В плену. И после. История одного эльфа

– Вот еще. Я в этой дыре ненадолго. Максимум на месяц. Отработаю свои косяки, эйхарри остынет и разрешит мне вернуться к службе. Я – боевая ведьма, а не нянька ушастым девственникам. Здесь даже мужика не пощупать так, чтобы он от этого не хлопнулся в обморок. Не-не-не. Чур меня, чур.

И к огромному облегчению Фая, Грид потеряла к нему интерес. Вместе с другими наблюдательницами она двинулась вперед по тропе и вскоре исчезла за деревьями. Когда звук шагов стих, Фай наклонился и подобрал с земли упавшую к ногам красную помолвочную ленту.

Невероятная удача, что место было пустынным и никто из эльфов не увидел, как Фая лапают у ствола сосны. Не хватало еще прилюдно оконфузиться перед свадьбой! Он в очередной раз огляделся, чтобы убедиться: свидетелей его позора нет – и на негнущихся ногах продолжил путь.

Оставшиеся триста метров до дома любимой Фай проделал словно во сне. Его трясло, в голове звенела пустота. Уже подходя к крыльцу, Фай понял, что стискивает зубы до боли в лицевых мышцах и заставил себя расслабить челюсть.

«Я в безопасности. Своих псов Чудовище теперь держит на коротком поводке».

Десять раз повторенная мысль помогла успокоиться, но утреннее чувство окрыленности было потеряно безвозвратно. Встреча на лесной дороге выбила почву у Фая из-под ног, вернуло прежнее ощущение уязвимости.

«В безопасности. В безопасности», – повторяя про себя, Фай поднялся по лестнице и трижды ударил специальным молоточком о дверь. Та открылась почти сразу. В проходе нарисовалась величественная фигура Меливинга. Фай открыл рот, собираясь поприветствовать будущего родственника, но тут взгляд упал поверх его плеча, и дыхание перехватило, ибо за спиной эльфа на лестнице в голубом шелковом платье стояла, положив ладонь на перила, Эллианна. Она оказалась еще прекраснее, чем в его воспоминаниях. Изящная, как статуэтка, нежная, как лепесток розы.

Домой, в «Воль’а’ мир», Фай вернулся две недели назад, но свою возлюбленную увидел только сейчас. О Светлоликая, как же Эллианна была хороша! Эти золотистые локоны, гладкая алебастровая кожа, талия, которую можно обхватить двумя ладонями.

Как и положено целомудренной девице, Эллианна смутилась и опустила взгляд. Зачарованный ее красотой, Фай пробормотал все необходимые любезности и с разрешения хозяина переступил порог дома. Меливинг что-то говорил. Фай слушал краем уха и отвечал невпопад. Сердце в груди колотилось, как бешеное. Вселенная сузилась до одной-единственной комнаты, до ступеньки лестницы, на которой застыла самая обворожительная дева на свете. Его любимая.

Фаю показалось, что над головой, прямо под крышей холла, засияло солнце, что все птицы в мире пробудились ото сна и принялись весело щебетать. Эллианна. Он шел к ней, будто привязанный, шаг за шагом двигался в сторону лестницы – и вдруг остановился, будто с размаху налетев на стеклянную преграду.

Сердце, что еще секунду назад громко и болезненно стучало под ребрами, екнуло и сжалось до размера пылинки, кружащейся в воздухе перед его лицом. С площадки второго этажа на Фая смотрел Огласт. Один из троих эльфов, побывавших в плену и чудом избежавших насилия. Тот, кого Фай считал погибшим. Мужчина, знающий его постыдную тайну, способный рассказать эту тайну всем.

Глава 3

В лицо будто ударили кулаком. Колени обмякли, и захотелось на что-нибудь опереться в попытке удержать равновесие.

– Фай, ты побледнел, – раздался рядом голос Меливинга. – Выглядишь так, словно увидел призрака.

Он увидел. Да, увидел. Призрака.

У лестницы, кутаясь в тень второго этажа, стоял Огласт и смотрел на Фая поверх плеча его невесты. Буравил тяжелым немигающим взглядом.

Откуда он здесь взялся? Как много знал? Что успел заметить, прежде чем советница эйхарри увела его из лагеря?

Судя по хмурому виду – достаточно.

Фай вдруг обнаружил, что так и стоит у подножия лестницы, опустив ногу на нижнюю ступеньку, и не меняет позу уже – сколько? – две-три минуты. Очаровательное смущение на лице Эллианны сменилось растерянностью, в холле повисла неловкая тишина.

А Огласт всё смотрел. Смотрел на него, не моргая. Взгляд его скользнул вниз и зацепился за красную ленту, зажатую в кулаке.

Со стыдом Фай вспомнил, что пришел делать предложение.

Он пришел делать предложение! После того как несколько десятков женщин вражеской армии надругались над его телом. Грязный, обесчещенный, явился в дом к уважаемой семье и просил руки невинной эльфийки. Знай Меливинг, что творили с Фаем той ночью у горящих костров, – не пустил бы его даже на тропинку, ведущую к крыльцу! Он бы спустил его с лестницы. Натравил бы на него собак, если бы их держал.

– Доброе утро, Фай. – Голос Огласта разорвал ватную тишину, окутавшую холл, ударил как гром. Фай вздрогнул и невольно попятился.

Знает. Видел. И теперь может погубить его одним своим словом.

«О, Светлоликая, за что мне такие мучения?! Чем я тебя прогневал?»

Под взглядом Огласта лента в его руке словно обзавелась острыми гранями и впилась в ладонь, как лезвие клинка. Фай ощутил себя преступником, мерзким, гнусным святотатцем.

– У нас праздник, – сказал Меливинг, кивнув в сторону лестницы. – Огласт вернулся. Лауриэль уже отчаялась. Собиралась покрыть голову вдовьим платком, несчастная девочка. Но как получилось, что ты добрался до королевства раньше? Вы ведь оба были в плену у Чудовища из Сумрака.

Оба. Вот только одному удалось уйти из лагеря драконицы с незапятнанной репутацией, а другого той жуткой ночью пустили по кругу.

– Я же говорил, – сказал Огласт, глядя на Фая. Из всех собравшихся в этой комнате он смотрел только на него. – Меня, Олли и Азаэля Завеса выпустила по ту сторону северных гор. Добираться сюда пришлось долго. Без оружия, без еды, без теплой одежды в крае, полном опасностей. Мы шли по колено в снегу. Как-то вечером на нас напал медведь-дуболом. Он загрыз Олли и смертельно ранил Азаэля. Я выжил чудом и только благодаря милости богини сумел вернуться к любимой жене. Думаю, Светлоликая сжалилась надо мной из-за малыша, которого ждет Лауриэль.

Двоюродная сестра Эллианны беременна? Наверное, сама не знала о своем положении, когда отпускала мужа в поход.

После короткой паузы Огласт продолжил:

– Видимо, Фаю повезло больше, чем нам, и Завеса по какой-то причине выкинула его ближе к дому. Так?

От страха Фай едва дышал, поэтому нашел в себе силы только кивнуть в ответ.

Почему Огласт не торопится с разоблачением? Ждет подходящего момента? Хочет остаться с Меливингом наедине и тогда раскрыть его тайну?

В этих мыслях Фай варился до конца встречи. Остаток дня прошел словно в тумане. Фай рассеянно отвечал на вопросы и старался не смотреть в сторону Эллианны, озадаченной его странным поведением.

В гостиную подали чай, но к своей кружке Фай так и не прикоснулся: его заметно трясло, подташнивало, он не мог ни пить, ни есть – только ждал, каждую секунду ждал, когда грянет взрыв и земля под его ногами разверзнется.

Помолвочную ленту Фай затолкал в кулак, чтобы не было видно свисающих краев, и упорно игнорировал знаки, которые ему подавал Меливинг. Ну не мог он просить руки его дочери при Огласте! Фай все время ощущал на себе его взгляд. В нем эльфу чудилось предупреждение: «Не смей! Даже не думай. Ты недостоин».

И он не смел. Не смел даже поднять голову, а когда все-таки поднимал, то видел на лице любимой недоумение. Такое же – читалось в глазах ее отца.

Все понимали, зачем Фай пришел, ждали от него конкретных действий, а он… задыхался. Хотелось вскочить на ноги и броситься к закрытой двери. Бежать, бежать. Далеко. На край света. Туда, где никто его не знает. Найти самую глубокую пещеру, самый темный угол и забиться в него, как мышь.

«Огласт пока молчит, но продолжит ли он молчать и дальше, если я сейчас протяну Меливингу свадебную ленту, чтобы тот завязал ее на запястье дочери?»

Предложение Фай так и не сделал, и растерянность на лице Эллианны сменилась обидой. Ее нежные губы задрожали, прекрасные глаза наполнились влагой, которая, к счастью, тут же высохла: эльфийки умели держать эмоции под контролем.

Провожая гостя до двери, Меливинг хмурился. Фай же думал только о том, что будет, когда уйдет. Какой разговор состоится между этими двоими? Развяжется ли у Огласта язык?

– Наша семья всегда тебе рада, – произнес отец Эллианны стандартную фразу при прощании. – Доброго дня и спокойного вечера.

Дверь закрылась за спиной Фая с тихим скрипом. Под ногами зашуршал гравий. Солнце клонилось к закату, и на дорогу ложился уютный золотистый свет, а в душе у Фая было черным-черно. Ему казалось, что он потерял опору и теперь падает в глубокую темную яму, летит навстречу собственной смерти.

– Подожди! – услышал Фай уже на лесной тропе и, обернувшись, увидел догоняющего его Огласта. Ветер трепал тонкую прядь волос, выбившуюся из косы эльфа. Поднимал вокруг приближающейся фигуры клубы дорожной пыли. – Стой! Нам надо поговорить.

Заметив, что Фай остановился, Огласт перешел на шаг и через несколько минут был рядом. Фай терпеливо ждал, когда он выровняет дыхание после бега и обрушит на него всю бездну своего возмущения.

О как легко осуждать упавшего в грязь, возвышаясь над ним в чистой, белой одежде. Вот только кому-то пришлось идти по скользкой, ненадежной тропе, а у кого-то дорога была прямой и безопасной.

В конце концов, это Фаю и Эверу Огласт обязан своим спасением. Это они двое приняли на себя весь удар. Как тогда сказала советница? Кто-то должен был отвлекать внимание.

Отвлекать внимание…

Жестокие и циничные слова, но все обстояло именно так. Они отвлекали внимание. Жертвовали своими телами, своей честью, здоровьем собственных душ, чтобы остальные могли покинуть лагерь незамеченными. Пока Мерида выводила Огласта из-под защитного купола, Фая и Эвера жестоко насиловали.