Стрела времени

– Вот как?! – Поярков заметил, что доктора это не удивило. – Когда, как и почему?

– Через несколько лет. Почему? Потому что мобилизационные резервы, территория и промышленно-ресурсные возможности советского союза в разы превышают ваши аналогичные мощности. Вы откусили слишком большой кусок. Проглотить вы его не сможете, – продолжал Поярков.

– Как вы перемещаетесь во времени? – неожиданно задал вопрос Кранц. Он пристально всматривался в лицо полковника, фиксируя малейшие изменения мыщц. Он все еще сомневался, что его лучший агент не ошибся.

Поярков понял, что сохранить лицо безучастным не сумеет, поэтому чуть наклонился вперед.

– Вы с ума сошли, доктор? –сказал он. – Это невозможно.

– Имя «Берта» вам о чем-нибудь говорит? – вопросом на вопрос ответил Кранц.

– Допустим.

– Вот она! – Кранц указал на Лизу. – Мой лучший агент. Взращенный с пеленок с ненавистью к Советам. Это ее отец поджог свой дом, тем самым дав сигнал о готовности внедренной группировки действовать.

– Ага, и сына бросил в погреб, чтобы спалить с домом, – огрызнулся Поярков, приходя в себя от внезапно обрушавшейся на него новости.

– Лес рубят, щепки летят.

По внешнему виду, казалось, что Лиза ничего не понимала. Она, мотая головой, переводила взгляд с Пояркова на Кранца. На лице у нее было написано недоумение.

– «Стоп. Неужели Лиза?! Она захватила Летуна и Славку и доставила сюда. Конечно, может быть всякое, но такое…»

– Ловко она обвела вас вокруг пальца? – Кранц недружелюбно улыбнулся. – Вы ведь знали, что существует агент под таким псевдонимом? Только не знали, как агент выглядит. Признаю, в вашей группе она оказалась случайно. У нее было другое задание. Но она быстро узнала вашу задачу и самостоятельно приняла решение остаться. Чутье ее не обмануло. Вы охотитесь за секретными списками или за мной?

Доктор выдержал паузу.

Поярков не реагировал.

– Вам их не получить. Документ переправлен в Берлин два дня назад. С тех пор, как ваша охота стала явной. «Берта» успела передать мне описания членов вашей группы. Я легко вычислил вас унтерштурмфюрер Клюзенер. Но вы не он! Кто же вы, полковник?

– Полковник, – ответил Поярков.

– Еще немного и я потеряю к вам интерес, – заявил Кранц. – Мой агент считает, что вы из будущего. Попали сюда чуть ли не из двадцать первого века. Вы знаете, у нас есть организация «Аненербе», занимается изучением древних сил и мистики. Я не очень в это верю. Агностик неисправимый, знаете ли. Но… – доктор поднял указательный палец вверх. – Если вы докажете прямо сейчас принадлежность к миру будущего, я сохраню вам жизнь.

– Доктор, я не только полковник, я еще и не дурак, – Поярков тупо тянул время, он уже не питал иллюзий, внутренне собрался нанести удар, ему хотелось только узнать, Лиза – это «Берта» или нет. – Вы меня на опыты сдадите, в эту, как вы там сказали … «Аненербе» или может в Харбин отправите?

– Какой интересный разговор у нас получается, – искренне удивился доктор. – Вы вернули мне интерес к себе. Я хочу вас отблагодарить. Знаете ли, веду дневник.

Доктор встал и прошел к секретеру. Достал из ящика записную книжку и вернулся в кресло.

– Я прочту вам последнюю запись. Думаю, вам будет интересно.

Доктор открыл дневник, любовно погладил страницу и начал читать:

– «Тридцатое июня. Настает день икс. Наконец, Берта оказался рядом, я получил довольно оригинальную весточку, написанную поверх «списка» карандашом. Всего пять слов: «Мы здесь. Зайдем сегодня завтра».

– Да, мой доблестный полковник, – доктор оторвал взгляд от книжки. – В папке, которую вы пытались у меня похитить, находился «список», вас интересующий. Но ваш Летчик не взял его. Он взял ничего или почти ничего не значащие бумаги, написав послание. Летчик завербован Бертой. Согласитесь, для вас, как для разведчика – это провал. Я дочитаю вам мои записи, а вы в это время подумайте, и примите верное решение.

– «Мое сердце, затвердевшее от людского зла и непонимания, затрепетало от мысли, что я почти двадцать минут у машины говорил с тем самым человеком из будущего. Да, я, конечно, догадался, что это был он. Отвлекал мое внимание. Этот русский – хороший экземпляр, как те…

Он мне снится. Бревно. Один русский.

Я не страдаю сомнениями. Я абсолютно убежден, что время нас оправдает, а люди… что люди.

Для выяснения наиболее быстрого и эффективного способа лечить боевые ранения людей мы взрывали гранатами, расстреливали, сжигали из огнеметов… Боль и страдания бревен стоят открытий, которые мы сделали. Они стоят жизней и здоровья тех, кого мы сможем спасти и уже спасаем, настоящих людей.

Да, были и эксперименты просто для любопытства. У подопытных вырезали из живого тела отдельные органы; отрезали руки и ноги и пришивали назад, меняя местами правые и левые конечности; вливали в человеческое тело кровь лошадей или обезьян; ставили под мощнейшее рентгеновское излучение; оставляли без еды или без воды; ошпаривали различные части тела кипятком; тестировали на чувствительность к электротока; заполняли легкие человека большим количеством дыма или газа, вводили в желудок живого человека гниющие куски ткани. Но я бы не назвал и это грязной страницей нашей работы. Из подобных «бесполезных» экспериментов получался и практический результат. Например, так появилось заключение о том, что человек на 78% состоит из воды».

– Вы знали об этом, полковник? – вновь оторвавшись от чтения, спросил доктор.

Поярков отрицательно покачал головой. Во время чтения доктор оживлялся. Ему, безусловно, доставляло неизмеримое удовольствие погружаться в «то» прошлое.

– «Чтобы это понять, ученые сначала взвесили пленника, а затем поместили его в жарко натопленную комнату с минимальной влажностью. Человек обильно потел, но ему не давали воды. В итоге он полностью высыхал. Затем тело взвешивали, при этом оказывалось, что весит оно около 22% от первоначальной массы.

На моей памяти было два случая побега. Один раз – эксперимент, проводившийся на 40 подопытных, завершился не так, как мы планировали. Это было на Аньда, людей приготовили к заражению чумой, привязали к столбам. Одному из китайцев удалось каким-то образом ослабить путы и спрыгнуть со столба. Он не убежал, а сразу же распутал ближайшего товарища. Затем они бросились освобождать остальных. Только после того, как все 40 человек были распутаны, все бросились врассыпную. Если бы хотя бы один подопытный убежал, то сверхсекретная программа оказалась бы под угрозой. Не растерялся один из охранников. Он сел в машину, помчался наперерез бежавшим и стал их давить. Полигон Аньда представлял собой огромное поле, где на протяжении 10 километров не было ни одного деревца. Поэтому большинство заключенных было раздавлено, а кое-кого даже удалось взять живыми.

Второй случай – русский. Когда думаю об этом теперь, становится ясно, что голос русского был криком души, у которой отняли свободу… Но тогда я не мог правильно понять его гнев. Бревен мы людьми не считали. Так как же можно было спокойно отнестись к тому, что они взбунтовались? Однако протест этого русского, то, как он до последнего вздоха стоял широко расправив плечи, произвело на меня сильное впечатление. Мы заставили его замолчать пулей, но он, безоружный и лишенный свободы, несомненно, был сильнее нас. И тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне. Когда я вспоминаю теперь его, я не могу спать по ночам».

– Как звали того русского? – перебил Поярков доктора.

Доктор с неудовольствием поднял глаза.

– Увы, полковник, не знаю.

Поярков наблюдал во время чтения за Лизой. На его глазах она позеленела от ужаса.

– «Нет. Доктор, лукавишь. Лиза не агент», – подумал Поярков.

– «Группа Исии подготовила большое количество материалов: около восьми тысяч слайдов, на которых запечатлены животные и люди, подвергшиеся бактериологическим экспериментам. Бесценный материал. Некоторую часть я привез с собой…»

– На этом записи заканчиваются, – сказал доктор. – Не успел дописать, прервали. Но вот, что я вам скажу, полковник. Я разделяю вашу уверенность в гибели Германии. Видите, я с вами абсолютно искренен. Я тоже считаю, что нападение на СССР – начало конца Великого Рейха. Поэтому свое будущее я не связываю с «безумным ефрейтором». Знаете, американцы еще не начали свою программу развития биологического оружия. Но обязательно начнут. И результаты наших «полевых опытов» окажутся, как нельзя кстати. Будущее за такими видами оружия, Танками и пулеметами в будущем можно только демонстрации разгонять. Подтвердите мои слова, полковник, – доктор с усмешкой посмотрел на Пояркова.

– «Умен, старый черт», – подумал Поярков. На вопрос доктор промолчал.

– Не хотите признаваться в том, откуда вы. Хорошо. Госдепартамент и Пентагон скоро поймет, как важно для безопасности государства владеть такими разработками. И ценность этого будет значительно выше того, чего можно достичь, осудив нас за военные преступления. Я думаю, что в связи с чрезвычайной важностью информации о бактериологическом оружии, которую мы предоставим, правительство США решит не обвинять в военных преступлениях ни одного сотрудника отряда по подготовке бактериологической войны.

Пояркова передернуло. Прав был доктор. Прав абсолютно. В послевоенное время в ответ на запрос советской стороны о выдаче и наказанию членов отряда в Москву было передано заключение американцев о том, что «местопребывание руководства “отряда 731”, в том числе Исии, неизвестно и обвинять отряд в военных преступлениях нет оснований. В то время, как Исия находился на территории США и работал в лабораториях Пентагона.

После рассказа доктора Лиза стояла ни жива, ни мертва. По ее щекам растеклась мертвенная бледность. Казалось, она даже не дышала. Губы побелели, а глаза расширились от непонимания и ужаса.

– Я предлагаю сотрудничать, полковник. Решайте, я достаточно сказал.

Несколько секунд в кабине царило молчание. Наконец, его прервал Поярков.

– Я внимательно выслушал вас. На эту операцию я взял, а точнее, отправил лучшего друга. Отправил с четким пониманием, что ему отсюда не вернуться. В этом, как вы видите, мы с вами не отличаемся. Но я сожалею об этом, а вы – нет. В этом мы с вами различаемся.

Вас поражает русская безрассудность во время войны. Немцы предпочитают объяснять это не русским бесстрашием, а дикостью нашего народа. Действительно, примеров русского героизма, отчаянного подвига множество. Порой безрезультатного, и, кажется, бессмысленного. Но это только на первый взгляд. Почему русские – бесстрашные? И только ли русские могут совершать подобные действия? В истории народов: немцев, японцев, итальянцев и других тоже есть примеры мужества и отчаянного сопротивления. Почему же именно русские подвиги не дают покоя? Почему они выделяются на фоне остальных?