончится быстро и плохо.
Я вытянул Славу из душа и поставил на коврик. Пока доставал полотенца, она закрутила мокрые волосы на макушке – жест машинальный, привычный, но до боли выдрессированный. Не замечал его раньше. Или не придал значения.
– Тебя мама мыла в детстве? – накинул ей на плечи полотенце. – Грозила волосы обрезать, что ли?
Ведьма глянула на меня растерянно – не успела спрятать эмоции за усмешкой.
– Всех мамы в детстве мыли, – передернула она плечами.
– Но только твоя грозилась побрить налысо, – утвердительно заявил я. – Если что?
– Ничего, – съежилась она в полотенце, становясь маленькой и уязвимой.
– Если что, Слава? – раздраженно потребовал, заглядывая ей в глаза. – Давай вломи ее. Ты уже все сделала для нее, что могла. Она, видимо, тоже.
– Если мешать будут, – процедила ведьма, хмурясь. – В глаза лезть. Или облеплять после ванной спину и не давать ей меня вытирать. Она терла тогда вместе с волосами.
– Смотрю, любила тебя до боли, – покачал я головой.
– Я сама виновата. Надо было остричь, но я назло ей носила волосы до задницы, чтобы раздражали ее сильнее…
– Зато чувства она хоть какие-то проявляла, да?
– Ты что, лечить меня собрался?
И на ее губах снова расцвела усмешка, обесценивающая ее чувства и эмоции.
– Да, я хочу тебе помочь. Ты мне нужна. – И я распустил осторожно ее волосы, которые она собрала в пучок, и распределил по спине. – Чаю?
Слава тяжело сглотнула, часто дыша, а я посторонился, кивая ей на выход. Но она не двинулась с места:
– Можно мне тут уединиться? – заморгала часто.
– Можно.
Не хотелось оставлять ее одну, но варианта не было. Я вернулся в кухню и занял руки приготовлением новой чашки чая для нее. За окном уже светало, но вряд ли кто-то из нас способен сегодня уснуть.
Слава вскоре вышла из ванной. Волосы расчесаны и распущены, а на коже россыпью расцвели следы от моих зубов и пальцев. Шея, плечи… если содрать полотенце, там окажется целая дорожная карта с кульминацией на ягодицах. Ну что поделать… Могло быть гораздо хуже.
– Меня тебе не оставят, Давид, – холодно заявила, усаживаясь на стул. – Утром ко мне припрется мать с персоналом для подготовки меня к пышной свадьбе… Поэтому, если хочешь еще – можем успеть пару раз…
– Так свадьба сегодня? – обернулся я от чайника.
Удивила. Я подхватил чашку и поставил перед ней вместе с кумкватом.
– Сахара дай. И чай хочу черный.
– Не наглей.