Шум мотора привлек внимание коллег полковника. Один из них махнул рукой, и роботы задвигались в нашу сторону.
Майор кашляет и держится за горло. Я кричу: – Выжимай сцепление. – а сам дергаю рычаг передач. Майор сквозь кашель улыбается и машет головой вправо-влево.
Вытягиваю руку так, что дуло пистолета оказывается у его уха. Стреляю в боковое окно.
Майор, забыв про кашель, кричит и держится за ухо, но сцепление выжимает. Жить хочет.
Включаю передачу, педаль газа уже вдавлена в пол. Подняв столб пыли, на полицейской машине, с кричащим майором за рулем, с пистолетом у виска, под выстрелы роботов, мы уносимся вдаль. Эх, жаль радио выключено. Хотя, я все равно бы его не услышал. Меня тоже оглушило выстрелом.
Ехали долго. У меня рука затекла держать пистолет у виска полковника.
– Долго еще? – спросил успокоившийся майор. – Куда едем хоть?
Молчу. Не хочу выглядеть человеком без плана.
– Ты из повстанцев, да? Твоих товарищей перебили, и ты не знаешь, что делать дальше? А тут еще и полковника похитил. Совсем влип.
– Ты полковник? Я думал – майор. – Максимально сдержанно и спокойно. Только бы не выдать панику.
– Нет. полковник – это 2 полосы, у меня одна.
Дальше ехали молча. Кончились силы держать пистолет.
– Не пойму я вас, – неожиданно начал, прокуренным голосом, Майор-полковник, – Что вам так эта матрица не нравится. Счастья ведь полные штаны. Причем для каждого свое, личное счастье. Хочешь денег –на. Любви – на. Сиськи – тоже на. Если честно, я всерьез думаю о том, что как закончу дела, самому лечь туда.
– Я закурю. – он не спрашивал разрешения. Он предупредил, что полезет за сигаретами. Что бы я не выстрелил от испуга. Он тянется рукой к бардачку. Достает красную пачку с белой надписью.
– Будешь?
– Не курю.
– Молодец. А мне вот силы воли не хватает. Всякую мразь не пристрелить раньше суда – хватает, а курить бросить – не хватает. – он прикуривает. Зажигалка у него старая, металлическая. Он отщелкивает верхнюю крышку. Крутит металлический барабан, трет его об маленький кремень. Искра поджигает пропитанный фитиль. Запах пота в машине сменяется бензином, он сменяется табаком.
Рука с пистолетом начинает дрожать. Старик видит это , он знает, что я долго не продержу пистолет.
– Вот не пойму я вас, людей. Раньше все курили и наплевать было на здоровье, деньги. «Они успокаивают» – так они говорили. И ведь за эту маленькую каплю никотинового счастья получали рак легких, прокуренные сосуды, импотенцию. Поверь мне, я всю жизнь курю. Это та еще дрянь. А тут, им предлагают настоящее счастье. Конечно, свобода – это большая цена. Но все же. На сто процентов счастливая жизнь. Сладкая ложь без рака легких. Не пойму.
Его хрипловатый бубнеж пробуждает воспоминания из фальшивой жизни. Счастливой жизни с женой и дочкой. Слеза стекла по подбородку. Быстро стряхиваю её, чтобы Майор-полковник не заметил.
Он говорит: – Ты подумай об этом, парень. Я хоть сейчас могу отвезти тебя в один из этих «улей», и забуду, что ты похитил полковника полиции, что прострелил окно его любимой машины, и пару раз дал ему в кадык. Лады?!
Я не выдержал навалившихся на меня воспоминаний, рассказал ему все как есть. Про то: как мою беременную жену на моих глазах изнасиловали и убили; как правительство людей доить собралось, и про ферму ему рассказал; как в матрице лежал и сны о счастливой жизни видел; что вернулся бы туда, с удовольствие, но дело у меня важное осталось – месть.
Все рассказал и заплакал.
Майор-полковник – человек бывалый, не растерялся, выхватил у меня пистолет. Заехал по лицу своей здоровой волосатой лапой. – Это тебе за кадык и окно. – он ударил меня еще раз, это тебе за то, что роботы огонь открыли по нам – изрешетили ласточку мою. Ох и знал же я, что не нужно её на службу брать.
Он бьет меня еще раз. А это тебя за то, что мир наш развалил.
– И как я тебя не узнал. Ты же тот дурень, который слил слова Эдисона Вэйда в сеть. – говорит полковник выдыхая сигаретный дым. – Но, не моё дело – тебя судить. Я сдам тебя в «улей». А потом доложу наверх. А там решат, что с тобой делать.
Мы подъезжаем к огромному желтому зданию. «Улей», а вон и пчеловоды. Два робота вышли из здания.
На моих руках наручники на губах свернувшаяся кровь. В машине я один, Майор-полковник вышел к роботам. Они скрылись в здании.
Я дергаю ручку двери – закрыто. Перевожу взгляд на замочную скважину зажигания – ключа нет. И на что я вообще надеялся?
Эх, была-не была. Повторяю действия из одного старого фильма – ломаю пластиковую панель под рулем управления. Под ней оказываются провода: зеленый, белый… как будто я знаю: какие нужно замыкать между собой, чтобы машины завелась. Рву их и замыкаю все подряд между собой. Не заведется, так хоть отомщу полковнику за удары по лицу. Он мстил мне, я ему. Замкнутый круг.
Браслет наручников елозит по запястьям. Старые шрамы не дают покоя. Напоминают, о том, что отомстить нужно не только за разбитое лицо.
Машина так и не завелась. Сдаюсь. Громко выдыхаю. Поднимаю глаза. Из бокового окна на меня смотрят недоумевающие глаза полковника-полковника. Правый ус его дергается вместе с глазом. Он открывает дверь и бьет меня в лицо.
В следующий раз я буду мстить ему за этот удар.
– Дегенерат, хватит портить мою машину! – он кричит, – На что ты надеялся, мы же не в гребаном кино. – и бьет меня еще раз.
Он вытаскивает меня из машины: – Пошли, тебя ждет лучшая жизнь.
Вот он – шанс! Нужно бежать. Бью его в лицо. Полковник пошатнулся. Бью его еще раз. Усатое лицо морщится и со злостью смотрит на меня.
Старик полковник отводит в сторону руку, жестом дает понять, идущим к нам роботам, что он справится сам. Они подчиняются – останавливаются.
Нужно ударить его еще раз. Может хватка ослабнет, и я смогу убежать. Меня пугает его злое лицо настолько, что не нахожу смелости на этот удар. Из моих побитых губ доносится вялое: – Простите.
Далее: волосатый кулак забивает мое «простите» мне обратно в рот, выбивая при этом пару зубов.
Он кричит: – Щенок, паскуда. На кого руку поднял?! На полковника Лукашина? Я тебе сейчас покажу. – я валяюсь на земле, он сидит на мне он четко, больно, точно наносит по мне удары.
Ну, если дурак – то нужно терпеть. И, не так уж сильно он меня бил, знаете, так, по-отцовски.
Из его пиджака выпал портсигар, от удар об землю он раскрылся. Сигарет там почти нет, зато есть фотография, на ней прыщавый пацан с пышными бровями. Наверно, это очень важно.
– Забирайте его. – кричит он роботам.
Меня уносят жесткие пластиковые руки в лучшую жизнь.
В первой комнате нас сканируют синим светом. У меня больше нет чипа, он остался на наручниках вместе с ошметками моей кожи. Для них я больше не существую.
Во второй комнате распыляют газ.
В третье меня раздевают, бреют голову (опять) и мажут лысую башку какой-то жижой (видимо, чтобы волосы не отрастали). Дальше: ведут по коридору. Я свисаю на их металлических руках, ноги плетутся следом. Меня преследует табачный дым. Майор-полковник решил попрощаться лично со мной?
Меня тянут по длинному коридору. По бокам мелькают голые ступни за зеленой стеклянной стенкой. Присматриваюсь: на больших пальцах висят бирки с фамилией и личным номером.
Все больше и больше фамилий проносятся мимо. Они лежат не по алфавиту, не распределены по полу или возрасту. Людей укладывали в порядке живой очереди.
Так, стоп! Что это была за фамилия? Это был мой друг Борис. Мой хакермен. Он здесь. Здесь я, и нуждающийся в ремонте ноутбук. Это судьба. Нужно вырываться.