– Вы правы, сеньор! – горько заметил Джон Галлет, – но какой прок мне от этого? Для занятия сельским хозяйством нужны деньги, а за тройку моих быков вместе со всей рухлядью, сколько её найдется у меня в телеге, я едва ли буду в состоянии приобрести хоть одну десятину земли. Если бы я мог купить кусок земли, то, конечно, наплевал бы на копи и сумел бы управиться здесь со своим делом! Но к чему и говорить-то об этом, ведь это – невозможно!..
– Ну, Джон Галлет, – снова заговорил дон Педро, – я вижу, вас еще можно спасти от золотой лихорадки. Я готов дать вам средства, необходимые вам для того, чтобы поселиться здесь: а вы мало-помалу выплатите мне долг за несколько лет. Согласны?
Галлет не верил своим ушам. Кто он такой для этого человека? – простой чужеземец, и больше ничего! А между тем испанец осыпал его благодеяниями… В душу Галлета закралось подозрение.
– Скажите мне откровенно, сеньор Педро, что это значит? – спросил он. – Сперва вы на несколько недель принимаете меня в свой дом: теперь предлагаете мне деньги и средства, чтобы дать мне возможность навсегда поселиться в ваших местах… Зачем вы это делаете? Ведь благоразумный человек ничего не делает без цели и без достаточного основания…
Дон Педро покачал головой.
– Неужели же вы не понимаете, что можно делать добро своим ближним просто от чистого сердца, только из человеколюбия? – спросил он в ответ. – Почему я обратился к вам с таким предложением? Да потому, что мне жаль вашу жену, вашего бедного ребенка: потому, что я готов помочь всюду, где могу, наконец, потому, что я – калифорниец! Это свойство в нашей крови. Мы принесли его сюда из нашего прежнего отечества, где выше всего когда-то ставились понятия о рыцарстве и благородстве… ведь испанское гостеприимство вошло в пословицу. Но ведь вы не понимаете меня, вы – сын другой страны, где думают и чувствуют совсем иначе. Однако отбросим это. Предложение мое высказано без всякой задней мысли, без всякого лукавства. Теперь ваше дело выбрать, что лучше. Подумайте только о вашем ребенке!
И дон Педро встал, надвинул на загорелый лоб сомбреро и собрался уйти: подозрительность чужеземца оскорбила его. Однако Галлет не собирался отпускать его.
– Вы – настоящий джентльмен, сеньор! – сказал американец, – простите мою подозрительность! Со мной случилось то же, что и при первом вашем появлении, когда я схватился за револьвер. Мы впитываем в нашей земле эту подозрительность вместе с молоком матери. Дайте мне срок до завтра: я хочу переговорить сперва с женой, а пока – примите от меня сердечную благодарность.
В эту минуту на веранду вошли Антонио и Джордж. Они обошли весь дом и конюшни. Антонио рассказывал своему спутнику о жизни в горах, и теперь Джорджу еще больше понравилась гасиенда.
– Как только мы найдем достаточно золота, – говорил он, обращаясь к Антонио, – мы также переселимся сюда. Тогда ты увидишь, зачем нужно золото. Взглянув на наш дворец, на наши конюшни и лошадей, ты поймешь в каком маленьком домишке ты живешь.
Антонио расхохотался.
– Мне не надо ничего, – отвечал он, – мне все равно, где жить, – во дворце или в простой хижине: ведь я редко сплю под крышей. Гораздо лучше спится под открытым небом, с седлом вместо подушки, под одеялом из буйволовой шерсти.
– Неужели мы на самом деле проживем здесь целую неделю? – обратился с вопросом к отцу Джордж, входя на веранду. – Ведь Дженни, мне кажется, чувствует себя уже лучше, а через каких-нибудь два дня мы могли бы добраться до места!
– Что тебе за дело до этого, негодный мальчишка! Ему всего лишь пятнадцать лет, а он уж всюду лезет! Может быть, мы совсем останемся здесь. Тогда тебе придется поработать, Джордж!
– Совсем?.. – переспросил удивленный Джордж, – разве здесь тоже есть золото?
– Это не твоя забота, мальчик. Твое дело – слушать, что тебе скажут взрослые, и кончено!
Джордж пожал плечами и сразу осушил полный стакан вина, стоявший на столе.
– Пойдем, Антонио, – сказал дон Педро, – посмотрим еще раз на золотоискателей: может быть, и им нужна какая-нибудь помощь. А вы, сеньор, можете тем временем поговорить с вашей женой и взглянуть на Дженни. Мой дом – к вашим услугам.
Он вежливо поклонился и вскочил вместе с сыном в седло, на стоявших у порога мустангов. Через секунду оба они скрылись в тени мадрон и лавров…
Джон Галлет задумчиво следил за ними взглядом.
– Странные люди – эти калифорнийцы! – пробормотал он, и по резким чертам его лица пробежала лукавая усмешка. – Здесь недурно было бы поселиться, а со временем, когда в этой местности появится больше людей, земля здесь будет очень дорогая. Надо бы попытать счастья!
Он глубоко задумался. Наконец Джордж ударил его по плечу.
– Отец, я бы не отказался от этой гасиенды, – сказал он, – слишком уж она хороша для людей, которые целый день проводят в седле. Им достаточно и простого блокгауза.
Джон Галлет с ужасом вскочил с качалки. Неужели сын сумел прочитать его собственные мысли?
– Да ведь тебе не хочется оставаться здесь, – возразил он. – И без тяжелой работы здесь ничего не добьешься.
– Работа! – протянул Джордж с хитрой улыбкой на губах, – правда, но ведь все дело зависит от того, как работать! Богачи на востоке разбогатели не от того что целый день работали. Вот чем надо работать! – и он указал пальцем на голову.
– Ты говоришь, точно старик, – сказал Галлет. – Откуда у тебя? Посмотри-ка на Антонио, – ведь он ни о чем подобном и не воображает.
– Он – осел, – отвечал Джордж, – естественный осел. Оба они ослы – и старик, и мальчишка.
– Однако эти ослы – наши благодетели, ты об этом не хочешь подумать. Ты – совсем бесстыжий мальчишка! Но я прошу тебя не позволять себе больше таких выходок… веди себя, как следует, иначе… – и он с угрозой поднял руку. – А теперь я пойду посмотреть, как себя чувствует Дженни…
Тихо спустился он по лестнице, поскрипывавшей под его тяжелыми шагами, и осторожно открыл дверь. Дженни сидела в постели и, увидев отца, протянула к нему свои исхудалые ручонки. Лекарство подействовало быстро: голова еще пылала огнем, но бред прекратился.
– Папа, папа! Вот и ты, наконец! – воскликнули Дженни. – А где тот добрый чужак со смуглым лицом? Я видела его точно во сне. Ах, как ласково он смотрел на меня!
Галлет крепко прижал к груди свою девочку, покрывая поцелуями её сухие от лихорадочного жара губы. В его глазах блеснули слезы.
– Ты узнаешь отца? – нежно спросил он. – Ну, значит, все хорошо. Как ты себя чувствуешь? Тебе уже хорошо, не правда ли?
– Папа, ведь мне не придется больше лежать в этой отвратительной телеге, где меня убивает жара, где вечная тряска мучает мою голову? Ах, как мне было тяжело во время лихорадки! Я все время видела вокруг себя дикие фигуры индейцев, напавших на наш лагерь… слышала их отвратительные крики, стоны раненых… потом мне показалось, что я опять в раскаленной пустыне, умираю от жажды… Папа, как мне было плохо! Доброе лицо смуглого человека первое, что пробудило меня от этого лихорадочного бреда… и как я ему благодарна! Где же он? Я сама хотела бы высказать ему свою благодарность.
Галлет, внимательно прислушивался к словам дочери, которая сегодня в первый раз после долгого времени говорила осознанно и понятно.
– Успокойся, Дженни, он сейчас придет, ведь он – хозяин дома, в котором ты теперь находишься. Все, что ты видишь здесь, – все это принадлежит ему.
Джейни провела исхудалой рукой по лбу и с удивленным взглядом обвела комнату.
– Как здесь хорошо! – воскликнула она. – Совсем как в нашем милом домике в Виргинии! Если бы мы никогда не уезжали оттуда!
– Да, если бы мы не уезжали оттуда! – тяжело вздохнув, повторила мать. Когда-то она была красивая женщина, но лишения тяжелой дороги и мучительный страх за больную дочь отразились на ней. Несчастное золото! И скольких еще людей оно сделает несчастными! Широкий кровавый след протянулся от одного океана к другому, а ведь это пока еще – только начало!
Галлет знал, что предложение дона Педро найдет здесь самую благодарную почву. План, набросанный им внизу, на веранде, становился все крепче и реальнее.
– Успокойтесь! – сказал он, – я пришел к вам с новостью, которая сразу разгонит все ваши печали… Дон Педро готов дать нам нужные средства, чтобы мы могли поселиться здесь.
В первый момент его жена словно окоченела, но через мгновение бросилась на шею мужа, плача и смеясь, в одно и то же время.
– Джон, наконец-то Господь услышал мои мольбы у постели больного ребенка о спасении нашем из нашей беды! Как ты можешь оставаться таким хладнокровным, таким спокойным?.. Ты не радуешься вместе со мной?.. – и она с затаенным страхом взглянула в лицо мужа. – Джон, ты все еще думаешь об этом проклятом золоте, которое чуть не забрало у нас нашу Дженни… в такую минуту!
Дженни между тем хлопала в ладоши от восторга.
– Это очень добрый человек! Как я буду любить его, как буду благодарить… Не правда ли, мама, его надо благодарить на коленях?!
– Правда, дитя мое! Сперва он спас нам твою жизнь, а теперь хочет спасти и всех нас. Мы бесконечно обязаны ему, и никогда не будем в силах выплатить свой долг.
Чувство благодарности, охватившее дорогих существ, отразилось и на самом Галлете.
– Да! – сказал он, и в душе снова повторил это слово.
Вошел Джордж. Он ходил присмотреть за быками и принес все самое необходимое из телеги в дом.
– Черт возьми! Что у вас тут творится? – крикнул он, увидев слезы на глазах матери и сестры, – с чего это вы разревелись? Ведь Дженни уже поправилась, и завтра мы можем выехать, если вы не вздумаете согласиться на предложение этого старого дурака.