Проводник

– Чтобы не помнить прошлых грехов страданий, боли, смерти и не бояться жить полноценно.

– Это воображение…

– Это не воображение – это память прошлых воплощений.

– А почему мы родились в этих телах? По какому признаку получились эти тела.

– Это индивидуальная Судьба каждой души и пытаться в ней разобраться очень тяжело. Души рождаются в новых телах снова и снова, страдая, болея и умирая… потому что забыли Бога.

– Я хочу помнить о Нем.

– Да, тот кто помнит о Нем разрывает круг смертей и рождений тел и больше не родится здесь, он будет жить в Духовном Мире.

– Невероятно.

– Душа вот так блуждает в потемках невежества, как мы на этой стройке, и ищет защиты у других таких же невежественных душ, вместо того, чтобы молить Бога показать ей свет.

Я вспомнила, как молилась от страха, и тут же нашла выход из бетонных коридоров.

– Здесь душу ждут тройственные страдания: рождение, болезни и смерть.

– А там?

– Душа вечна, и там ее ждет бесконечное блаженство. Называется оно Ананда.

– Ананда, – повторила я. – Это добрая женщина, в отличие от Майи?

– Добрая, – усмехнулась Кики. – Тебе надо избавить от страхов, порождённых анартхами. Сейчас я спрячусь, а ты попробуй меня найти. Отвернись и закрой глаза.

Она помчалась легкими шагами куда-то в направлении цементных коридоров, пока я стояла, закрыв глаза все еще под впечатлением от ее рассказов о переселении душ.

И снова тьма, и снова страх. Но на этот раз я знала, что Кики где-то рядом, там за серой плитой в темном углу, готовая выскочить мне на встречу, стоит мне только закричать.

– Двигайся в темноте на мое тепло, – услышала я ее голос откуда-то издалека.

Я осторожно шагала по темной дорожке, вытянув руку, готовую к неожиданным препятствиям, гравий хрустел у меня под ногами, а сырость отдавала где-то в спине холодом. Меня бросало то в жар, то в холод, но я шла медленно и верно, пытаясь включить внутренний компас, который должен был вывести меня на тепло человеческого тела.

В кромешной темноте я нашла Кики и прикоснулась к горячей коже, а она обняла меня.

– Анте… – прошептала она.

– Кики… – ответила я тоже шепотом.

Позади остались серые плиты и окна, через которые уже не проходил свет.

– Средь серости и холода, всегда есть нечто теплое – родственные души, согревающие друг друга на предстоящем пути, – сказала она.

Мама как-то сказала мне, что жизнь состоит из черных и белых полос. Сейчас у меня наступала белая полоса, потому что впереди ждало странное счастье, о котором я уже начала догадываться. Многие говорят, что любить в 16 лет по-настоящему невозможно, но это была самая настоящая любовь, которая зарождалась в моем одиноком сердце. Я очень нуждалась в том, чтобы меня любили, но в те юные годы чувствовала, что не любима, а потому решила сама любить, и первый человек, которого я не хотела терять была Кики Заке.

Кики проводила меня домой, себе вызвав такси. Войдя в квартиру, я увидела мать, сидевшую за кухонным столом.

– Где ты была так поздно?! – встала она.

– Кики приехала, – решила обрадовать я ее радостной новостью.

– Я просила тебя не приходить поздно! Ты почему не слушаешь меня?! Отец ждет тебя в твоей комнате. Отправляйся немедленно и прими наказание!

Заходя в комнату, я увидела отца, он снимал ремень с брюк.

– Снимай одежду и ложись на кровать! – скомандовал он.

Я сняла свитер и расстегнула брюки. Обнажив спину и поясницу, я легла на гобеленовое покрывало, зарывшись лицом в подушку. Страх боли куда-то ушел и теперь все мои мысли были в чудесном замке из света и красок, где джентльмен в широкой шляпе наклонялся над нежной рукой красавицы в белом платье.

Отец выдохся и очень вспотел. Когда он ушел, я долго чувствовала ноющую боль на коже спины и ночью спала на животе.

Утром мама намазала мне красные места детским кремом, смягчив саднящую кожу. Я отправилась в лесопарк на лесное озеро, чтобы разукрасить наброски новой картины «Джентльмен и дама». Закончила я к полудню и вечером пришла в ИЗО-школу, чтобы показать работу Кики.

– Господи, Анте! – удивлялась она. – Потрясающе!

На радостях она обняла меня. Прикосновение к телу заставило меня дёрнуться. После вчерашней порки остро ощущалась боль.

– Отец бил тебя? – спросила Кики.

– Я поздно пришла.

– О! Это я виновата, прости меня, пожалуйста, – глаза Кики увлажнились.

– Я хочу рисовать, – сказала я. – Во что бы то ни стало.

Теперь для меня больше не существовало ничего кроме изобразительного искусства. Я стала жить своим чудом, будто это и была настоящая реальность, а все остальное выдумано глупыми людьми, живущими в мире Майи.

Глава 6

Наступила осень, и день уменьшил свою продолжительность. Солнце стало бледное, но еще очень грело, лучи пока не утратили свою теплоту. Я пошла в школу, вновь встретившись с повзрослевшими одноклассниками. Аня Сивина, сидевшая со мной за одной партой, увидев меня, улыбнулась широкой улыбкой. Ее волосы украшал красивый золотистый обруч.

– Привет, Анте! Давно не виделись! Как ты провела лето?

На мгновение я заколебалась, что сказать, но потом, усевшись за парту, ответила:

– Самое лучшее лето в моей жизни.

Она рассмеялась, увлекшись на мальчишек, которые пробежали по классу.

Я размышляла, что она скажет, если я ей покажу свои рисунки. По крайней мере, это было лучше, чем старые черно-белые фотографии.

– Хочешь, покажу свои рисунки? – спросила я.

Сивина смотрела на меня странно, потому как привыкла, что я почти всегда молчу, но на этот раз я достаточно живо с ней разговаривала.