Собрание произведений в 3 томах. Т. II. Проза

– Нет, не простая, а такая, что в ней все всегда стремится слиться воедино. Согласно стихотворному пророчеству олонецкого губернатора:

Владетель – коль собой владею.

Она владеет сама собой. Ну, каково?

– Слишком общо. Не ожидал от тебя, – сказал Ведекин. – Да и вообще – пресная затея. Ну, что – вот я скажу: «бюрократия» – тебе станет ли легче?

– Бюрократия – раз! Бюро-кратия – два! Кто больше? Продается французский дромадер, аллегория гордыни, на второе – союзный автономный рабочий стол (стакан чая – бесплатно), на третье – опять-таки – верблюд под бедуином!

– Ваш термин запятнан отношением страдающей стороны. Поэтому я отвергаю, – сказал Вукуб.

– Ладно, пусть будет «партократия», – снова вышел Артемий.

– Продается латинская «часть», задняя часть, римская власть латинской части над византийской целокупной тушей, – забубнил Аполлон.

– Отрицаю по той причине, что плоская, – сказал Вукуб.

– Партийная бюрократия, – серьезно взвесил Константин.

– Гибрид верблюда с его горбом! Гоните его строить магометанский рай в пустыне, над смоляными ямами, Вукуб Мусейлиманович!

– Vetо! – сказал Вукуб.

– Охлократия!

– Чушь, не буду и выставлять!

– Порнократия!

– Этого никогда не пропустят. Как не стыдно. Должна же быть мало-мальская внутренняя цензура…

– Педократия!

– Не знаю, что это такое. В жизни не слышал. На всякий случай – заберите обратно и положите, откуда взяли.

– Плутократия!

– Что?! На здешних-то привилегиях! Один кто-то раз в жизни проворовался, – а злопыхатели уже тут как тут. Не годится!

– Геронтократия маразматиков! – выкрикнул я с места.

– Предлагается гладчайшая из антиномий! – подхватил Аполлон. – Взываю к логикам, математикам, воздухоплавателям и прочим алгебраистам невинной отвлеченности! А также к посетителям летних и вечерних школ! Парадокс без абразива! Точило мысли для желающих отличать определение от дополнения… как вы сказали? – ах, да – ментократия мундироиерархиков! – …сказуемое от подлежащего, субъект от объекта, суккуба от инкуба, наконец, черт побери!

– Заткни инкубатор, – сказал Вукуб.

– Астерократия, сидерократия, нефелократия, арафелократия!

– Бери южнее!

– Омфалократия!

– Еще южнее!

– Копрократия!

– Хватит, хватит!

– Клипократия, клопократия, кинократия, коракократия! – неслось со всех сторон.

– Инфляция! – отбивался затейник. – Немедленно сокращайте производство и потребление!

– Хеирократия, хаониократия, хеиреониократия!

– Прошу больше не предлагать безделок и побрякушек! Ищите истинные ценности!

– Сыщикократия! – выдавил Тит – Местный Переселенец.

– Вот это – прекрасно! Внимание! Сыщико-кратия: от русского «сикофант», по-гречески – «стукач». Пепел стучит прямо в сердце. И мне, и вам, и каждому из нас. Я помню заветы отца. Сыщикократия – раз! Сыщикократия – два! Сыщикократия – два с половиной!..

Ведекин усмехнулся:

– Сыщикократия! Вы хотите судить о целом по части. Но если власть стучит, то это еще не значит, что то, что стучит, и есть непременно власть. Логическая ошибка. Кто не верит – пусть справится в книге Аристотеля «Аналитики», параграф про лебедя: «Не все белое есть лебедь», в тексте короче, или у поэта Ершова:

Постучали ендовой
И отправились домой.

Будь она и впрямь сыщикократия, стук шел бы не ендовой, а по другому предмету, и отправились бы они не домой, а куда-нибудь совсем в противоположное место.

– Ах, какие мы целомудренные! В подобных обстоятельствах я сам вынужден перетряхнуть сундуки с забытым барахлом. Приготовьтесь, я провозглашаю: ТАНАТОКРАТИЯ.

– Послушайте, – возразил Вукуб, – одно дело Смерть вообще, другое дело смерть Романа Владимировича Рыжова. Зачем вы так? То – космическое явление и след первородного греха, это – ну, это – сами понимаете. У меня тоже есть нечто в подобном роде по сходству претензий. Это – Абсолютный Дух, или Идея, состоящая на службе у власти. Что это значит? Теоретически, что на власть из безмерных пространств Вечности веет Абсолютный Дух, а властители нашего пограничного бытия на него отсюда молотят. Практически же – наоборот, – это они веют, а Абсолютный Дух – вот он-то как раз молотит на правящую категорию. Государственно-спиритуалистический комбайн, а выражаясь языком политической теории – Абсолютная Идеократия[* - Изложено вслед Нелидову.].

Порыв свежего ветра с треском расправил поднятый парус. Мы плыли по каналу Волго-Балт. Югорское колдовство реки Шексны прорыло его узкий фарватер с болотистыми плесами не более полуметра глубиной, забитыми пнями, разложившимися ветками, утопленниками. Лес стоял мертвый, в черной воде по щиколотку. Яркие бакены с лозунгами, характеризующими планируемое поголовье уток и яиц в области (сроду не бывало тут ни уток, ни яиц), приходилось часто переставлять, но корабль все равно то и дело задевали поднявшиеся ото дна сгнившие руки обитателей леса, о киль постукивали опустошенные головешки – здесь их покоилось несколько десятков тысяч.

– Как видите, Абсолютный Дух молотит довольно чисто и способен выставить сто очков вперед любому материальному Тамерлану.

– Мне не нравятся эти слова, – сказал Тит, – «демократия», «идеократия»… Они правильные, они круглые, они нас не задевают. Они серьезны, чего совсем нет в структуре – система наша скорее забавна, чем умственна, а твоя идеократия повисает в моем бедном рассудке, как непереваренная гиря в желудке – прошу вас, сочините что-нибудь не такое аскетическое.

– Мы жалуемся на недостаток душевной выразительности, – отозвался Вукуб Кахишев.

– Вы променяли Золотого Осла на Абсолютный Дух, а теперь вам же и не весело. Психологии недостает вам. Термин вас не веселит. Но: где жизнь души – там все случайно. Смешное – по Гегелю – момент случайного… А вы посмотрите-ка лучше вперед! Что это плывет нам навстречу?

С этими словами Ведекин указал по направлению к ближайшим волнам полумертвой толпы реки, обтекавшим невысокий островок нашего плавучего монастыря.

Первым заметил бутылку Местный Переселенец. Он смело сунул руку в трупную воду и извлек ее на поверхность. Константин как раз переваривал гирю смысла слова «термин»:

– … камень для разграничения полей, чучело, пугало, вышка, терминал – и только нынешняя опустошающая культура взялась выхолащивать из терминов их натуральную суть, а раньше ими обмолачивали более влажные сельскохозяйственные продукты, чем нынешние листопадные словопрения. За каждым термином скрывается личность. Вот, например, Роман Владимирович – непонятно, совсем еще непонятно, зачем он – Рыжов, а мы тут возимся с какой-то бутылкой, которая наверняка просто пол-литра, плавающая в канале Волго-Балт, и ничего она не прояснит в теоретико-политическом вопросе по причине мутности недоброкачественного стекла… – это говорил Константин.