Сомнамбула

Не трудно было догадаться, чего именно ждут от Ванзарова и чем он заработает прощение за шалость, так сказать.

– Дело будет проходить по 3-му Казанскому участку или по сыскной полиции? – спросил Ванзаров.

– Никакого дела нет – и не будет, – последовал неизбежный ответ. – Розыск строго конфиденциальный.

Полковника можно было понять: не хватало еще, чтобы в Министерстве внутренних дел узнали о странной смерти сотрудника охранного отделения. Как же полковник Пирамидов будет охранять трон и государство от посягательств, если не смог сберечь своего человека? Вот в чем неприятность…

– О господине Шереметьевском не беспокойтесь, это моя забота, – продолжил Пирамидов. – Ваша задача: найти того, чьих это рук дело. И указать нам. Никаких арестов, задержаний и протоколов. Только назвать человека, кто бы он ни был, и представить доказательства. Это все, что от вас требуется, Родион Георгиевич. Согласны?

Ванзаров понимал, что полковник недоговаривает нечто важное. Он не стал спрашивать о том, что нашептывала логика. Кое-что успел обдумать, пока ждал охранку и разглядывал с набережной тело своего знакомого, еще недавно живого и здравствующего.

– Потребуется помощь, – вместо согласия ответил Ванзаров.

– Все, что угодно. Что именно?

– Во-первых, мне нужно знать, с кем из агентов у Квицинского вчера была встреча.

Пирамидов выразил на лице, как неприятен именно этот вопрос.

– Тут мы бы и без вас справились.

В ответе был прямой намек: правила ведения секретной агентуры не позволяли полковнику знать эту информацию. Агентов охранного отделения, время и места тайных встреч знал только сотрудник, который их вел. Даже в отчетах указывались клички, чтобы риск раскрытия предателя сделать минимальным. Полковник действительно не знал, с кем мог встречаться Квицинский, в чем Ванзаров еще раз убедился.

– Потребуются сведения о делах, которыми занимался Леонид Антонович последнее время.

– Вам сообщат. Что еще?

– Содержание карманов Квицинского. Тело должен осмотреть Лебедев.

– Принято. Еще?

– У меня должно быть право задавать любые вопросы, кому сочту нужным.

– Такое право у вас есть. Все?

– Жене Квицинского сообщите, что муж отправлен в срочную командировку.

– Не возражаю.

– Фотографический снимок Квицинского.

– Вам доставят в сыскную.

Просьбы Пирамидов удовлетворял не хуже волшебника. Подозвав ротмистра Мочалова, приказал передать все, что было обнаружено при обыске одежды. А также ответить на любые вопросы, которые задаст чиновник полиции, без утайки. В обмен за любезность полковник потребовал, чтобы его постоянно держали в курсе, как продвигается розыск. Первый доклад – завтра утром у него в кабинете.

– И не вздумайте шутить со мной, – проговорил он, понизив голос. – Помните: найти, указать и отойти в сторону. Тогда в моем лице не обретете врага.

Неизвестно, что лучше: быть врагом или другом начальника охранки. Фортуна так переменчива.

Между тем на набережной канала нашелся человек, у которого случилось хорошее настроение, хотя он тщательно это скрывал. Пристав Вильчевский испытал невероятное облегчение и глубокую благодарность, когда Ванзаров шепнул ему, что дела не будет. Не будет вовсе. Как будто ничего не случилось. Даже несчастного случая. А то ведь пронюхают репортеры и напечатают в разделе «Приключения» пакостную заметку «Утонул в канале»…

13

Угол Вознесенского проспекта и Казанской улицы

Станислав Станиславович будто очнулся ото сна. Он находился у себя в конторе, в окна светил серый, но дневной свет. Что случилось с ним за последние часы, нотариус Клокоцкий не только не мог понять, но даже вспомнить. Вроде, как всегда, пришел в обычный час, отпер дверь, снял пальто, сел за стол. Дальше вошел посетитель.

Обычно Клокоцкий запоминал людей с первого взгляда. В профессии нотариуса память на лица довольно важна. Но тут, как ни старался, не мог вспомнить, кто приходил. И даже не был уверен, приходил ли вообще. Оглядев кабинет, он понял, что у него происходило нечто странное. Если не сказать – ужасное.

Весь пол устилали бумаги, сброшенные с полок. Бумаги лежали на креслах, на столе и даже на чайном столике. Все, что в порядке и аккуратности Клокоцкий расставлял в папках, все прошлые дела и дела новые, превратилось в бумажную кашу. Хуже катастрофы, кажется, нельзя представить. Бродя по кабинету, как привидение, нотариус обнаружил, что бедствие еще хуже. Сейф, в котором хранились особо важные наследственные дела, был распахнут, а его содержимое в беспорядке валялось под столом. Причем ящики самого стола вытащены и брошены на пол. Разгром был полный и окончательный. Такого зверства не позволяет себе даже полиция при обысках. Чтобы восстановить порядок, придется закрыть контору на неделю. Да если бы только в этом беда…

Клокоцкий смотрел на часы и не верил своим глазам: исчезли два часа. Без следа. Что происходило в это время? Какая муха его укусила, что он разгромил своими руками дело всей жизни? И ведь не пьян, не в хмельном угаре. И такое натворил… Станислав Станиславович был уверен, что катастрофу устроил сам. Кто же еще, если дверь закрыта.

Что тут поделать? На самого себя не заявишь в полицию. Жаловаться некому. И друзей почти не осталось в живых. Быть может, это ему наказание? Но за что? Что такого дурного натворил? Честно исполнял службу нотариуса.

На глаза попался журнал «Ребус», оставшийся на столе. И тут Клокоцкого посетила странная мысль: а не есть ли это наказание за то, что он занимался спиритизмом? Сколько раз у них обсуждались явления, которые случаются не на сеансе, а вот так, средь бела дня, неизвестно откуда. Может быть, и его кабинет навестила спиритическая сила, которая оставила такой разгром? Отсюда и провал в памяти. Поразмыслив, нотариус счел это объяснение самым разумным. Оставив все как есть, он оделся и вышел на улицу. Ему требовалось срочно поделиться и обсудить явленное чудо. И понять, что делать дальше. Клокоцкий знал, кто сможет помочь ему советом.

14

Угол Казанской и Демидова переулка

Мочалов с солдатской прямотой заявил: он голоден так, что готов сожрать любого. Ничто человеческое не чуждо даже сотрудникам охранки. А за едой с аппетитом порой можно сболтнуть лишнего. Ванзаров пригласил ротмистра на поздний завтрак в ресторан гостиницы «Виктория». Кухня отменная, заведение поблизости, далеко ходить не надо.

Усевшись за столик, Ванзаров наблюдал, какое действие оказывает жандармский мундир ротмистра. Официанты перестали беспорядочно бегать по залу, небольшой оркестр затих, а гости незаметно перебрались подальше от опасной парочки. За свою репутацию, которая пострадает после прилюдного завтрака с жандармом, чиновник сыска не беспокоился. А ротмистр давно привык к страху и почтению, что вызывали его аксельбанты. Он живо взялся за рубленые котлеты с вареным картофелем и чухонским маслом, не забывая запивать хорошими глотками шабли. Ел Мочалов, как ест здоровый крестьянский мужик после тяжкой работы в поле. Любо-дорого посмотреть. Но посетители ресторана старательно обходили взглядами их стол. Даже дамы, которым полагается интересоваться заметными одинокими мужчинами, особенно когда их двое.

Пока организм ротмистра насыщался, Ванзаров разложил на столе находки из карманов утонувшего. Квицинский имел при себе: карманные часы на золотой цепочке, перочинный ножик, смятый цветок, промокший платок, портмоне и записную книжку в сафьяновом переплете. Портмоне хранило несколько сотенных купюр, счет из ресторана «Данон» от вчерашнего числа и телеграфную квитанцию отделения на Варшавском вокзале.

Ванзаров раскрыл слипшиеся листы записной книжки.

Квицинский вел записи карандашом. Иначе без Лебедева и его лаборатории прочесть было бы невозможно: вода смывает чернила. Слова сохранились. Леонид Антонович проявил похвальную осмотрительность: никаких фамилий и адресов, только сокращения. Последняя запись стояла на 1 ноября. Выглядела она так:

10. ВО/??!

На предыдущем листке за 31 октября было пусто. Завтрашний день, 30 октября был не слишком занят:

12. Г-к. (?)

4. С-й.

6. М-а/СГ.

Сегодня, 29 октября, господин Квицинский собирался:

11. КР./СГ.

3. Об./Г-к.

6. МК.