Оценить:
 Рейтинг: 0

Бесконечная мысль. Философский роман

Год написания книги
2019
<< 1 ... 11 12 13 14 15 16 17 >>
На страницу:
15 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Однако есть и другой путь: по фрагментам собрать с помощью крупиц испытанного за жизнь наслаждения новые элементы сознания, чтобы они, ничему особенно не мешая, позволяли работать с остальными структурами психики в новом режиме базового удовольствия. Причем, сделать это так, чтобы замкнуть всю конструкцию и постараться создать нечто наподобие «вечного двигателя наслаждения». В этом случае оно будет обеспечиваться не случайными поступлениями стимулов извне, а осознанным, целенаправленным усилием изнутри. Произвольно. По желанию. С помощью своего внутреннего языка. Тем самым реализуется положение вещей, при котором удовольствие, как вполне подконтрольный сознанию процесс, способно будет приводить к появлению прибавочного наслаждения внутри самой психики.

Артур снова покосился на Олесю, которая молча лежала, не отвечая и даже перестав раскачиваться. Ее расслабленный взгляд был устремлен в заполненное тихо мерцающими звёздами небо. Подождав некоторое время, он продолжил:

– Разумеется, не мне первому пришла в голову такая гениальная мысль – в буддизме это уже несколько тысяч лет является магистральной линией развития, и стадии медитации, размечающие путь к «вечному кайфу» запечатлены в традиции под названием «дхьяны». Западная же культура почти ничего не знает об этом, и «нашим» человеком прибавочное наслаждение, направленное на достижение первой дхьяны, будет восприниматься просто как творчество.

– А зачем нужны именно дхьяны? Я имею в виду, в целом весь этот путь, выстланный крошками удовольствия, может быть другим? – задала вопрос Олеся.

– Вполне вероятно – может. Скажем, как в дзене – реализованным одним гигантским прыжком. Только вот, по всей видимости, это невозможно без учителя. Поэтапный же путь, основанный на дхьянах, вполне можно осилить своими силами – при условии правильного понимания инструкций. Однако путь этот длинный, и без удовольствия просто невероятно скучно было бы удерживать в шаматхе одно и то же монотонное состояние, раз за разом разворачивая мыслепаттерны самоизменения. А с удовльствием – и тем более наслаждением – в дхьяне не скучно, само нахождение в ней это постоянная новизна и радость.

Артур умолк. Прошло еще некоторое время, заполненное шелестом волн и тихим пением цикад за спиной, и Олеся снова спросила:

– Хорошо. И как именно к этой радости пробиться? Ты говорил об инструкциях?

– С помощью медитации: аналитической и генеративной. В аналитической своей части она должна быть направлена на выяснение того, какой именно сформировавшийся за жизнь репрессивный механизм самовздрючивания мешает тебе этот вечный кайф получать. А в генеративной – на замену его позитивными и человечными способами добиваться желаемых изменений.

– Репрессивный механизм? – приподнялась на локте Олеся. – Ты уже не в первый раз о нем говоришь. А он-то здесь каким боком?

– Это целая история. Весьма интересная и поучительная, – старательно добавляя в голос иронии, нараспев произнес Артур.

– Я вся внимание, – улыбнулась Олеся.

– Представь себе маленького ребёнка. Он хочет, хочет и хочет. Без перерывов и внутренних ограничений. Если позволять ему реализовывать каждое пришедшее в голову желание, он попросту будет социально неадекватен, не говоря уже о том, что это банально нереализуемо. Если же ребенок без разбору будет подавлять вообще все порывы – то вместе с водой может выплеснуть и себя самого, так сказать. «Приударить и приубить». Поэтому с детства каждого из нас заставляют выборочно корректировать механизм, ведущий от желания к его реализации – и что не менее важно – корректировать быстро. Быстро – потому что ситуации, в которых нужно заставлять себя изменить намерение, возникают очень рано, еще во младенчестве, и ребенок к ним всегда не готов. Это легко понять: какие шансы у маленького человечка за секунды, пока происходит актуальное принятие решения, разобраться со всем этим огромным эмоциональным пластом и перенастроить существующую систему так, чтобы изменять ее без напряжения и подавления – на одном удовольствии? Почти никаких. Да еще взрослый требует, чтобы «сила воли» была применена прямо сейчас, немедленно. Обычно на то, чтобы «заткнуться». И ребенок ищет внутри себя способ быстро осуществить требуемое изменение и, как правило, находит его – в направленном на подавление желания внутреннем напряжении. Это становится базовым способом совладания с потоком влечения. А затем уже сформировавшийся аппарат саморепрессирования масштабируется и применяется многократно, выстраивая всё разветвленное здание автоматизмов по приспособлению человека к окружающей социальной среде. Так вот. Аналитическая медитация, о которой я говорю, и должна быть направлена на то, чтобы распознать, как именно у тебя работает этот механизм – где именно произошел сбой базовой программы желания и каков твой способ его репрессирования. Общего рецепта, к сожалению, дать невозможно, ведь у каждого он имеет свои особенности и нюансы, поскольку складывается под воздействием бесчисленного множества разных факторов, составляющих автобиографию.

– Боже, – тихо прошептала Олеся, – кажется, я понимаю, о чем ты. И что, все люди в этом самовздрючивании живут?

– Я конечно, не располагаю точной статистикой, но полагаю, что в нашей культуре – подавляющее большинство. Строят всё здание произвольных действий на хроническом напряжении, которое вызывает любая мысль, любое действие. Такая структура самомотивации похожа на безумные действия неумелого водителя, которому для вхождения в любой поворот приходится резко дергать ручник, а потом давить на газ. И так, постоянно замирая и подергиваясь, рывками двигаться к финишу на сожженных шинах. Собственно, это и называется «дукха», страдание.

Вторая – генеративная – часть медитации посвящена тому, как от этого постоянного самовздрючивания перейти к комфортному рулению. Поменять репрессии на спокойное и радостное самоизменение. При каждом таком внутреннем открытии и перестройке вся система желания начинает работать чуть более эффективно, устраняется один из барьеров для свободного протекания потока. В итоге – больше удовольствия, и способность испытывать наслаждение возрастает. Профит.

– Погоди-погоди. Я правильно понимаю, что для этого отказа от репрессивного ручника необходимо «в прямом эфире», онлайн, так сказать, отслеживать, как именно у меня протекает эта автоматическая реакция самоосекания? – изумилась Олеся.

– Да, – просто ответил Артур.

– Но с какой же скоростью это происходит! Можно ли вообще успеть ухватить такие вещи?

– Можно. Однако для этого нужна действительно очень и очень хорошо развитая стратегия самонаблюдения. Да, и еще – весьма быстро работающая, – иронично осклабился Артур. – А что для этого необходимо? Правильно, хорошо проработанная семантическая карта своей психики, по возможности детальная и свободная от противоречий. Итак, для начала необходимо освоить теорию. Без этого никуда.

– А дальше?

– Дальше нужно начать изменять структуру желания по этой теории. А затем седиментировать, впаивать в структуру психики достигнутые изменения.

– Седи… что? – переспросила Олеся. – У тебя этот термин частенько проскакивает.

– Понравилось красивое русское слово «седиментация»? – улыбнулся Артур. – Закрепить. Инкорпорировать в психику. Итогом этого процесса становятся qualia, причем и эмоциональные, и ментальные, и сенсомоторные: если до него ты была вынуждена обдумывать, как и что тебе делать, то после ты начинаешь «ощущать» напрямую, перепрыгнешь ты канаву или нет; можно ли говорить сейчас этому человеку всё, что думаешь, или лучше стоит придержать это при себе; получится ли справиться с формулировкой и внятным изложением пришедшей тебе в голову необычной мысли. И так далее. Это знание встроено в сам взгляд, которым ты «прикидываешь».

– Хорошо. А ты можешь более подробно, на простых жизненных примерах, объяснить, в каких ситуациях появляется эта седиментация?

– Ну… Если уж совсем на бытовых… Седиментация наглядно проявляется, например, в фоновом просчете того, куда упадёт поставленный на пол пакет, – поймав удивленный взгляд Олеси, Артур как ни в чем не бывало продолжил. – Да, обычный пакет. Скажем, ты подходишь к двери, которую надо открыть ключом, а в руках у тебя – достаточно тяжелый и наполненный разнородным содержимым пакет из супермаркета. Ты ставишь его на пол, прислоняя к стене, а дальше – ситуация может развиваться по разным сценариям. Например, пакет осядет и вещи банально рассыпятся. Или – пакет немного осядет, но «выстоит». Нас интересует второй вариант – и особенно описание того, каким образом седиментация внутренней прикидки «куда и как ставить пакет?», произошла. Человек, несколько раз «обжегшийся» на том, что всё падает, будучи неудачно поставленным, постепенно седиментирует это «знание». И в следующие разы у него появляется четкое ощущение того, как именно следует ставить пакет, чтобы он под воздействием силы тяжести осел «правильно», например, уткнувшись в стену.

У человека без такого опыта не будет подобного ощущения – и пакет, скорее всего, упадет, – закончил Артур, постепенно повышая уровень иронического трагизма в голосе. – Похожее явление имеет место в случае с «примериванием» под турником – когда ты стоишь под ним и «прикидываешь»: допрыгнешь или нет? Обрати внимание, возникает, конечно же, не просчет на уровне измеряемого сантиметрами расстояния, а именно ощущение.

Так вот. Если некоторое нововведение – например, умение не репрессировать себя, а плавно входить в жизненные повороты, не теряя удовольствия, – седиментировано, встроено в целостную структуру психики, считай, дело сделано. Навык закрепится и дальше ты будешь пользоваться им при возникновении соответствующей ситуации. Если же седиментации не произошло, и соответствующее qualia не сформировалось – извини, похоже, через некоторое время произойдет «откат» к предыдущей стратегии.

– Господи! Это странно, но пакет, черт его подери, тронул мою душу своей сермяжностью. Ведь действительно, если въедливо раскладывать, всё так. Я же постоянно по жизни это проделываю. Только не обозначаю словами. Ты не поверишь, но мне этого просто никто и никогда раньше не рассказывал. Ты первый.

– Поверю, – ответил Артур, спокойно глядя в ночное небо, – еще как поверю…

Bonkaposition

В завершение очередных вечерних покатушек по острову Артур привез Олесю на пляж Hin Kong, знаменитый в первую очередь своими шикарными закатами. И действительно, стоило запарковать байк, как небо над морем начало окрашиваться в оранжевые тона, хотя отдыхающих на пляже все еще было достаточно, и, несмотря на официальный запрет, вдоль полосы прибоя сновали туда-сюда вездесущие торговцы.

– Do you have a coconut ice cream? – спросила Олеся у проходящей мимо тайки с характерной переносной сумкой-холодильником, испещренной цветастыми ценниками.

– Solly. No have, no have… – покачивая головой из стороны в сторону, с традиционной улыбкой отвечала та.

– Что же они «no have» -то везде вставляют? – шутливо возмутилась Олеся, развернувшись к Артуру. – Ладно бы «don’t have» или хотя бы просто «no». Я не первый раз этот пресловутый «ноухэв» от тайцев слышу. Такое впечатление, что их здесь в школах так учат английскому.

– Да это же просто тайский «бонкапозишн»! У них в языке есть форма «май ми», которая точно этому «ноухэву» соответствует, – улыбнулся Артур. – Давай сядем здесь на это живописное бревно у берега. Намечается красивый закат.

– Что-позишн? – несколько обескураженно переспросила Олеся, присаживаясь рядом.

– «Bonkaposition»! – еще раз, уже с отчетливой карикатурно-пародийной псевдо-английской артикуляцией произнес Артур. Затем, глядя на недоумение, проступающее на лице собеседницы, пояснил:

– В русском предисловии Мишеля Фуко к тексту Делеза и Гваттари «Антиэдип» переводчицы ввели такое интересное словосочетание, как «позиция Юкста». Затем оно стало мемом и быстро расползлось по всему русскоязычному гуманитарному сообществу. Вообще-то в оригинале у Фуко фигурировало обычное французское слово «juxtaposition», т.е. «суперпозиция», «взаимоналожение». Но литературные боги распорядились судьбой этого концепта иначе – и он стал метафорой порожденного непониманием иной ментальности симулякра, кросс-культурного «сферического коня в вакууме». Ведь «позиция Юкста» это далеко не просто глупость. Прямо-таки ощущается, как работала переводческая смекалка, когда, не зная значения «juxtaposition», навевала мысль, что «juxta» это, должно быть, фамилия. Скорее всего, очередной теоретик структурной лингвистики. С такой вот простой и незамысловатой фамилией – Юкст.

– А почему тогда с маленькой буквы? – улыбнувшись, поинтересовалась Олеся.

– Кто поймет этих французов? Может быть, из-за отсутствия уважения к этому автору со стороны Фуко… – иронично прищурившись, поддержал её настрой Артур. – Вот эта «позиция Юкста» идеально подходит для описания того, как в наших школах учат иностранному языку. Наверняка ты знакома с базовым советским учебником по английскому «Бонк, Котий, Лукьянова». Если только ты не учила немецкий, у тебя в общем-то не было шансов с ним не познакомиться. По «Бонку» училась вся страна. «Бонк» стал именем нарицательным, используясь в оборотах наподобие: «выдай им бонка» или «в бонке посмотри».

– Ты удивишься, но одно время меня даже заставляли учить по нему других, – вставила свой комментарий Олеся. – Да уж, «Бонк» – это почти что русский Юкст.

– Ага. При этом многие удивлялись, узнав, что все авторы данного методического пособия – женщины! Т.е. не только пресловутый «Бонк», но даже Котий!

– Не говоря уже о Лукьяновой, – добавила Олеся.

– Так вот, – продолжал Артур. – Учебник этот, как и положено, изобиловал натужно-социалистическими диалогами комрада Петрова с комрадом Ивановым в стилистике «I live in London», «My name is Boris», «I am a communist» и текстами со звучными названиями типа «From Verkhoyansk to Sukhumi». Но не это главное. Основное достоинство этого учебника для всей советской образовательной машины заключалось в том, что реальный английский язык по нему выучить было невозможно! Доказательством чему являлись поколения русских людей, проучивших «бонк-инглиш» 10 или 11 классов – и так и не умеющих связно говорить. Соответственно, тем самым резко снижался риск «поймать не те волны из-за рубежа» или почерпнуть что-нибудь из «неблагонадежных заграничных источников». Но реальный эффект оказался значительно более глубоким и неоднозначным…

Английский язык, исходя из «позиции Бонка», для русского человека, изучавшего его в школе, – это гораздо больше, чем просто английский язык. «Bonkaposition» дает такое фантасмагорическое наслоение смыслов, при котором в результате одиннадцатилетних мытарств в сознании несчастного «пьюпила» образуется симулякр «эльфийского английского в вакууме» – языка инопланетян или небожителей из другого мира. Разумеется, простым смертным даже не приходилось рассчитывать на то, чтобы овладеть таким невообразимым по своей сложности «лингвистическим кентавром». И вся образовательная система была рассчитана на то, чтобы только укреплять граждан в этом убеждении. В начале 90-х это сильно способствовало быстрейшему проникновению «карго-культа» в сознание советских людей и преклонению перед недосягаемым в интеллектуальном отношении Западом.

– Это похоже на историю внедрения «Qwerty-клавиатуры», которая изначально задумывалась как способ снижения, а не увеличения, скорости печати, – откликнулась Олеся. – «Бонк» меня этим всегда вымораживал. К счастью, я достаточно быстро уехала за границу, и язык выучила уже там. Но как же на практике учителя в советских школах рассчитывали передать какие-то знания ученикам? Ведь у кого-то получалось – были же частные репетиторы. Синхронисты. Переводчики МИДа, в конце концов.

– А вот здесь принципиально важный момент. Синхронисты, реально работавшие на международном уровне, и МИДовцы, разумеется, учили язык совершенно по-другому. Они с веселым недоумением читали «Бонка», потешаясь над тем, какое понимание языка должно было возникать в головах у «обычных смертных» в результате этого чудовищного «juxtaposition».

Репетиторы же бывали разные. Большая часть даже и не пыталась обучать детей реальному английскому, поскольку сама им по-честному не владела. Они просто зарабатывали деньги репетиторством на основе классического бонк-симулякра, культивируемого в этой среде. Что же касается тех редких ситуаций, в которых ученики могли столкнуться с реальностью и проверить полученные знания на практике – например, таких, как выезд за рубеж и общение непосредственно с носителями, – то здесь сознание «педагога» раздваивалось в соответствии с классическими канонами «двоемыслия», и он начинал бессознательно веровать в удивительную установку, которую можно назвать «надеждой на снисхождение харизмы». Как известно, харизмой назывался в Евангелии дар языков, снизошедший на апостолов. Не давая учащемуся адекватных критериев подбора того или иного способа выражения мысли по-английски, преподаватели, вместе с тем, бессознательно рассчитывали на то, что образовавшуюся смысловую лакуну при попадании в иноязычную среду заполнит «дух святой». Или просто ученик, прилетев в Нью-Йорк или Бостон, от неожиданно нахлынувшей радости ощутит в своем сердце «харизму», которая и прорастет в его сознании всеми необходимыми лингвистическими дистинкциями.

– Да, я еще слышала об альтернативном варианте обучения: обретение языка посредством руконаложения, – хохотнула Олеся.

– К сожалению, на практике чудо при таком подходе случалось крайне редко. В результате иногда целые районы за рубежом, в которых компактно проживает русская диаспора, вроде Брайтон-бич, как не говорили по-английски, так и не говорят. Годами и десятилетиями.
<< 1 ... 11 12 13 14 15 16 17 >>
На страницу:
15 из 17