– А то ты ее не знаешь. – Хотел усмехнуться, но вдруг понял, что устал. И чай не помогает. – А подруга у тебя занятная…
– Я не в том возрасте, чтобы папочка меня журил за неправильных друзей…
Я не стал говорить, что ведет она себя так, будто в том самом возрасте. Просто смотрел на нее. Как злится, как мечется от того, что не знает, что будет сегодня, завтра и дальше. Но здесь я разберусь быстро, хоть и приятно не будет. Осталось дождаться семи утра, чтобы сделать один важный звонок. А потом собраться и проехаться за город.
Я даже не сразу обратил внимание, что Слава испытывает меня взглядом.
– Сюзанна хорошая, – серьезно заявила она. – Если хочешь со мной жить, пусть и недолго, начинай мне верить. Я тоже не подарок.
– И почему ты год с ней не виделась?
– Давид, делай завтрак уже! – гневно глянула она на меня.
Я скривил уголки губ:
– Сама делай.
Ведьма предсказуемо подорвалась со стула и прошлепала к холодильнику. А я не отказал себе в удовольствии опустить взгляд ниже линии моей футболки на ней. Ведьма боялась тех, от кого бежала ночью. Я – нет. Мне плевать, какого полета там ее тюремщики. Да – повоюю. Да – будут проблемы, и немало. Но никто ее у меня не заберет. Не только у ее матери связи.
– Что будешь? – отозвалась она от холодильника.
Но вместо ответа у меня из глотки вырвалось рычание. Хорошо забывать, что я оборотень. Удобно строить планы, встречать недругов в кухне и принимать от них звонки… Но зверюга напомнит о себе в неподходящий момент. Хотя почему не подходящий?
Я в два шага оказался позади Славы, положил ладони ей на бедра и притянул ее к себе. Она испуганно всхлипнула, но я уже отдался звериным импульсам. Вжал ее в разделочный стол и медленно задрал футболку, с рычанием оголяя ее бедра.
– Тебе не идет быть медведем…
Слава выгнулась, но я видел, как она сжала пальцы на столешнице до побелевших костяшек. И все равно утро показалось хорошим. Кухня разве что не пылала остовом наших ночных пикировок, и на всем этом пепелище медленно насадить свою несговорчивую ведьму на член оказалось столь желанным, что я едва не забыл о том, что предстояло. Зверь требовал медового месяца. Когда можно только бесконечно сдаваться искушению с перерывами на сон, еду и прочие прелести. Да и мне бы не помешал отпуск. Но только не со Славой. Мне иногда казалось, что для нее истинно-лучшее место – камера. И хоть я и собирался всячески ее от решетки оттаскивать, она будет искушать судьбу.
Прямо как сейчас, когда вдруг дернулась, добиваясь, чтобы я выскользнул, но следом впечатал ее в столешницу сильнее и схватил за горло.
– Любишь пожестче? – потребовал я и вернул ее задницу с размаху на место, делая самому себе больно. Слава тоже вскрикнула, сжимая ноги, и вместе мы замерли, слившись в одно целое. Захотелось добавить остроты раннему завтраку. Но не хотелось быть зверем, дерущим девочку с голодухи. Я опустил свободную руку между ее ног и медленно двинул бедрами, собираясь достигнуть ее предела.
– А теперь рассказывай… – Так я еще никого не допрашивал. – Что там было в документах?
Мои пальцы кружили вокруг напряженной плоти, временами упруго вздрагивающей под ними. Слава все сильней сжималась, и в голове мутнело. Я подтянул ее к себе за шею и добавил жара легким укусом в метку. Ведьма заскулила и попробовала лечь на столешницу животом, но я не позволил. Кухня наполнилась правильными звуками ударов моего тело о ее. А потом я плавно перешел к экзорцизму.
– Давай, Слава… Что там ты утащила?
Я задвигался быстрее, потирая ее пальцами между ног.
– Пошел к черту, – простонала она, впиваясь ноготками мне в запястья.
– Пойду, – прошептал в ее мокрый висок. – Обязательно…
Я вышел из нее и развернул к себе лицом, тут же подхватил под бедра и усадил на столешницу. Она только удивленно открыла рот, откидываясь назад, но я ухватил за края футболки и сдернул ее через голову, оставляя ведьму голышом. Вид ее груди, плоский мокрый живот и аккуратный треугольник темных волос внизу живота перехватывал дыхание. Я подхватил Славу под бедра и медленно насадил на себя, наслаждаясь ее беспомощностью. Все, что она могла – опираться на руки позади и следовать за моим ритмом. Шлепки стали звонче, крик ведьмы ярче. Она кусала губы, запрокинув голову, и пыталась сжать ноги, а я наслаждался тем, что видел. Ведьма текла, и запах ее желания все же сломал мою идею вытрясти что-то из нее, кроме оргазма. Допрашивать ее нужно по-другому.
Мы кончили почти одновременно. Вид ее дрожащего лона добил меня, и я последовал за ней, будто на поводке.
Допросил, ничего не скажешь. Это ей впору из меня веревки вить. Только ей оно не нужно.
Слава попыталась вырваться, но я не дал. Усадил ее на себя и понес в душ.
– Не знаю я, что там было, – вдруг прошептала она, обняв меня за шею. – Я не идиотка, Горький. Вернее, идиотка, конечно, но добавлять себе проблем не собиралась. Я передала опечатанный конверт матери. И я не могу давать показания против нее, потому что ничего не знаю.
– А чего ж тогда отказывалась?
Я вошел в душевую и осторожно опустил ведьму на ноги. Она пошатнулась и нервно дернулась:
– Просто чтобы позлить! Поспать можно еще пойти?
– Не сразу. Сначала сделаем регистрацию брака.
– Ты про колено и предложение не забыл?
– Не забыл.
– Тогда оставь меня одну, Давид. У меня тут дела.
Глава 3
Представляла ли я себе когда-либо свою свадьбу? Кажется, когда мне было лет пять. Я влюбилась в мальчика из ясельной группы. А то, как он посасывал постоянно большой палец, казалось мне очень мужественным. То есть уже тогда было понятно, что мужчин я выбирать не умею. Глядя, как избранник носится с мальчишками по территории садика, я представляла, как он непременно берет меня замуж, и я жду его домой. Мне было важно, чтобы он приходил домой. Потому что к нам с мамой никто не приходил. Мы были одни.
Когда Давид вышел, я добавила воде температуру и прикрыла глаза. Было страшно. Я боялась мать. Черт знает этого Горького и что он ей наговорил. И почему он такой спокойный. Но я ловила себя на желании спрятаться за ним. Я устала. У меня не было дома. Не было того, кто бы ждал и – тем более – мог защитить. Это страшно, когда смотришь в глаза родному человеку и не видишь там ничего, что было бы про тебя. Я так долго искала в глазах матери что-то важное, что объяснило бы все. Как она так спокойно разменяла меня по мелочам? На спасение от тюрьмы, на выгодную сделку с инспектором…
Показалось, что Давид снова с кем-то говорит, и я поспешила выключить воду и выйти из душа. Он как раз отложил мой мобильный на окно и замер ко мне спиной.
– Кто на этот раз?
– Твой бывший инспектор.
– Он не мой инспектор. – Желания дергать его лишний раз не стало. Может, он прав? И сбегать – не выход… Но где тогда этот выход, я уже не понимала. – Что сказал?
– Я просто коллекционирую угрозы этим утром. Ничего нового. – Давид, наконец, обернулся. – Кофе на столе. Кумкват, роллы… Завтракай, и поедем…
Я подчинилась. Села за стол, взялась за кофе…
– …Было бы проще, если бы ты все мне рассказала, – вдруг заметил он, когда я надкусила вожделенный ролл с лососем и зажмурилась от удовольствия.
– Угу, – только и смогла промычать.
Но при всем желании сделать ему проще не выйдет. Мне кажется, я онемею, если даже меня опоить какими-нибудь препаратами, вынуждающими признаваться в злодеяниях.
Давид явно думал, что я дожую и гряну какими-то новыми колкостями, но я только невозмутимо набила рот и отвела взгляд в окно. За ним ничего не было видно из-за густого тумана.
– Прячешь дом?
– Я люблю возвращаться в него уверенным, что его никто не сжег и не разгромил.