Проводник

Я впала в замешательство.

– Эго отличается от Ложного Эго, запомни, – продолжила Кики, и мы двинулись дальше. – Эго – это инструмент, созданный душой для того чтобы любить. Его функция любовь. Но ложное Эго это вот такая искаженная любовь, когда мы любим все, что услаждает наши чувства. Примеряем всякие социальные роли на себя.

– Мы поэтому были там? – спросила я, указывая на клуб рукой.

– Да, я хочу, чтобы ты усвоила несколько уроков. Ложное Эго – это сила, содержащая в себе корыстные желания человека. Вот если у этих девчонок отнять их косметику, их красивые шмотки, они будут плакать и обидятся, потому что думают, что это их образ, часть их самих. Потому что они отождествляют себя с этим телом. Твоя подруга Аня уже давно совершает такие вещи, о которых ты даже не представляешь.

– Совершает?

– Сейчас я тебе продемонстрирую картинку принятой роли.

– Анте, ты не представляешь какой он классный! Ты ему должна понравиться! – тараторила мне в другое ухо Сивина, когда мы подошли к дому Альберта.

Альберт был высокий блондин с зелеными глазами. Его голос наполнял комнату, и он хотел казаться вежливым, поднося чашку чая то мне, то Кики.

– А к чаю что есть? – Сивина вела себя жеманно, все время поправляя волосы и опуская глаза в пол.

– К чаю есть юмбрики, – ответил парень и ушел на кухню.

– Классный парень? – спросила Кики. – А юмбрики ты любишь, Анте?

Я кивнула.

В тот вечер было еще немного вина, которое Альберт принес вместе с юмбриками. Но мы с Кики к вину даже не притронулись. Сивина много пила, а затем удалилась с парнем в его комнату.

Улавливая обрывки разговоров, я постепенно кое-что узнавала. Он недавно приехал в Даугавпилс с родителями, и ему исполнилось 18 лет. Кики странно улыбнулась, когда из комнаты послышалось пьяное хихикание моей одноклассницы.

Я помню странную тишину и шуршание одеяла… А потом порывистые стоны, которые заставили меня всполошиться и пойти в комнату. Сивина лежала на кровати, ее распущенные волосы разметались на подушке, желтая блузка была задрана вверх, обнажая пухлую грудь. Альберт лежал на ней со спущенными до колен брюками.

Движения, которые он делал, вызывали у меня странное смешанное с отвращением чувство. Мне хотелось бежать, но ноги стали ватными и приковали меня как тогда в темной комнате на стройке, когда ко мне кто-то прикоснулся.

– Анте, сегодня ты присутствуешь при важном моменте в жизни! – Кики легко прикоснулась к моему плечу, оказавшись позади меня. На минуту я закрыла глаза, и темная стройка вдруг всплыла в сознании, узнавая ощущения того прикосновения. Теперь оба прикосновения то и это слились воедино, и я поняла, что тогда и сейчас на моем плече была одна и та же рука, все дело в восприятии.

Открыв глаза, я увидела перед собой искаженных джентльмена и даму. Волосы Сивиной касались пола, пока Альберт, не замечая меня в проеме двери, продолжал делать возвратно-поступательные движения, навалившись на нее обнаженным телом.

– Когда-нибудь ты должна была узнать это, а потому, считай, что это твое первое посвящение! – сказала Кики и отошла от меня.

Я дернулась и побежала прочь. Открыв замок двери, вырвалась на лестницу, где быстро спустилась вниз на улицу. Мне снова стало не хватать воздуха, а в голове молотками застучала тупая боль.

Присев на скамейку, я закрыла лицо руками. Нарастающая тошнота подходила к горлу. Наконец я не выдержала и встала, пройдя к пожолклым зарослям. Там меня вырвало.

– Возьми, – протянула мне платок Кики.

– Я не понимаю… – молвила я, утираясь надушенным платком.

– Это грехи, которым повержены люди. Они искажают настоящее. Присядь.

Я присела рядом с ней.

– Это черные тени, которых ты боишься, они пытаются к тебе прикасаться и пугать тебя каждый раз. Это демоны, которых посылает к тебе Майя, чтобы исказить твое представление о любви.

– Анартхи? Ты называла их анартхами?

– Да, только берутся они от первопричины грехов. Алкоголь, беспорядочный секс, вещизм, азартные игры… все это проявление нашего Ложного Эго, которое образовалось посредством наслаждения этими пороками. Эго – высший инструмент, на одну ступень выше Разума, о котором тебе уже известно, инструмент, созданный только для одного чувства – любить. Но люди применяют его по другому назначению. Ложное Эго – это искажение Истинного Эго. «Джентльмен и дама» являют на свет ту любовь, которая в данный момент находится внутри нас.

– Боже мой, Кики! – воскликнула я.

– Меня очень порадовало твое невосприятие этого, – сказала она спокойно и ласково заглянула мне в глаза.

Я дотронулась до ее руки и задумалась.

– Я начинаю понимать. Это как раз связано с Истинным Эго.

– Ты должна это нарисовать. Послезавтра я жду тебя в ИЗО-школе. Попробуешь?

– Да.

Она долго рассматривала мой рисунок. Это был набросок в карандаше. Огромные крылья бабочки, а в середине, где концы их сливаются с тоненьким телом, прорисовывались наши с Кики лица, повёрнутые друг к другу. Профиль Кики я рисовала уже ни первый раз, а потому он вышел у меня четко, свой мне предстояло нарисовать по памяти, постоянно вертясь возле зеркала.

– Необычный рисунок, – задумчиво произнесла Кики. – Теперь добавь в него цвета, а потом поговорим.

Я пошла за свою парту и достала краски. Мне предстояло наполнить эмоциями то чувство, которое я нарисовала, а потому я должна была подобрать соответствующую гамму цветов. Как ни странно, я не считала, что здесь должно присутствовать множество цветов. После того, что я увидела в клубе, столкнувшись со слабостью Сивиной, я посчитала, что в моем чувстве должен присутствовать только один цвет. Это должен быть тот цвет, который бы не отражал в себе ничего от этого мира Майи, не нес за собой информации о мирских грехах.

Склонившись над красками, я решала какой цвет выбрать? Красный отображал страсть, зеленый опьянение, желтый светомузыку дискотеки, черный ночь порока, синий и коричневый несли тяготы всяких острот. И только белый мне показался чистым и не порочным. Но как мне его использовать? Как мне раскрасить белым цветом то, где он уже и так есть?

Я так и сидела над своим рисунком, не возможная сделать выбор. Времени прошло много, и когда я почувствовала прикосновение к своему плечу, то в растерянности подняла глаза.

– С тобой все в порядке? – спросила Кики.

– Да, рисунок готов.

Она удивленно посмотрела на рисунок не тронутый акварелью.

– Но ты не прикоснулась к нему.

– Я не хотела испачкать его красками этого мира, потому что все они несут за собой оттенки грехов, – ответила я печально. – Мои чувства я оставила в оттенках белого цвета, как исключение всякого греха.

– Я восхищаюсь глубиной твоей души, Анте, – сказала Кики и ее глаза засветились. – Ты доказала еще один раз, что действительно не имеешь никакого отношении к этому миру Майи. Поэтому я уже готова открыть тебе Великую Тайну.

В тот день в классе мы были одни, так как с началом учебного года, многие родители считали, что заниматься изобразительным искусством в начале четверти не стоит. Я чувствовала себя свободно, купаясь в лучах славы единственной и любимой ученицы моей неординарной преподавательницы. Фактически она проводила этот урок лишь для меня одной.

– Однако, ты не действовала, Анте, и выдала свое активное действие за пассивное действие.

Я удивленно смотрела на нее.

– Поэтому я помогу тебе, как твой учитель искусства. Я абсолютно с тобой согласна, что чистота в белом цвете и другие цвета вовсе не нужны. Однако зная, в каком сейчас состоянии ты пребываешь после тех уроков жизни, которые тебе довелось увидеть со стороны, тебе все же предстоит сделать выбор. Выбор цвета, – она заглянула мне в глаза и сделала серьезное лицо. – Закрой глаза и скажи мне, какой цвет тебе пришел на ум сразу же. Не думай, отвечай!

Я закрыла глаза и выдала: