Сомнамбула

Ветер надувал тучи свинцовой тяжестью и выжимал капли дождя. Ветер откидывал поднятый верх у пролеток и гнал озябших лошаденок. Ветер очистил гранитную лестницу от мокрых следов. Ничего не напоминало о том, что городовые подняли и перетащили в санитарную карету тело, укрытое простыней. На посту остался Ермыкин, который выхаживал и посматривал, будто мог объявиться новый утопленник. Он по-свойски кивнул Ванзарову, дескать, бдим, и пошел обходом. А чиновник полиции поднялся на третий этаж дома и покрутил ручку звонка. Из квартиры раздался знакомый вой, как от пароходного гудка.

Последний раз он был здесь дней шесть назад и не думал, что вернется снова. Строить предположения или планы – лучший способ рассмешить богов, как узнали на горьком опыте древние греки, о чем стали писать трагедии и даже показывать их в театрах.

Дверь открыла горничная. Преображение случилось разительное. В ней не осталась игривого кокетства. Исчезла прическа черных волнующих кудрей, волосы были туго собраны на затылке, как у домашней учительницы. А лицо ее несло отпечаток пережитого горя, она не стеснялась покрасневших глаз. Даже просторную блузу, у которой на месте выреза красовались полосы тельняшки, теперь сменило черное платье с белым фартуком и коронкой.

Ванзаров галантно приподнял шляпу.

– Мадемуазель Муртазина, вы позволите? – сказал он, нарочно не поминая романтическое имя, которым она представлялась раньше.

– Господин Ванзаров… Простите, сейчас не вовремя. Мадам Рейсторм спит.

– Обещали ведь не поить ее каплями опиума.

– Без них она пребывает в беспокойстве. Прошу простить.

Ванзаров сунул ногу в проем, не давая двери закрыться.

– Вы не слишком радушны, – сказал Ванзаров, подпирая дверь плечом. – Не посмею беспокоить сны мадам. Я к вам.

– Ко мне? – спросила горничная с таким изумлением, будто получила предложение руки и сердца. – Но ведь все кончено. Чего вы хотите?

– Там, где одно кончилось, другое только начинается, как гласит закон цикличного возвращения, – философски ответил чиновник сыска. – Если не желаете приглашать в дом, накиньте платок, на лестнице холодно.

Поколебавшись, горничная отошла в сторону.

Оставив пальто и шляпу в прихожей, Ванзаров вошел в знакомую гостиную. Здесь все было по-прежнему. Вдова капитана 1-го ранга, заработавшая кличку мадам Пират за то, что не давала покоя приставу Вильчевскому, превратила квартиру в подобие корабля в память о покойном муже. С потолка свешивались канаты, веревочная лестница и гирлянды треугольных флажков. Стены были густо увешаны фотографиями морских офицеров, кораблей и портов. Большой книжный шкаф превратился в выставку корабельных приборов. Хозяйка этого редкостного музея дремала на своем капитанском мостике. Уронив голову на грудь, пожилая дама отчаянно храпела, не хуже коня в стойле, во всяком случае с неменьшей резвостью. Ванзаров заметил, что свой телескоп Лебедев так и не удосужился забрать. Линзы все еще были направлены в окна дома напротив.

– Елизавета Марковна сильно сдала за последние дни. – Горничная говорила тихо, чтобы не разбудить.

– Узнав о случившемся, она не потребовала шампанского? – шепотом спросил Ванзаров.

– Что вы… Залилась слезами и стала молиться, будто это ее грех.

– Потеряла смысл в жизни?

Муртазина задумалась, в чем раньше не была замечена.

– Наверное, вы правы… Все мы потеряли смысл жить дальше…

– Так бывает, когда человек получает то, чего сильно хочет.

На него глянули хорошенькие глазки. Все те же, прежние.

– Вы так полагаете? Но ведь это ужасно… Получить желаемое и узнать, как ошибался…

– Один древний автор как-то сказал: бойтесь своих желаний, – сказал Ванзаров, которого интересовало: насколько глубокие изменения случились в игривой горничной. – То есть выбирайте их тщательно. Боги могут изрядно пошутить. А вы, мадемуазель, боитесь своих желаний?

– Уже нет, – ответил она, отведя взгляд. – Мне уже нечего бояться… Думаю, Елизавете Марковне осталось немного, новым хозяевам не понадоблюсь, придется искать новое место. Что к лучшему. Не хочу каждый день видеть дом напротив…

Барышня повела подбородком в сторону окон. Ванзаров понимал, почему дом-красавец, именуемый в 3-м Казанском участке «Версаль», вызывает у нее тяжелые воспоминания.

Муртазина встряхнула головой, будто отгоняя дурные мысли.

– Так для чего я вам понадобилась, Родион Георгиевич?

Ванзаров позволил себе сделать несколько шагов по гостиной, будто разглядывая экспонаты.

– Что делали вчера вечером? – спросил он, посматривая на спящую даму.

– Что я делала? – переспросила Муртазина с нескрываемым удивлением. – Вас это в самом деле интересует?

– Чрезвычайно.

– Тогда должна признаться во всем. – Она сложила руки на переднике. – Я не делала ничего. Совершенно запустила дом. Пол не метен, пыль не убрана. Самовар и тот лень поставить. Мадам ест, как птичка, а я подъедаю за ней крошки. Даже в лавку лишний раз не хочется идти. Преступная лень…

– А в одиннадцатом часу вечера?

Муртазина вздохнула:

– Дала Елизавете Марковне капли и села на кухне. Свет не зажигала, жалко свечей.

– Господин Квицинский заглянул, когда мадам спала?

Кажется, вопрос пробил брешь в тоскливом спокойствии барышни. Нервными движениями она оправила фартук, и без того выглаженный.

– На каком основании задаете подобный вопрос, господин Ванзаров?

– Потому, что имею право, – ответил он, подходя к ней.

– Неужели? Вы уверены? Вам же известно, в чем состоят наши отношения с Леонидом Антоновичем.

– Полковник Пирамидов предоставил мне право задавать любые вопросы, кому сочту нужным.

Губки мадемуазель округлились, чтобы произнести фразу: «Так и вы теперь туда же». Но она умела управлять чувствами.

– В таком случае… Прошу не сердиться на мою маленькую хитрость. Вы же понимаете, о таких встречах нельзя рассказывать.

Ванзаров понимал.

– Спиритического кружка «Ребуса» больше не существует. Объектов вашего интереса не осталось, – сказал он. – Чего хотел от вас Квицинский?

– Почему бы вам не спросить у него самого?

– Когда сочту нужным, – ответил Ванзаров. – Что он хотел?

Муртазина закрыла глаза ладонью, будто от яркого света.

– Это было ужасно, – проговорила она. – Я не ждала его, встреча не была условлена. К тому же Леонид Антонович никогда не приходил сюда. Встречи всегда назначались в общественных местах. А тут вдруг… Открыла дверь и не узнала его. Он был в чудовищном состоянии…