Тысяча и один гром

К тому моменту я уже незаметно засунул руку в ведро и держал в ней рыбу.

– Ну, я думаю, что лучше… – начала Ленка.

И тут я молниеносным движением руки оттопырил ей ворот футболки, а другой засунул туда живого карася.

Несколько секунд, растянувшихся для меня вечность, Ленка стояла, ловя ртом воздух и выпучив глаза.

Потом завизжала так, что у меня с рогатины упала удочка.

Продолжая пронзительно орать на всю реку, она бросилась бежать, на ходу судорожными движениями рук пытаясь вытряхнуть из подола бултыхающуюся под футболкой рыбу.

Я был на седьмом небе от счастья.

Она не разговаривала со мной два прекрасных дня, но на третий не выдержала, и вскоре мы снова сидели на рыбалке – я с ведром карасей под рукой, а Ленка с хмурым видом и на почтительном отдалении.

А один раз в конце нашего отдыха мы даже сходили с ней вечером на танцы.

ВОЛОСЫ

Пришло время, когда мы стали фанатами рока. Почти как у Довлатова, где все поголовно читали Кафку[13 - Имеется в виду рассказ Сергея Довлатова «Хочу быть сильным».], у нас в классе народ одномоментно увлекся тяжёлой музыкой. Даже девчонки пытались следовать модному тренду. Они клянчили переписать группу «ассерт»[14 - Немецкая хэви-метл группа «Accept». В те годы был крайне популярен их альбом «Metal Heart» с запоминающимся вокалом Udo Dirkschneider.], вызывая наш уничижительный смех, потому что каждый уважающий себя хэвимэтлфан[15 - В широком смысле поклонник музыкального направления Heavy Metal Rock. Было еще очень много специфических «тяжелых» поджанров.] знал, что правильно нужно говорить «экцепт».

Рок звучал везде.

На каникулы в Верхотурье я брал с собой портативный магнитофон «Весна-205-1» и гонял по нему музыку, от которой дурели коты, а баба Аня потихоньку крестилась на старое трюмо, где я обычно располагал свой агрегат. Но плоды музыкального просвещения, носимого мной в массы, всё же, не пропали втуне и в провинции. К концу моих каникул, хозяин дома, отчим моего отца, Иван Гаврилович (грузный и вечно хмурый человек с кустистыми бровями, представитель «старой закалки», привыкший, что перед ним заискивают и лебезят) ходил по комнатам и машинально бурчал под нос слова песни: «Это рок!.. Рок!.. Рок!.. Гхм… М-да…» Половицы под его ногами жалобно поскрипывали.

Нам ужасно хотелось стать такими же крутыми чуваками с гитарами, как на постерах. Один мой друг, совершенно далёкий от музыки, внезапно записался на курсы игры на гитаре. На вопрос: «Зачем?», он небрежно ответил: «Просто гитаристов бабы любят». Действительно, возразить на этот аргумент было сложно.

Однако мы, с небезызвестным уже Саней Ломовым и ещё одним моим одноклассником, Олегом Соломиным, решили пойти другим путём. Научиться мы рассчитывали самостоятельно по замызганному самоучителю, но это было не главное, главное, нужны были настоящие инструменты, и мы принялись мастерить электрогитары.

К большому всеобщему удивлению, где-то через пару лет, мы действительно умудрились собрать нечто очень отдалённо напоминающее «Fender»[16 - Знаменитая фирма, специализирующая на изготовлении гитар и других музыкальных инструментов. Школьники вроде нас могли стать обладателями продукции «Fender» только в одном единственном случае. Во сне.], но пока же получалось у нас не очень. Помню, после дикого по накалу и затраченному времени периода выпиливания из доски фигурной деки, я покрасил заготовку чёрной краской, которую моя мать где-то достала, якобы, «по блату». Она сказала, что цвет этой краски «необычайно насыщенно чёрный». Цвет действительно был неплох, но после того, как краска высохла, выяснилось, что она чудовищно липнет, и играть на такой гитаре было невозможно.

Отец Соломина был в прошлом барабанщик, и в гараже у него стояла настоящая малая ударная установка. Когда Олег невинно поинтересовался, можем ли мы её забрать для своих целей, его отец ответил так:

– Г-головы от-ткурчу и з-засуну куда-н-нибудь.

Надо сказать, что он очень сильно заикался. Однако все без исключения матерные слова произносил чисто.

Но мы не стали переспрашивать, чтобы ещё раз в этом убедиться.

– Надо её просто забрать из гаража, да и всё, – предложил Саня на последующем совещании.

– Представляю, как мы будем смотреться в автобусе с барабанами, – скептически заметил я.

– Да почему в автобусе-то? На машине отвезём.

Мы с Олегом вопросительно вскинули вверх брови.

– У меня батя ключи на тумбочке оставляет, – беспечно сказал Саня. – Пока он в воскресенье будет спать, мы всё перевезём.

– А ты водить, что ли, умеешь? – вполне резонно усомнился Олег.

– А че там водить-то? Мне батя давал в Дисподзиновке рулить.

Установку решили пока спрятать у соседа Соломина по парте – казаха Ермека Четвергова. Мы пообещали, что он будет у нас барабанщиком в группе (хотя до этого он видел ударную установку только по телевизору), но для этого надо на время приютить у себя этот музыкальный арсенал. Он согласился.

В час икс мы встретились у гаража, где стояла «копейка»[17 - ТАЗ, в смысле ВАЗ-2101.] Саниного отца.

Шура смело открыл ворота и сел за руль.

Потом завёл машину.

Потом начал выезжать задом из гаража. Четыре раза машина глохла, но на пятый, всё же, почти выкатилась наружу. Когда самое сложное было позади, Саня, зачем-то, резко вывернул руль и раздался душераздирающий кратковременный скрежет.

Мы оцепенели. У Олега пошло красными пятнами лицо, а Ермек принялся икать.

Саня, с побелевшим лицом, вышел из машины и склонился у переднего бампера.

Не знаю, как так случилось, но на отполированной хромированной загогулине бампера не осталось даже царапины! Шура задел им левую воротину, но ни на ней, ни на машине, не осталось и следа. Мы шумно выдохнули, но потряхивало нас ещё долго. Дальнейшее перемещение ударной установки, к нашему удивлению, произошло без эксцессов. Самое забавное, что в будущем никто из нас так и не стал музыкантом даже на любительском уровне. Никто, кроме… Ермека, который какое-то время даже профессионально барабанил в одной известной омской рок-группе.

Но, как вы сами понимаете, гитары и барабаны для успешной группы – это далеко не всё! Ещё одним существенным слагаемым успеха являлись волосы. Да-да. Стоило взять плакат с изображением хэви-метл-группы и посмотреть на совершенно роскошные патлы любого из музыкантов, как становилось понятно, что это один из главных атрибутов популярности. Эта деталь – длинные волосы – была совершенно необходимым аксессуаром. Надо ли говорить, что мы тут же принялись отращивать свои вихры. Получалось, конечно, не совсем так, как хотелось. У нас ведь не было стилистов и личных парикмахеров. Никто не укладывал нам причёски и не брызгал на них специальными составами. Мы просто пустили это дело на самотёк.

Вскоре мы представляли собой довольно живописную компанию: у Сани отросли жидкие светлые патлы, и при виде со стороны, создавалась впечатление, что он напялил на голову старый потрёпанный карнавальный парик; у Олега волосы легкомысленно кудрявились и вместо стильного опадания вниз, росли вверх и в стороны, всё больше напоминая среднего размера гнездо; у меня же выросла чудовищная густая чёрная грива, которая сконцентрировалась почему-то в основном на затылке.

Однако, нам казалось, что мы втроём производим неизгладимое впечатление. Может, мы его и производили, только впечатление это было не совсем такое, на которое мы рассчитывали.

Апогея наша неоднозначная ситуация достигла, когда я в выходные отправился с отцом на рыбалку. Ловили в этот раз мы на большой загибающейся косе. Процесс проходил штатно, клевал мелкий чебак и ёрш. Вскоре на начало косы высадилась группа пацанов подросткового возраста, они больше галдели и распугивали рыбу, чем макали поплавки, и мы ушли от них подальше, на самый край. Но это не помешало мне явственно услышать одну фразу.

– Давай быстрее туда, занимай рогатины, – говорил один пацан другому, показывая пальцем в нашу сторону, – вон туда, где девка с отцом рыбачила!

Хуже оскорбления было придумать невозможно – из-за гривы они приняли меня с такого расстояния за девчонку!

Что было дальше на рыбалке, я уже не помню, но что могло быть там интересного после такого?

Но зато хорошо помню, что на следующий день я пошёл в парикмахерскую и безжалостно постригся под «канадку»[18 - Короткая стрижка под мелкий бобрик. Не путать со стрижкой «под горшок».].

КОРОТКАЯ ДЛИННАЯ ЖИЗНЬ

Про первую свою рыбу я уже рассказал, а вот про первую рыбалку, о которой у меня остались, хоть и очень отрывистые, но хотя бы какие-то воспоминания, ещё не упомянул. Было это в Верхотурье на ГЭС. Дядя Витя ловил тогда рыбу прямо с террасы станции на так называемый «круг». Это была некоторая разновидность рыбацкого «паука». Принцип ловли был очень прост. Сверху с галереи на толстой верёвке в бурлящий водный поток опускался круглый стальной обруч с натянутой внутри него сеткой. Верёвка стравливалась, пока «круг» не достигнет дна. Потом вся конструкция поднималась. Рыба, проплывающая в этот момент над сеткой, скатывалась в небольшую мотню в центре круга. Дядя Витя подтягивал обруч к себе и резким движением переворачивал один край. Вся добыча летела на бетонный пол галереи, где мы её с визгом и восторгом собирали и складывали в специальную армейскую сумку, некий обязательный атрибут дяди Витиных рыбалок. Не помню, сколько мне было лет, но я с таким остервенением и азартом носился по террасе, собирая рыбу, что родителям пришлось обвязать мне вокруг пояса отцовский ремень и водить, словно собачку на поводке, так как мать опасалась, что я, в силу своих крохотных размеров, могу просочиться между прутьями ограждения и ухнуть вниз в воду под турбинами.

Дядя Витя тоже оценил моё неравнодушие к рыбалке и в каждый мой приезд очень радовался, потому что, во-первых, появлялась легальная причина отлынивать от огородных дел, а, во-вторых, вечерком, после ловли, не грех было пропустить пару рюмашек с моим отцом за будущие успехи. Поэтому наша радость от встреч всегда была обоюдной – я знал, что меня ждут новые приключения, а дядя Витя мог немного отдохнуть душой от рутины будней. Он был мне не настоящим дядей, с моим отцом его связывала какая-то хитрая генеалогическая цепочка, но моим, хоть и дальним родственником он, несомненно, являлся.

Ловлю на удочки дядя Витя не признавал. Привыкший с детских лет к природному размаху, и будучи натурой деятельной, он откровенно скучал, наблюдая за неподвижным поплавком.

Поэтому, если уж выпадала возможность поохотиться за рыбой, он браконьерничал. Кроме «круга» у него наличествовал и «паук», с которым можно было ловить с берега, и бредень для выезда на ближайшие озерки. Надо сказать, что даже в те года нельзя было просто так безнаказанно прямо на поселковом озере ловить «пауком», например. Но дядя Витя ловил. Его все знали, он тут вырос, строил плотину, а потом и работал всю жизнь на ГЭС. Его, по дружбе, пускали на станцию ловить на «круг», а на остальные «шалости» чаще всего закрывали глаза. Когда мы с ним сидели с пауком на котловане на окраине Фуры, один прохожий принялся укорять его, мол не хорошо, Виктор Иваныч, тут и так рыбы почти нет, а ты ещё её «пауком» цедишь! На что дядя Витя заявлял, ты, мил человек, этот котлован не рыл и лично вот этими руками малька сюда не запускал, а мне тут стоишь и предъявляешь!

Он учил меня, маленького, «ставить ногу», чтобы было удобнее поднимать паук. Показывал, как правильней заводить бредень – я пыхтел и отдувался, по колено проваливаясь в грязь, и облепленный ряской из последних сил держал «под углом» палку со своей стороны. Объяснял, как предсказывать погоду, делился своим рыбацким опытом и вспоминал прошлые уловы.

– Краснопёрка, понимаешь, тогда ловилась, во! – говорил дядя Витя, попыхивая цигаркой и разводил руки сантиметров на тридцать в стороны, показывая ладонями размер рыбы.