Две розы

– Вера?!

– Вера, Вера. Почему ты не взял её с собой? За что и почему извенился?

– Я был почти уверен, что не дойду даже до Тибета. Я думал, что умру. Если бы она пошла со мной, а я бы умер в пути, то, что было бы с ней?

– Сомневающийся, подобен волне ветром подымаемой.

– Но что ещё важней, я решил всё за неё.

– Верно. Ты виноват перед ней.

– Я извинюсь перед ней, когда вернусь.

– А если не вернёшься?

– У Господа нет слов «но» или «если». Я вернусь!

– Молодец! Когда очнёшься, дождись ночи. Когда на небе появится третья звезда, следуй за ней девять дней. Оттуда поверни на юг и иди один день. Затем два дня на запад. Всё понял?

– Да, Господи.

– Не спросишь куда Я тебя направил?

– В землю обетованную.

– Ха, ха, ха! Просыпайся!

Я открыл глаза и оказался лежащим на большой твёрдом камне. Осмотрев вещи и убедившись в том, что всё на месте, я развёл костёр и стал ждать ночи. Когда полностью стемнело, на небе загорелась яркая звёздочка. Где-то через час – вторая, ещё через два – третья. Затушив костёр и уложив вещи в рюкзак, а его, в свою очередь, закинув на спину, я выдвинулся в указанном направлении. Все девять дней я шёл почти без отдыха. К небольшому моему удивлению не хотелось ни спать, ни есть. Воды хватало, что не могло не радовать. По окончании девятого дня я повернул на юг и прошёл ещё сутки. Последние два дня шёл на запад в сторону высокой горы. К концу второго дня пошёл яростный ливень, продлившийся всю ночь. К утру всё заволокло туманом. Когда он рассеялся, я оказался у самого подножья горы. На самой вершине будто покоилось большое густое облако, внутри которого свет, преломляясь, горел красным пламенем.

– Я на месте, Отче!

Я взобрался на самую вершину и пробыл там некоторое время. Спустившись вниз, я шёл несколько недель до ближайшего города. Обследовавшись в больнице, я узнал, что раковых клеток в моём организме нет. Теперь я мог вернуться домой!

Спустя месяц я вновь был в родных краях. Ветер ласкал кудрявые ветви берёз, на сочных яблоках солнце играло своими лучами, птицы хором и наперебой пели свои романсы. Начал виднеться памятник на въезде в родной город. Возле памятника стоял человеческий силуэт. Подойдя ближе, я увидел колышущийся на ветру низ небесно-синего платья. Вскоре я встретился взглядом с незабытыми и такими родными карими глазами.

– Я вернулся.

– Вернулся… а я ждала, я знала, я верила… я верила, что вернёшься… – На глазах девушки начали наворачиваться слёзы.

– Что ж ты плачешь тогда?

– Ты ж вернулся…

Я прижал Веру к себе. Она положила голову мне на плечо и слёзы мелкой струйкой текли по её щеке.

Меньше чем через полгода Вера стала моей женой. Вскоре у нас появилось двое маленьких ребятшиек. Мы купили дом. Я, окончив теологический университет, стал дьяконом в своей церкви. Через несколько лет был рукоположен в пасторы. Каждое утро мы всей семьёй молимся нашему Господу и благодарим Его за всё, что Он дал нам. После завтрака, я большую часть времени был в служении в церкви, на личном посещении, в дружественных церквях. Приходя вечером домой и открывая дверь, я слышал топот маленьких ножек по полу, радостный детский смех, голос любимой жены, а внутри пахло вкусной домашней едой. После ужина, наша семья вновь собиралась вместе и благодарила Бога за прошедший день, нашу семью, Его любовь к нам. Уложив детей спать, мы с Верой тоже засыпали с чувством благодарности и абсолютного счастья.

– Я родился в простой семье военного хирурга. В далёком сорок первом мой отец – молодой хирург, только окончивший Медакадемию с отличием – пошёл на фронт добровольцем. Моей матери он писал письма, описывая в них и быт солдат, и ужасы войны, и свои мысли, сомнения, надежды, мечты, одной из которых был я. В конце сорок второго он попал в плен и был увезён в один из концлагерей Вермахта. Было тогда крайне тяжело, но письма отец писать не перестал, пряча их от охранников и сохранив их до самого освобождения. Находясь в лагере, он продолжал помогать людям: кому-то отдавал свой обед, кого-то откачивал после «общения» с персоналом, кого-то подбадривал словом, не давая пасть духом. К сожалению, спасти удалось не всех, о чём молодой врач очень жалел. Через год наши войска достигли лагеря и освободили всех оставшихся в живых пленников. За заслуги в плену моему отцу дали героя войны и предложили пройти реабилитацию в лучших госпиталях Москвы, но он отказался, предпочтя вернуться на фронт. Так в составе Красной Армии отец дошёл до Берлина. Но на этом его война не закончилась – эшелоном он отправился на Дальний Восток, где продолжил службу. Домой он вернулся под Новый Год сюрпризом для матери. Через девять месяцев появилась моя старшая сестра Елизавета. Через год появился старший брат Вадим, ещё через три – я.

Моё детство прошло крайне необычно по сравнению с моими старшими братом и сестрой: вместо сказок на ночь мама и папа читали мне книги о врачебном деле, лечении, хирургии и подобном – только под них я засыпал. Прежде чем начать ходить, я научился читать. К семи годам в доме не осталось ни одной книги о медицине, которую я бы не прочитал. В школе учился на четвёрки, изредка появлялись тройки, но по биологии всегда была стабильная пятёрка. Так я и закончил школу. Поступив в Медакадемию, я снискал гнев и раздражение отца – он не хотел, чтобы я пошёл по его стопам. Сначала он начал избегать меня, затем перестал разговаривать, а когда я перешёл на третий курс – выгнал из дома.

Перебравшись в общежитие, я много потерял, но и приобрёл не мало: друзья, девушка, но что важней – опыт. И в теории, и в практике я был лучшим на курсе, а второй была моя девушка – Мария. После окончания бакалавриата, магистратуры, аспирантуры с отличием мы с Машей поженились. Свадьба была крайне скромной – только расписались в органах ЗАГСа и всё. После этого мои отношения с родственниками окончательно ухудшились: сестра и брат, также как и отец, перестали со мной общаться, сказали только, что я оскорбил отца тем, что пошёл по его стопам. Я долгое время ломал голову над их словами. В какой-то момент я слёг с нервным истощением. Мария заботилась обо мне всё это время. Она же сообщила моей маме о моём состоянии – она приехала к нам в тот же день и после, почти каждый день посещала нас. Моя мать – Юлия Николаевна – за всё время моей болезни ни слова не говорила об отце, даже мои вопросы о нём игнорировала.

Через месяц я полностью восстановился и встал на ноги. Мама решила какое-то время пожить у нас, но я отговорил её, убедив, что отцу без неё плохо. Мы же с Машей устроились на работу в центральную городскую больницу хирургами. Через два года мы были лучшим в районе. Через три – в городе. Через четыре – в стране (негласно). Многие люди приезжали в небольшой уральский городок, чтобы попасть к нам на приём… Однако… в нашей семье намечалось прибавление. В два раза! Мария носила близнецов под сердцем, двух девочек! Мы с нетерпением и огромной радостью ждали Юлию и Евгению… однако случилось ужасное. В один из дождливых дней поздней осени в нашей квартире раздался телефонный звонок… Мария подняла трубку:

– Здравствуйте! Квартира Бо'гуцких! Что?! – Я сидел в своём кабинете, писал какую-то научную статью и потягивал горячий кофе с молоком и двумя кубиками сахара-рафинада, когда услышал звук падения телефонной трубки на пол. Бросив всё, я выбежал на шум. В дверном проёме столкнулся с Машей. Она была вся в слезах. – Витя!

– Что?! Что случилось?! Кто звонил?! – Я увидел разбитую в хлам телефонную трубку, лежащую посреди коридора.

– Твоя… твоя мама! – Сквозь слёзы пролепетала она.

– Что-то с ней?! Что-то с отцом?! – Я понял, что Маша не может говорить, поэтому завёл её в кабинет, усадил в кресло и подал кружку с кофе. Сам же, взяв телефон и набрав мамин номер, завис в ожидании. Шёл гудок за гудком, гудок за гудком, гудок за гудком… стихли… я услышал чьё-то дыхание. – Алло! Мама?! Это ты?! Что случилось?!

– Здравствуй, Витя… – Это был голос отца. – Приезжай.

Он бросил трубку. Его голос был крайне холодным, будто мертвец мне только что прошептал на ухо. Маша, осушив кружку, более-менее успокоилась, но всё равно не могла говорить. Мы оделись и выехали по адресу к дому, в котором меня явно никто не ждёт.

Через семнадцать минут мы были на месте: пятиэтажный кирпичный дом, стальная дверь, свисающие лоджии, занавески на окнах. Выйдя из машины, я окинул взглядом давно забытые очертания здания. На четвёртом этаже увидел тёмную фигуру – отец. Я почувствовал, как наши взгляды пересеклись. Он скрылся в глубине комнаты. Я помог Маше выйти из машины и вместе мы зашли в подъезд, поднялись на нужный этаж. Позвонив в дверной звонок, нам открылась дверь. По ту сторону порога стояла Лиза.

– Здравствуй, сестра.

Промолчав, она ушла куда-то. Мы зашли, разделись и прошли по коридору в зал: в комнате было много людей, но тишина стояла гробовая, изредка прерываемая всхлипываниями каких-то пожилых женщин. Что-то внутри меня постепенно холодело, но я не мог понять отчего.

– Что случилось? – Вырвалось из меня нечто, что должно было остаться лишь мыслью.

Все обернулись. В глазах было что-то с трудом читаемое: ненависть, волчья злоба, невероятное горе и полное разочарование. Толпа расступилась, и я увидел отца… он стоял на коленях перед ящиком средних размеров глубокого чёрного цвета. Я ожидал холодный полный безразличия взгляд в мою сторону, но его не последовало. Мы с женой медленно направились вдоль своеобразного коридора, стены которого смотрели на нас так, будто хотели разорвать. Наконец мы достигли… гроба! Внутри чёрного ящика лежала мама: руки у неё были скрещены на груди, а сама она источала спокойствие… особенное её лицо с замёршей улыбкой. Маша уткнулась мне в плечо и зарыдала, а я не знал, как реагировать и что сказать, даже слеза не упала. Краем глаза заметил, что отец смотрит на меня. Он встал и куда-то вышел. Я двинулся за ним, Маша за мной. Так мы дошли до кухни.

– Что с ней случилось?

– Сердце остановилось.

– Причина?

– А сам как думаешь?! – Он с яростью и в тоже время с беспомощностью посмотрел мне прямо в глаза. – Убирайся из моего дома!

– Это и мой дом тоже. Я здесь родился.

– К сожалению. В последний раз говорю – убирайся.

– Как хочешь.

Мы развернулись и пошли на выход. У самой двери нас выловила сестра.

– Стой.

– Что ещё? Мы уже уходим.

– Через два дня похороны. – Сестра отвела взгляд и больше ничего не хотела говорить.