Без грима

– Елена Станиславовна, – тронула она свекровь за плечо, и испугалась, когда та обратила на нее невидящий бессмысленный взгляд.

– Мариночка, – всхлипнула женщина, признав, ее, наконец.

– Я только сейчас получила ваше сообщение. Меня не было дома. Что произошло?

Елена Станиславовна неожиданно схватила ее за руку, и, прижав ее к своему лицу, тихо завыла на низкой ноте:

– Марина, что же это делается, да как же такое могло случиться!

Она не решалась убрать ладонь, которую Елена Станиславовна орошала слезами, и свободной рукой тихонько похлопывала убитую горем женщину по спине. Елена Станиславовна никогда не любила ее – это был общеизвестный факт. Но сейчас, находясь в полушаге от умопомешательства, она хваталась за руку Марины, как за спасательный круг.

Елена Станиславовна бесцветным голосом пересказала ей то, что узнала от полицейских, и по щекам ее во время этой речи беспрестанно катились слезы. Машина, в которой Игорь ехал со своей коллегой по театру, какой-то Майей, после столкновения с «Ниссаном» загорелась. Он выбрался – на нем горела одежда и волосы – и, пробежав несколько метров, похожий в вечерних сумерках на огромный живой факел, упал. Как только он выскочил, машина сразу же взорвалась. Майе выбраться наружу не удалось. Водитель «Ниссана» тоже скончался на месте от полученных травм. Кто-то из очевидцев затушил огонь на Игоре своей курткой и вызвал скорую и полицию. Из-за этой аварии на дороге произошло еще несколько ДТП, но водители других машин не пострадали. Приехавшие вскоре полиция и бригада «Скорой помощи» не узнали в человеке с обожженным лицом известного актера – кем является пострадавший, определили позже. Сама Елена Станиславовна сразу же приехала в больницу и теперь ждет, что Игорь придет в себя, хотя врачи уговаривают ее поехать домой. Кроме нее здесь был Михаил Гришин и еще кто-то из знакомых, но к Игорю их не пустили.

Из реанимации вышел пожилой доктор, и, окинув их беглым взглядом, заявил:

– До сих пор без сознания. Пока делаем иглоукалывание, физраствор, стимуляцию сердца. В большей степени обгорела верхняя часть тела – лицо и грудь. – Фразы доктора были лаконичны, как оттиски печатей.

– Он будет жить? – спросила она, мысленно поморщившись от банальности этой фразы.

– Скорее всего, – мрачно произнес мужчина, – Но на быстрое выздоровление не рассчитывайте.

По ее спине, то ли от его слов доктора, то ли оттого, что заканчивалось действие наркотика, пробежал легкий холодок.

– А увидеть его можно?

– Нет. Когда будут какие-нибудь новости, мы вам позвоним. Советую вам пока поехать домой и наесться успокоительного. – Доктор, не прощаясь, развернулся и ушел обратно в реанимацию.

Елена Станиславовна положила сухую руку ей на запястье, так и смотря в никуда дикими и воспаленными глазами. Марина подумала, что бедная женщина находится здесь с тех пор, как Игоря привезли в больницу, то есть уже два дня подряд. Интересно, ела ли она хоть раз за это время?

Елена Станиславовна так и не спросила ее, где она пропадала все это время: похоже, что столь долгое отсутствие невестки не навело ее ни на какие мысли. Вероятно, она пребывала в шоке, и поэтому не могла сопоставить элементарных вещей. Вместо этого она почему-то завела странный разговор:

– Ты знаешь, несколько репортеров узнали про то, что случилось, и пришли задавать мне вопросы. Как это некрасиво с их стороны, как бесчувственно. Я сама – журналист, но я бы до такого никогда не опустилась.

– Как вы себя чувствуете, Елена Станиславовна?

– Я… Я – никак, – глухо ответила та.

Сначала ей показалось, что Елена Станиславовна не в себе. Потом она догадалась, почему маму Игоря беспокоят вещи, не имеющие прямого отношения к происшедшему с ее сыном. Мозг ее свекрови судорожно искал лазейки, которые могли бы увести ее от сути происходящего и не дать сойти с ума.

– Елена Станиславовна, вы бы поехали домой, – предложила она.

– Да-да, Мариночка, скоро поеду, – закивала женщина. – И ты тоже езжай, а то мы с тобой тут два дня уже находимся, и ничего не происходит.

Похоже, разум Елены Станиславовны все-таки пострадал от перенесенного горя, раз та пребывала в уверенности, что все это время невестка находилась возле нее. Решив про себя, что перед уходом проконсультируется с врачами, стоит ли показать свекровь специалисту, она присела рядом с Еленой Станиславовной, чтобы немного отдохнуть. Ее организм отдал последние силы на поездку в больницу и никакой, даже самый хороший кокаин, уже не поможет ей взбодриться.

Докторша, которую она уже видела, подошла к ним и протянула какие-то пакетики:

– Примите этот порошок, он вас успокоит.

Ей показалось это забавным. Докторша, сама того не зная, удачно пошутила, предложив ей принять порошок. Можно подумать, последние дни она не этим занималась. Марина постаралась сдержать вдруг подкативший к горлу отвратительный смех. Смех рвался наружу, как тошнота. Она явилась в больницу к мужу лишь на второй день после несчастья, и все потому, что употребляла слишком много порошка. А эта врачиха не нашла ничего лучше, как посоветовать ей снова его принять. Истрепанные нервы, наконец, окончательно вышли из строя, и она, больше не сдерживаясь, начала смеяться, запрокинув голову назад и отмахиваясь от докторши и Елены Станиславовны, пытающихся предложить ей помощь.

Глава 2

Кап. Кап. Кап. Где-то рядом с ним разбились звонко три капли подряд. Ненадолго наступила тишина. И снова что-то капнуло три раза.

Кап. Кап. Кап. …Тишина…

Кап. Кап. Кап. …Тишина…

Капель была ритмичная и тревожная, как зашифрованная угроза. Потом откуда-то издалека до него донеслись звуки женских голосов. Голоса казались ему смутно знакомыми, но он затруднялся сказать точно, кому они принадлежат. Все из-за этой капели. Она сбивает его с толку и не дает сосредоточиться. Еще ему очень хотелось спать. Он решил было сказать женщинам, чтобы те замолчали, но потом передумал. Если они перестанут говорить, то ему придется слушать только эти раздражающие капли.

Кап. Кап. Кап. …Тишина…

Кап. Кап. Кап…

Он ощущал незнакомый запах – тревожный и враждебный. Эти звонкие капли и запах были заодно. Еще что-то беспокоило его, но он не сразу смог понять, что именно, а потом осознал – увлекшись каплями и голосами, он не сразу заметил, что что-то произошло с его телом.

Кап. Кап. Кап. …Тишина…

Почему-то он чувствовал себя в своей коже не так, как всегда. Странное дело, но сейчас ему было тесно в собственном теле. Ему казалось, что он растет, увеличивается в размерах буквально на глазах, а его кожа не успевает за стремительным ростом мышц и костей. Ее неудержимо распирало изнутри и казалось, что кожа вот-вот треснет. Он стал Гулливером, поправшим масштабы собственного тела. Он увеличивался, а мир уменьшался. Наверное, он лежит вдоль меридиана, ногами на север, а головой на юг. В том, что он начал расти, не было ничего страшного, но это увеличение собственного тела ужасно утомляло. А тут еще отвлекают капли.

Кап. Кап. Кап. …Тишина…

Женские голоса затеяли с ним какую-то непонятную игру, то приближаясь к нему, то удаляясь. Только ему начинало казаться, что он зафиксировал, откуда они звучат, как они коварно перемещались в другое место. Женщины спрашивали у него о чем-то. Он не мог разобрать слов, но это было и не важно. Удивляло одно – он не слышал голоса Майи, скорее всего, она где-то задерживалась. Ему хотелось отдохнуть, но он не мог этого сделать, пока не пришла Майя. Нужно было ее дождаться. Впрочем, она, наверное, скоро придет. В женских голосах, звучавших возле него, ему слышалось злорадство – по-видимому, они не хотели, чтобы Майя приходила.

Тело увеличивалось, распухало растущим под кожей мясом, заполняя собой все окружающее пространство. Из-за этого он не мог разобрать – о чем твердят эти женщины, хотя прекрасно понимал, что они говорят о нем – водят сейчас, наверное, взявшись за руки, хоровод и рассказывают друг другу все, что они о нем знают. Он чувствует, что все они враждебно настроены по отношению к нему. Но теперь ему это безразлично, потому что скоро он станет таким огромным, что никто из них уже не сможет причинить ему вреда. Совсем скоро он заполнит собой все вокруг, и станет для них неуязвимым. Главное, чтобы его кожа выдержала натиск растущей плоти. Иначе он лопнет, забросав все вокруг кусками мяса и кровью.

Кап. Кап. Кап. …Тишина…

А Майя все не приходила. Неужели, ему теперь придется ждать ее вечно?

Глава 3

Первое, что он ощутил, когда окончательно пришел в себя – его веки выстланы с исподу оранжевой светящейся лавой. Вынырнув из небытия, как только что появившийся на свет младенец, он испугался первого контакта с окружающим миром. Он узнал себя, свое тело. Почувствовал соприкосновение спины с твердой поверхностью, ощутил связность всех своих членов. Он постарался открыть глаза, но веки как будто срослись. Когда он дергал ими, оранжевый цвет становился ярче, но веки упорно не желали разлипаться.

Тело претерпело изменения, которые были незнакомы ему и страшны. Он потянулся к глазам, отметив при этом, что что-то мешает рукам двигаться свободно. Голова была как в тисках. Первое о чем он с ужасом подумал – неужели он напился вчера и проспал свой рейс? Он должен был лететь в Москву на съемки «Предчувствия любви». Сколько сейчас времени? Мысли, тревожные и яркие, как всполохи молний, ускользали от него.

Боль обрушилась на него не сразу. Она проявилась через какое-то время после пробуждения, и облепила все тело огромной жгучей медузой. Он не помнил, чтобы когда-то испытывал подобные страдания. И дело было даже не в силе этой боли, а в том, что она была незнакома ему, не была похожа ни на одну доселе испытанную боль. Он хотел спросить «Что со мной?», но язык, распухший, и с трудом помещавшийся во рту, лишь вяло шевельнулся, царапнув небо. Попробовав сглотнуть, он не обнаружил у себя ни капли слюны. Боль, пульсирующая, невероятная, вгрызалась под кожу, пронзая мышцы, и сила ее была неистощимой. Болело все тело, но голова и грудь, которые как будто были обложены раскаленными углями, страдали особенно. После каждого вздоха ему казалось, что его грудная клетка вот-вот разорвется.

Он слышал людские голоса рядом с собой, но не понимал смысла произносимых слов. Голоса звучали как пчелиный рой. Пахло чем-то смутно знакомым и пугающе неприятным – природу этого тошнотворного запаха, острого и коварного, он никак не мог постичь. Запах был связан с болью, являлся ее продолжением.

– Очнулся, – произнес возле него мужчина.

Услышав этот четкий, с металлическими нотками голос, он, не осознав еще смысла произнесенного слова, догадался, что с ним произошло несчастье. Мрачные знаки – пугающий запах, чужие голоса, противное позвякивание стекла, сложились в одно целое. Память развернула, наконец, перед ним ретроспективу последних событий. Он сидит за рулем, рядом с ним Майя – они едут к ней домой, и Майя начинает щекотать его. Он отвлекся от дороги буквально на одно мгновение. Последнее, что он помнит – внезапно перед ним возник, как из-под земли, черный джип и начал медленно, как в страшном сне, но неотвратимо приближаться. В тот момент все его органы восприятия удивительным образом обострились – за секунду до столкновения он с абсолютным спокойствием констатировал, как сладки Майины духи, и до мельчайших подробностей успел разглядеть надвигающуюся на него машину, отметив при этом, что на ее лаковом черном рыле с вытаращенными фарами застыла гримаса брюзгливого удивления. Где-то вдалеке слышался Майин истошный визг, но он, как завороженный, не мог отвести взгляда от глаз-плошек, что смотрели на него в упор… Вот откуда эта боль – после столкновения, он, вероятно, получил травмы, и теперь находится в больнице.

После того как произнесли: «очнулся», вокруг закрутился хоровод самых разнообразных звуков.

– Пришел в себя. Молодец, – сказал все тот же голос. Что-то звякнуло неподалеку от его головы. Он услышал, как кого-то просят зайти в реанимацию.