Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии

Ты языком ведь можешь, если захочешь пользы,
Вылизать зад или просто сыромятную обувь.
А если желаешь зла нам, молви одно лишь слово,
И все мы тут же исчезнем от этой причины малой.

483. C

Келий Офилена и Квинтий Офилены,
Вами Верона цветет и вянет.
Сестры – не братья! Родни роднее!
Вместо родства – горячая дружба.
Кого же похвалим? Тебя, о Келий!
Ты друг всем, в ком кипят страсти,
Ты пламенный пыл не таишь втуне,
Счастливец, Келий: любишь как можешь.

484. CIII

Верни мне, пожалуйста, деньги, десять сестерциев, Силон,
И навсегда останься свирепым и неукротимым.
Если же любишь деньги, можешь остаться в своднях,
Но не зовись тогда уж свирепым и неукротимым.

485. CV

Уд вдохновенный полез на Пиплейскую гору —
Музы едва отпихнули ухватом.

486. CVI

Кто отрока походя стоит и хвалит,
Тому от похоти стоит ли отрекаться?

487. CVIII

Тебя казнят, Коминий, нет никакого сомненья
В том, что погибнешь ты гнусной, позорной смертью.
Старец, не сомневайся, это судьба. Вначале
Лживый язык твой подлый – им гриф завладеет алчный,
Выклюет мерзкое око мрачный, жестокий ворон,
Кишки растащат собаки, волк – все прочие части.

488. CXII

Известные люди, Назон, и тебе не известные люди,
Все тебя знают, Назон, знаменитый паскуда!

489. CXIII

В первый раз в консулы вышел Помпей —
Двое лежали с Мукилией, Кинна.
Стал во второй, а плоды урожайного блуда
Сразу из каждого выросли в тысячу раз.

490. CXV

Есть у нашего Уда тридцать гектаров луга,
Сорок гектаров поля, прочее – морские волны.
Все это превосходит богатства старого Креза,
У которого было больше, чем воображаешь.
Там вольные вечные волны, леса и поля с лугами
Тянутся к гипербореям до самого Океана.
Все это величаво, сверх естества огромно,
Правит не человек там, но ужасающий Уд.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

1) АТТИС

В стихотворении LXXXI, обращенном к Ювентию (см. XXIV и LXXXI[* - Здесь и ниже в скобках указаны номера указываемых стихотворений.]), Катулл упоминает о «блистательном братстве». В него входили Кальв (XIV), Кекилий (XXXV), Кинна (X, CXIII), Корнификий (XXXVIII) и сам Катулл. Неясно, принадлежали ли к нему также Вар (X, XXII) и Ювентий. Катулл и Кекилий разделяли увлечение культом великой матери богов (Рея, Кибела, богиня Диндима, сирийская богиня). Поэма Кекилия «Диндимена» была ей посвящена. Катулл со своей стороны написал небольшую поэму об Аттисе или про Аттис, которое считается мистическим. В нем – так обычно полагают – изображена исходящая от богини Кибелы или Кибебы таинственная и загадочная сила, которая заставила главного героя совершить самооскопление и затем носиться по горам с разнузданными криками. В таком предположении делались прежние переводы. Мне представляется, что в этой трактовке следует сомневаться: время, когда жил Катулл, было эпохой политически активной, а не внутренне сосредоточенной. Мистицизм в Римской Империи развился спустя примерно двести лет и в иных условиях. К этому общему соображению добавляется следующее обстоятельство, которое я намерен сейчас изложить.

Стихотворение Катулла XXXV представляет собой послание Кекилию, начавшему сочинять длинную поэму о Диндимене, той же Кибебе. Считают, что то была в глазах Катулла хорошая поэма, которая своим содержанием приводила в восторг подругу Кекилия. Однако внимательное чтение показывает, что это не так. Вот строчки о Кекилиевой прятельнице в подлиннике и в моем переводе:

Quae nunc, si mihi vera nuntiantur,
Illum deperit impotente amore.
Nam quo tempore legit incohatam
Dindymi dominam, ex eo misellae
Ignes interiorem edunt medullam[* - C.Valerii Catulli. Carmina p.25. Oxford University Press 1980.].

Она ведь ныне, как нам известно,
Невозможной страстью вечно исходит:
Едва извлечет он зачатую им же
Богиню Диндима, так у несчастной
Огнем изнутри пламенеет лоно.

Мы видим, что не содержание поэмы влияло на эту молодую особу, а форма и размеры свитка.

Попробуем применить те же соображения к стихотворению об Аттис. Я полагаю, что Катулл имел в виду написать ироническое сочинение, которое стоит в прямой связи с поэмой Кекилия. Предлагаемый перевод не претендует на художественное или какое иное совершенство, но лишь следует оригиналу. Даже при первом чтении видно, что воспоминания Аттис об отчизне с ее палестрой, стадионом и гимнасием и о спортивных успехах в мужском обличии даны в насмешку. Смех вызывает и перечисление возрастных градаций: младенец, отрок, юноша. Самый мотив превращения в лицо другого пола тоже выписан смешно. Может вызвать улыбку и поведение Кибебы. Ее львов, наверное, звали так: правого – Смелый, а левого – Отважный. Она отпрягает «левого льва» (следует обратить внимание на издевательское созвучие, которое присутствует и в оригинале) и велит ему попугать грустящую о прошлом Аттис биением хвоста в спину и в бока, трясением гривы и рычанием. Другие забавные подробности, скажем, о диких свиньях, читатель сам легко отыщет. А чувства прежних переводчиков объясняются не мистическими настроениями стиха, но величием Катуллова таланта.

2) ЛЕСБИЯ

Именем «Лесбия» (XLI), от названия острова Лесбос, родины поэтессы Сафо, Катулл называет Клодию, среднюю из трех сестер Публия Клодия Пульхра (LXXIV), народного трибуна 58 г. до н. э. Известны два прозвища Клодии: Боопида (Волоокая) и Квадрантария (Ценою в четверть гроша). Полагают, что все стихи, в которых Катулл описывает радости и муки любви, относятся к Лесбии: II, III, XXXVI, XXXVII, XLII, XLV и LXXXV. Возможно, сюда же относится стихотворение LXXVIII, обращенное к Марку Келию Руфу, который был любовником Клодии.

3) ВЕРАНИЙ И ФАБУЛЛ

Вераний и Фабулл (IX, XII, XXVIII, XLVII) – друзья Катулла.

Азиний Маррукинский, к которому обращено стихотворение XII, был братом знаменитого поэта и оратора Азиния Поллиона.

Подарки Верания и Фабулла упомянуты в стихотворении XXV.