Девственная любовница

Все было тихо. Бабушка почивала на втором этаже, однако Лили переживала, поскольку старуха была беспокойной и частенько страдала бессонницей. Я намекнул, что в следующий раз приготовлю для неё снотворное.

Я захватил с собой короткую веревку, которой собирался связывать руки Лили, и новую кисточку, чтобы щекотать её клитор, но ими мне тоже не пришлось воспользоваться.

У меня пересохло горло, однако выпить было нечего. Ключи были у бабушки, а Лили не могла её беспокоить. Ей тоже захотелось пить.

– Утолить жажду мы можем разве что собственной мочой! – в шутку сказал я.

– А я бы вашей выпила! – с серьезным видом ответила Лили, прижимаясь ко мне лицом; её страстный взгляд говорил о том, что она не будет возражать, если я заставлю её это сделать.

Мы больше не стеснялись друг друга. Я медленно разделся и, оставшись в одной только легкой фуфайке, подошел к кровати и лег во всей своей красе, пока Лили торопливо сбрасывала одежду и спокойно усаживалась на ночной горшок, как замужняя женщина.

Лили легла в постель, и её капризная фантазия уже подсказала ей то, что рождалось в моем мозгу, поскольку она поинтересовалась, как бы я себя повел, если бы был её мужем.

Я нежно привлек её к себе, целомудренно поцеловал, пожелал спокойной ночи, повернулся спиной, сделав вид, будто собираюсь спать, и начал похрапывать.

Мгновение Лили лежала тихо, но потом положила ладонь мне на шею.

– Нет, дорогая, ты должна дать мне выспаться. Ты же знаешь, что завтра мне очень рано вставать, и, по-моему, нерезонно ожидать от мужа, что он будет ласкать тебя всегда. Милая моя женушка, пожалуйста, потуши свет и давай отдыхать.

Ничего не ответив, Лили взяла меня за член и через несколько мгновений довела его до желаемой упругости; тогда я повернулся, обнял её и с упоением впился в податливые губы.

Мы подвергли тела друг друга самым сладострастным ласкам.

Наконец, я толкнул Лили на одеяло, и она удобно устроилась у меня между ног, положив щеку на мое левое бедро. Я заставил её целовать и облизывать член, а также болтающуюся мошонку и, пока она нежно сосала мои яички, терся затвердевшим стволом о лицо и нос. Потом я ухватил её за загривок, сжал бедра и, держа голову в плену таким необычным образом, изо всех сил прижал её лицо к своим достоинствам, так что она чуть не задохнулась, а затем, слегка ослабив давление, стал крутить головой девушки во все стороны, фактически мастурбируя её милой мордашкой. Ещё бы немного, и я бы разговелся на её черты, готовые принять брызги семени, однако то состояние, в котором я находился, указало моей искусной девственнице на растущую опасность; она отстранилась и обняла меня.

Она сказала, что хочет посмотреть, как я спущу; она с ума сходила при мысли о том, что можно увидеть её "куколку" в тот момент, когда та будет выплескивать семя. Я повернулся на спину и, положив голову девушки себе на грудь, позволил ей воплотить в жизнь эту последнюю прихоть.

Она трогала меня своими нервными пальчиками и не сводила глаз с моего органа, а я тем временем нёс всякие непристойности, говоря, какая она грязная и отвратительная, чем только усиливал её удовольствие, которое превратилось в лихорадочный бред, когда желание Лили было удовлетворено зрелищем фонтанирующего семени.

Теряя голову от неторопливой мастурбации и чувствуя скорый конец, я сказал, что как только произойдет семяизвержение, моя возлюбленная должна взять член в рот и высосать его до последней капли.

Яростно кончая, я позабыл о своём бреде, сказанном в мгновение неуправляемой похоти, и был крайне удивлен, обнаружив, что моя Лили неторопливо приближает губы к своему "poupee", берет его теплым ртом и без малейшего отвращения проглатывает последний большой сгусток, медленно вытекающий из мочевого канала. Однако желудок сделался настолько чувствительным, что я не смог вынести нежного прикосновения язычка Лили и оттолкнул её голову.

– Ах! – промолвила девушка. – Вы, верно, думали, что я этого не сделаю.

Мы немного отдохнули, после чего Лили снова положила ладошку на моё достоинство.

– Я исчерпался, моя дорогая, – сказал я. – Ты лишила меня последних сил.

– Какая обида, – надула губки Лили. – Не люблю, когда он такой мягкий!

– Люби, я не опасен. Во всяком случае, можешь не бояться, что я лишу тебя девственности.

– О, дорогой, вы всегда безопасны. Вашим милым рукам я могла бы доверить свою жизнь. Вы такой нежный во всем, что говорите или делаете! Мне странно наблюдать, как вы со всеми нами обращаетесь: ведь мои родители такие грубые и вульгарные.

Тогда я предложил осчастливить её так, как она сама того захочет. Она отказалась, чтобы я её сосал, и предпочла мастурбацию. Я согласился, и, по-моему, мои пальцы понравились ей больше чего бы то ни было. Я заставил её ласкать себя собственноручно, однако она скоро отняла пальцы и предоставила мне довершить начатое.

Мне очень захотелось пить, и Лили отправилась в пиратскую экспедицию; она сумела отыскать бутылку минеральной воды, которой она меня и попотчевали, сопровождая это разными нежными словечками и ласками.

Потом она уселась у меня между ног и, уперевшись на локти, заговорила.

В этот момент она показалась моему пристрастному взору особенно красивой. Желтый свет свечи как нельзя лучше сочетался с её испанскими чертами лица; влажные, магические глаза искрились, когда она смотрела на меня; говоря, она возбуждалась, а великолепные волосы стекали черными прядями на голые плечи, поскольку летом она ложилась спать в одной легкой сорочке.

Эта картина осталась у меня в памяти, поскольку в тот момент я любил её, точнее, полюбил бы, если бы она выказала хотя бы малейшую женскую трепетность, а не сводила меня с ума – что я старался всячески скрыть, – преспокойно излагая некую бредовую идею.

Она хотела открыть свое дело в Париже, в маленькой квартирке, которую, как она намекнула, я должен был для неё снять и обставить мебелью. Мне будет позволено навещать её там, когда бы я этого ни пожелал; у Лили будет своя кухонька, и она будет мне готовить. Я мог бы приходить и есть у неё, причем мы могли бы ужинать нагишом.

Я дал понять, что не совсем понимаю, как у неё все это получится, но Лили только рассердилась, потому что я с ней не согласился. Тогда я замолчал и стал слушать сквозь сон, а её нескончаемая болтовня входила в одно ухо и выходила из другого.

Я продолжал восхищаться Лили, пытаясь запечатлеть её образ в моем несчастном мозгу, размягченным кипящими ваннами прошедшего месяца, поскольку, как ни старался я отогнать эту грустную мысль, нутром я чувствовал, что вся её привязанность ко мне происходит из-за предположения, будто я смогу дать ей денег, и мне пришлось сказать себе, что не стоит раскатывать губу и рассчитывать на множество ночей с Лили.

Я попросил её достать из моего жилета часы, зная, что уже почти полночь и что скоро отходит последний поезд.

И в самом деле, если я правильно помню, – ведь всё это произошло два года назад, а за это время у меня было много женщин, – я встал и уже начал одеваться, когда Лили сказала, чтобы я оставался с ней и что она сгорает от желания провести со мной остаток ночи.

После минутного колебания я согласился и вернулся в постель. Сладко поцеловавшись, мы уснули в объятиях друг друга.

Было часов пять, когда Лили принялась медленно будить меня прикосновениями ловких пальчиков, ища свою любимую игрушку, которую она в конце концов нашла в желаемом состоянии и вложила себе между бедер, повернувшись ко мне спиной и приглашая полными сладострастия движениями к вступлению в искусственное соитие.

Я очень распалился и обнаружил, что повторение этих искусных приемов вызывают во мне нервозность, лишенную всякой приятности; наконец-то я понял, что если ещё когда-нибудь лягу с Лили в постель, то сделаюсь жестоким и попытаюсь её изнасиловать.

Я оставил эти мысли при себе, однако настолько потерял голову, что крепко схватил Лили и грубо встряхнул.

– Вы можете делать мне больно, если хотите, господин. Мне нравится, когда вы чуть-чуть жестоки со мной. Но только чем я вас так рассердила?

Нежность её голоса привела меня в чувство. Я не знал, что ответить.

– У тебя между бедер жарко и сухо. Увлажни меня.

– У меня для вас целое море, – со смехом заявила Лили, вложила пальцы в свою узкую щелку, смочила их влагой "киски" и часть втерла в мой упругий ствол, а часть размазала по внутренним изгибам собственных бедер. Я приложил ладонь к отверстию и убедился в том, что она и в самом деле совсем промокла.

Затем я перевернул её и лег сверху, а она поймала меня между бедер, как уже делала за несколько дней до этого.

Чтобы не раздавить её хрупкое тельце, я оперся на локти.

– Нет, нет! – воскликнула она. – Я хочу ощущать ваш вес. Мне нравится. Ложитесь на меня. Раздавите меня!

Я налег на Лили всей тяжестью и стал неистово ерзать вверх-вниз, касаясь плененным между её бедер членом волосков и клитора.

Вскоре я кончил; моя одноночная жена крепко прижала меня к себе, сунула мне в рот свой язычок, и я отчетливо ощутил, как по её телу проходит дрожь, которую женщины, при всем их умении, все ещё не научились имитировать.

Желание быть раздавленной в постели тяжелым телом мужчины, периодически повторяющаяся уловка с заменой настоящего совокупления игрой "между бедер" убеждали меня в том, что другие руки и другие мужские органы касались тела Лили Арвель.

Потом я встал и распрощался с мисс Арвель. На следующий день (в воскресенье) к ней должна была приехать Шарлотта, а мне надлежало приехать в среду, 31-го, чтобы снова провести с ней всю ночь.

Лили проводила меня до окна спальни своей матери, и я выбрался на балкон, пока она, полунагая, пряталась за жалюзями.

Я тихо спустился вниз и пошел по траве. Была половина шестого, и солнце уже светило во всю. Я невольно подумал о том, что подвергаю репутацию Лили огромной опасности, поскольку виллу окружали другие дома, и соседи могли прийти в недоумение, увидев, как незнакомый в здешних местах мужчина в столь неурочный час воровски крадется вдоль изгороди.