Стрела времени

***

22 июня 1941 года, Коденьский мост через Буг, 03.20

Перед рассветом над рекой здесь всегда клубился туман. С бледно-синего неба на просыпающуюся природу ещё смотрела не успевшая закатиться луна. Разряженный воздух тишиной растекался по стеблям луговой травы, огибал капли утренней росы и ложился на землю. От сумеречного неба отражается тонкое серебристое свечение. Широкой гладью волнуется между берегов вода, набегают друг на друга бесконечные волны, далеко, обгоняя взгляд, уносится в горизонт рукав реки.

– Тихо-то як, – сказал старшина Пшенка, поправляя фуражку.

– Да-а, – протянул рядовой Максимов, переминаясь с ноги на ногу.

– Шо, ножиньки затекли? – спросил старшина. Из-под усов скользнула усмешка.

– Есть немного. Роса сегодня, гляньте, что по реке прошелся, – Максимов кивнул на свои ботинки, покрытые опавшей с травы росой, будто он действительно реку вброд переходил. На его безусом лице, с чуть заметным «пухом», не знавшем бритья, краснели две родинки у верхней губы, что придавало его лицу женственность.

– Всю ночь моторы работали. Чего они? – спросил Максимов.

Действительно, ночью хорошо был слышен гул работающих двигателей. В нескольких километрах от границы. Тревожно, нехорошо было на сердце у старшины. Но он не хотел пугать красноармейца, поэтому отшутился.

– Землыцу оратуют. Працовали.

– А под утро, почему замолчали? – не унимался Максимов.

– Зморилысь.

Пшенка с тоской посмотрел на рядового и пропыхтел:

– Терпи, хлопчык. У чатыре змена. Сорок хвылынычек сталось.

Причина тоски у старшины была более, чем основательная. Вечером прошлого дня его с группой в десять человек из разведбата Кудинова отправили сюда к Коденьскому мосту. На усиление. После стычки с немецкими диверсантами под Мухавцом Апанас Григорьевич иллюзий не питал, что бы это могло значить. Война! Это его не пугало. К этому старшина был готов. Одна докука теснила казацкое сердце. Его друг, выкормыш, Лившиц лежал сейчас в медсанбате, а вместо него рядом стоял рядовой Максимов, новобранец, недавно прибывший на границу. Пшенка поправил на плече ремень от автомата и сделал пару шагов по мосту.

На противоположном берегу в гуще болотницы и аира, где старшина не мог разглядеть, шевельнулась немецкая каска. Поверх каски была нашита материя, защитного цвета, с прикрепленными к ней стеблями травы. Немец с погонами обершютца Ваффен СС, владелец каски, держал в руках маузер 98К – карабин, ствол которого был направлен на деревянный мост, шириной не более 4 метров, покрытый горбыльными настилами. Его бревенчатые вертикальные остовы омывались теплыми водами Буга, а под мостом, веселясь, пролетали ласточки. Но обершютц не обращал на них никакого внимания. В расчерченной сетке цейсовского прицела он удерживал фигуру старшины, который в оптике выглядел, словно игрушечный оловянный солдатик.

В это время в Буг были спущены с десяток резиновых лодок, в них бесшумно погрузились военные в пятнистой форме, после чего, сразу же заработали весла, то погружаясь в воду, то взлетая над ней и разбрызгивая капли. Разведчики 12-й роты Шадера, также, с использованием маскировки, бесшумно загребали веслами мутную воду Буга и толкали свою резиновую лодку к Советскому берегу, южнее Коденьского моста, но ближе остальных лодок. На корме этой лодки сидел унтерштурмфюрер Рудольф Клюзенер в маскировочном костюме.

После общения с Ревершоном фор Бохом, Клю до вечера 21 июня находился в расположении своей части под Коденью. За это время он внимательно ознакомился с организацией своего подразделения. В подчинении у Клюзенера находился взвод Ваффен СС – пятьдесят человек. В документах он указан, как унтерштурмфюрер, что соответствовало званию лейтенанта вермахта. Серый эсесовский френч сейчас был скрыт под маскировочным костюмом. Погоны на френче состояли из двух рядов сутажного шнура серебристого цвета, где внутренний шнур был сложен пополам, образуя в месте своего сгиба петлю для пуговицы, а внешний шнур огибал внутренний и верхняя подкладки, образующей черный кант. На левой петлице у Клюзенера были вышиты три звезды по диагонали с окантовкой, а на правой сдвоенная руна Зиг (Соулу) – руна Победы, вышитая алюминиевой шелковой нитью. Но их также не было видно под камуфляжем. На рукаве маскировочного костюма нашивка с широкой зеленой полосой внизу и двумя зелеными дубовыми листьями вверху. Клюзенер не сразу обратил внимание, что у бойцов отделения (шютценгруппе) его взвода, с которыми он переправлялся через Буг, нашивки на костюмах были срезаны, а эсесовские петлицы, напротив, выпущены наружу.

Как успел убедиться унтерштурмфюрер, в Ваффен СС независимо от ранга и должности все солдаты и офицеры были комрадами, на равных правах. Отсутствие разделения на господ и прислуг позволяло даже рядовому солдату обратиться хоть к генералу на «ты». В СС термин «офицер» отсутствовал. Градация осуществлялась по признаку: младшие фюреры, средние фюреры, старшие фюреры. Клюзенер, соответственно, относился к средним. Его друг – Рев – к младшим, поскольку его звание соответствовало старшине, а командир роты Шадер – также, к средним, его звание соответствовало капитану.

Клюзенер, как командир группы, имел парабеллум с двумя магазинами, МП-40, с шестью магазинами по 32 патрона, бинокль 6х30, планшет с картами. Его заместитель – роттенфюрер СС Хуммельс, сидел посередине лодки, держа наперевес карабин. Кроме него, в лодке находилось еще пять шютце (рядовых) с карабинами, у каждого 12 обойм по пять патронов. На носу лодки находилось ключевое звено шютценгруппе – пулеметный расчет, состоящий из трех человек. Первый номер, самый меткий стрелок в группе, обершютце Кирхе был вооружен пистолетом Вальтер и пулеметом МГ-34 с магазинным коробом гурттроммель 34 с лентой в пятьдесят патронов, второй номер был вооружен восьмизарядным пистолетом П-08 и держал в запасе еще два гуртроммеля 34, третий номер с карабином Р-98К нес два короба патронентроммель 34 с 70 патронами. Кроме того, каждый боец, включая Клюзенера, имел две гранаты М-24 (толкушка), которые рассовывали за ремень или в сапог, и по три штуки М-39 (яйцо), которые сложили в продуктовые сумки.

– Тише гребите, не плескайте воду, – вполголоса наставлял Хуммельс.

– Если что, голубчик Кирхе причешет берег, – со смешком произнес один из бойцов.

– Наш гауптштурмфюрер – умнейший парень. Слышал, что вчера у него шло длинное совещание с командирами взводов. Я уверен, он придумал что-то любопытное, – похвастался информированностью Кирхе. – Так ведь? – обратился Кирхе к Клюзенеру.

Кирхе говорил о гауптштурмфюрере СС Шадере, командире 12 роты. Именно ему было поручено за несколько минут до артподготовки, захватить располагавшийся к югу от Бреста Коденьский мост через приграничную реку Буг, уничтожив при этом охранявших его советских часовых. Его рота состояла в авангарде ударных танковых частей Гудериана. Задача перед Шадером стояла важная. Установление контроля над Коденьским мостом позволило бы уже утром первого дня войны перебросить по нему входившие в состав группы Гудериана части 3-й танковой дивизии генерал-майора Моделя и развернуть их наступление в северо-восточном направлении, имея первоочередную задачу перерезать Варшавское шоссе между Брестом и Кобрином.

Для проведения штурма у Шадера все было готово. Еще вечером три группы скрытно переправились на Советсткий берег и заняли позиции справа и слева от моста. Штурмовые группы по 10-12 человек, подобно той, в которой находился Клюзенер, также находились с вечера на исходных позициях – на польской стороне. По команде они начали переправу. Сигналом к атаке должна была стать зеленая одиночная ракета. Сейчас на часах гауптштурмфюрера (к слову, врученных самим Гейнцом Гудерианом за успешно проведенную операцию в Югославии) стрелки отсчитали 3.25. До зеленой ракеты оставалось 20 минут.

– Вайне, – обратился Шадер к связисту, – Вызови ко мне фон Боха.

Когда перед командиром роты возник подтянутый немец-альбинос, с гладко зачесанными назад белыми, как снег, волосами, Шадер спросил:

– Дружище Рев, твоя группа готова к спектаклю?

Шадер хлопнул унтершафтфюрера по плечу.

– Так точно, гауптштурмфюрер, – с баварским акцентом ответил альбинос, – Группа оснащена гранатами и пистолетами, спрятанными под формой.

– На случай, если план не сработает, предупредите Барца немедленно открывать огонь из орудий и минометов, – приказал Шадер связисту, когда Ревершон вышел из командного пункта.

– Слушаюсь.

Для захвата моста у Коденя командир взвода Вестфельд и старший разведгруппы Ваак предложили Шадеру прибегнуть к довольно коварному приему: около 4 часов обратиться со своего берега к советским солдатам, что по мосту к начальнику советской погранзаставы сейчас же должны перейти немецкие пограничники для переговоров по важному, не терпящему отлагательств, делу. Без оружия. Если те «купятся» на уловку, группа Ревершона фон Боха в расположении штаба русских проведет диверсионный акт, уничтожив командный пункт. При невозможности выполнить задачу бесшумно, был предусмотрен план уничтожения красных командиров гранатами и стрелковым оружием. Одновременно с началом этой операции будет пущена зеленая ракета и начнется штурм моста. Без командования, по мнению Шадера, красноармейцы будут беспорядочно разбегаться при первых же выстрелах.

Ровно в 3.30 Ревершон фон Бох в сопровождении четырех солдат вышел на мост и уверенной походкой зашагал в сторону советских пограничников.

– А ну-ка, Максимов, пиднимий наряд. До бою, – приказал старшина.

Максимов бросился к земляному брустверу, на котором уже выкатывался пулемет «Максима». Будить никого не пришлось, бойцы, готовясь к смене, бодрствовали.

– Товарищ лейтенант, немцы, – громко сказал больше для порядку рядовой и занял позицию слева от бруствера.

С расстеленной на дне окопа шинели поднялся молодой парень в зеленой гимнастерке с двумя ромбами в петлице. Легко, по-кошачьи, выпрыгнул из окопа, подтянул полы гимнастерки сзади под ремнем и, всматриваясь в выплывающие из тумана бледные фигуры, двинулся вперед.

– Ежаки в туманы, – процедил Пшенка, когда лейтенант приблизился.

– Максимов, в окоп. Сергеев, – обернулся лейтенант к брустверу, – Махну рукой, дуй пулей на заставу, команда «в ружье».

Сергеев, молча, кивнул, выглядывая из окопа.

– Ну, что, Апанас Григорич, пошли, – попытался улыбнуться лейтенант. А улыбнуться не очень получалось. Лейтенант Вихарев прибыл на заставу два дня назад. Это был его первый наряд по охране государственной границы. Появление немцев на мосту выглядело более чем странным. Лейтенант был сосредоточен, Пшенка тоже весь собрался. Эх, как он сейчас жалел, что рядом нет Сашко Лившица.

– Пишлы, товарищ лейтенант, побалакаем с немчурой, – отозвался старшина.

На предложение немцев, лейтенант ответил решительным отказом. Когда старший их группы повторил просьбу, больше похожую на требование, Вихарев чуть повернувшись вправо, махнул рукой и в этот же момент получил удар ножом в сердце. Одновременно старшина был сражен винтовочной пулей с противоположного берега. Через мгновение над границей взмыл светящийся зеленый огонек.

Приграничная полоса в течение нескольких секунд превратилась из покрытого листвой оазиса во всполохи огня и пыли. С немецкой стороны был открыт огонь из нескольких пулеметов и орудий. Земля задрожала под ударом тяжелых снарядов, перепахивавших линию шириной до 50 метров от кромки воды. Под прикрытием огня через мост рвануло немецкое пехотное подразделение. Из бруствера ответным огнем трое немцев, первыми вышедшими на мост к лейтенанту и старшине Пшенке, были срезаны и остались лежать на деревянных настилах. Наступающие залегли.

В это время группа Клюзенера высадилась на берег и быстрым маневром начала охват справа позиций пограничников. Будучи в недосягаемости собственных орудийных залпов, эсесовцы видели, как орудийный и минометный «дождь» разносит небольшой береговой участок обороны русских, оставляя в местах попадания глубокие воронки. Пограничники и разведчики Кудинова спасались от смертельного ливня в щелях и окопах, вырытых еще вчера вечером, но мало, кому удавалось избежать общей участи. Плотность огня противника была столь велика, что на всем участке обороны Коденьского моста, вплоть до наблюдательного пункта начальника заставы, практически не оставалось места, не затронутого артиллерией.

Через несколько минут орудийные залпы стихли. На месте пограничной заставы и подготовленной с вечера линии укрытий осталась перепаханная до двух-трех метров земля. Языки пламени поедали беспорядочно разбросанные деревянные балки ДЗОТов и наблюдательного пункта. Меж вывороченных сосен вперемешку с землей лежали убитые и раненные. Для многих бойцов вырытый окоп или щель стали могилами. Те, кто еще мог держать оружие в руках, выбирались наружу, где попадали под пулеметный и ружейный огонь.

Группа Клюзенера в зачистке не участвовала, а по приказу выдвинулась на бронетранспортере в район ОПАБа № 18. Унтерштурмфюрер не убил ни одного русского солдата. Более того, ни один боец из его группы не сделал выстрела в сторону русских. Но тяжелое чувство, придавившее его после увиденного боя, тисками сдавило сердце и свело зубы от бессильной злобы.

Он видел немногих, кому удалось выжить после беспощадного артиллерийкого удара и метавшихся по песку, расстреливаемых в упор немцами безоружных красноармейцев. Некоторые, прежде чем упасть мертвыми, успевали сделать один-два отчаянных выстрела из винтовок, но большинство умирали безоружными. Они вылезали из щелей, и их убивали. Они поднимали руки, и их убивали. Кроме тех трех немцев, которые первыми вышли на мост, и были срезаны пулеметной очередью из бруствера, Клюзенер больше не видел, чтобы кто-то из нападавших пострадал. Красноармейцы же были лишены последней возможности, когда, если нельзя сдаться в плен, постараться продать свою жизнь подороже. Погибая, взять врага с собой.

На Коденьский мост деловито въезжали немецкие танки. Комрады своевременно оттащили Ревершона фон Боха и еще двух бойцов в сторону. На неровном сосновом горбыле остались лежать молодой лейтенант Вихарев в новенькой командирской гимнастерке, на которой едва заметно пузырилась у входного отверстия в сердце кровь, и усатый старшина Пшенка, немецкая пуля разбила ему голову. Последнее, что он услышал в жизни, был лязг немецкого танка PZ-2, с грохотом приблизившегося к нему. Пшенка открыл глаза и увидел в упор над собой широкий металлический трак. На секунду механик остановил машину, словно не решаясь пересекать границу. А может быть, не хотел переезжать лежащего человека. В любом случае, остановкой он подарил старшине секунду жизни. Пшенка запрокинул взгляд в голубое небо, вспомнил о жене, о детях, о Сашко. Через мгновение механик дал вперед и размозжил голову старшине, но он погиб с благодарностью врагу за то, что тот подарил ему еще одну секунду жизни.