Сквозь синий свет

Кричу: – Старик, – тишина в ответ, – Товарищ Полковник, дайте закурить напоследок.

Хриплое, прокуренное: – Стойте. – он подходит ко мне, протягивает сигарету мне в рот, прикуривает её.

Нужно что-то говорить. Как-то тянуть время.

Больно говорить с разбитыми губами: – Пожалуйста, – Я должен отомстить. Что бы вы сделали на моем месте?

– Я не на твоем месте. Прости парень. Скоро все закончится. Ребята, – говорит он роботам, – загружайте его. Прощай.

Я кричу: – Постой, я… я… прости за машину. Жаль её. У меня самого Форд 74 года, гран торино, старый, еще для моего отца он был старый…

Старый козел перебивает меня: – Мы попрощались.

– Стой, Стой!

Вот, знаете такие моменты в фильмах: накал эмоций героев, музыка нагоняющая ажиотаж. И ты понимаешь, что вот-вот, что-то произойдет.

У меня вздулись на лбу вены поверх синяков. В голове водоворот мыслей, как отвлечь его, задержать, что-то же должно произойти и… и ничего не происходит.

На меня надевают силиконовую шапку с проводами. Последний шанс. Попытка вырваться… безрезультатно. Маленький укол из запястья робота, я его почти не почувствовал. Слабость, глаза закрываются.

На прощание говорю: – Товарищ полковник идите вы на…

И опять тьма.

Слова доносятся откуда-то издалека. «Просканируйте его отпечатки пальцев и отправьте наверх». – это голос Майор-полковника. Что он делает в моей новой счастливой жизни, и почему я помню о старой, реальной жизни? В прошлый раз было не так.

Открываю глаза. Слабое зеленое освещение. Я голый, в слизи, и с проводами. Опять?!

Что-то пошло не так? Сколько времени я здесь пролежал?

Вытаскиваю трубки из рук, ног, и других, более причудливых мест. Глаза слипаются, ужасно хочется спать. Нужно выбираться. Достаю еще одну, самую большую трубка, изо рта. Начинаю задыхаться. Соленая жидкость наполнила рот.

Нехватка кислорода и полный рот непонятной жидкости сняли сонливость.

Выхожу из зоны комфорта.

Бью ногами по корпусу «гроба», бью всюду, куда могу достать. Заканчивается воздух. Конвульсивно, как рыба, выброшенная на берег, содрогаюсь всем телом.

Пронзительный скрежет, как ногтем по грифельной доске, и резкая боль в ноге. Я разбил стену заднюю стену своего гроба. Жижа вытекла – можно дышать.

Выбираюсь наружу, Весь в соплях, голый, с порезанной ногой. Не уверенно делаю свои первые шаги.

Чувствую жжение большим пальцем ноги. Я наступил на окурок. Здесь мы курили с полковником-полковником. Огонь еще не потух – прошло не больше пары минут.

Нужно догнать, не упустить. Бегу.

Вернулась сонливость. Ноги слегка подкашиваются. В глазах мутнеет.

Бегу. Почти не спотыкаюсь.

«Дурень, ты и трезвый не смог его одолеть. А там еще и роботы».

Хорошие мысли, слишком умные для меня. Игнорирую.

В конце коридора стоят 3 фигуры, 2 высокие, одна пузатая. Вот они, нужно затаиться и прокрасться тайком. Силой протаранить – не получится.

Слишком не здоров, чтобы принимать правильные решения, и уже поздно – они меня заметили.

Нужно таранить. «Что же ты делаешь, дурень?».

Поздно сожалеть. Нужно таранить, так сильно, как вообще возможно. Давай, как в футболе. Чуть поднырнуть и опрокинуть.

Нужно ловить момент и…

Моя левая нога цепляется за правую, и я падаю в метре от старика.

Майор-полковник издает звук, что-то между отрыжкой и смехом.

Организм перестает бороться с сонливостью. Я отключаюсь. Лежу перед ними, голый, в зеленоватой слизи, с окровавленной ногой. Главное революционное лицо нашей современности, голым задом кверху.

Прихожу в себя, из-за запаха сигарет и громкой музыки. Это опять Metallica. Это опять усатый Майор-полковник. Играет трек «Unforgiven[2 - С англ. Непрощенный.]».

– Как же ты достал меня. Вот, что мне с тобой делать?

– Понять и простить. – вяло выдавливаю из пересохшего рта.

Я одет в белый халат и больничные тапочки, я сух и чист. Порез на ноге заклеен, и не следа крови. Голова лысая.

– Из-за каких-то чертовых имплантат в твоей башке, ты не поддаешься системе. Они не смогли тебя выгрузить. По протоколу тебя следовало утилизировать, но тебе повезло. Не могу я так. Человека – утилизировать без суда и следствия, несправедливо это. Я понимаю пластмасску эту: бездушную, что тебе руку заштопала, и тело обследовала, а человека – нет, не могу. Хоть и такого тупого преступника, как ты.

– Я не преступник.

– Да, все вы не преступники. – он закурил и протянул мне, затем закурил себе.

Он продолжил, выдыхая клубы дыма: – Придется тебя в «главный» везти. Хотел, как лучше, но ты, в принципе это заслужил.

– В главный?

– Да, «главный улей». Так его прозвали. Он в центре промышленной зоны. Огромный такой. Там только заключенные. Только они там… – он откашлялся, – не целиком. Только жизненно-важные органы и мозг.

– Так со всеми будет, не только с преступниками. Всех разберут на органы и доить будут. – говорю я.

– Тебя разве разобрали? – он выкинул окурок в окно. Машина полностью закумарена, я не сразу заметил, что потолок машины желтый от табачной копоти.

От дыма слезятся глаза, и режет горло. Но мы продолжали курить.

– Тебя туда дважды загружали, и что – жив-здоров.