Последний отзыв
Да, первый рассказ из сборника, что я успела прочитать, что надо! И написано хорошо, и содержание необычное, но жизненное. Очень понравилось, хотя там...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Моя система воспитания. Педагогическая поэма
Год написания книги
1935
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Хлопцы встретили самоубийство Чобота сдержанно. Никто не выражал особенной печали, и только Федоренко сказал:
– Жалко казака – хороший был бы буденновец!
Но Федоренко ответил Лапоть:
– Далеко Чоботу до Буденного[156 - Буденный Семен Михайлович (1883–1973) – в 1919–1923 гг. – командир 1-й Конной армии, в 1924–1937 гг. – инспектор кавалерии РККА, в 1939–1941 гг. – заместитель наркома обороны СССР. Маршал Советского Союза (1935 г.).]: граком жил, граком и помер, от жадности помер.
Коваль с гневным презрением посматривал в сторону клуба, где стоял гроб Чобота, отказался стать в почетный караул и на похороны не пришел:
– Я таких как Чобот сам вешал бы: лезет под ноги с драмами своими дурацкими!
Плакали только девочки, да и то Маруся Левченко иногда вытирала глаза и злилась:
– Дурак такой, дубина какая, ну что ты скажешь, иди с ним «хазяйнуваты»! Вот счастье какое для Наташи! И хорошо сделала, что не поехала! Много их, таких Чоботов, найдется, да всем ублажать? Пускай вешаются побольше.
Наташа не плакала. Она с испуганным удивлением глянула на меня, когда я пришел к девочкам в спальню, и негромко спросила:
– Що мени теперь робыты?
Маруся ответила за меня:
– Может, и ты вешаться захочешь? Скажи спасибо, что этот дурень догадался смыться. А то он тебя всю жизнь мучил бы. Что ей «робыть», задумалась, смотри! На рабфаке будешь, тогда и задумывайся.
Наташа подняла глаза на сердитую Маруську и прислонилась к ее поясу:
– Ну, добре.
– Я принимаю шефство над Наталкой, – сказала Маруся, вызывающе сверкнув на меня глазами.
Я шутя расшаркался перед ней:
– Пожалуйста-пожалуйста, товарищ Левченко. А мне можно с вами «на пару»?
– Только с условием: не вешаться! А то, видите, какие шефы бывают, ну их к собакам. Не столько того шефства, сколько неприятностей.
– Есть не вешаться!
Наташа оторвалась от Марусиного пояса и улыбалась своим новым шефам, даже порозовела немного.
– Идем завтракать, бедная девочка, – сказала весело Маруся.
У меня на этом участке сердце стало… ничего себе. К вечеру приехали следователь и Мария Кондратьевна. Следователя я упросил не допрашивать Наташу, да он и сам был человек сообразительный. Написав короткий акт, он пообедал и уехал. Мария Кондратьевна осталась погрустить. Поздно ночью, когда уже все спали, она зашла в мой кабинет с Калиной Ивановичем и устало опустилась на диван:
– Безобразные ваши колонисты! Товарищ умер, а они хохочут, а этот самый ваш Лапоть так же валяет дурака, как и раньше.
– Мария Кондратьевна, подумайте, что вы говорите?
– К вашему сведению: уже подумала и повторяю: гадость. Товарищ им Чобот или нет?
– Не товарищ, понимаете, не товарищ, а враг. Вы ведь член партии, для вас понятно: враг.
Мария Кондратьевна испугалась моего крика и бросилась к Калине Ивановичу:
– Дорогой пасечник, спасите меня от этого изверга.
Калина Иванович рассмеялся и сказал:
– Я тоже не люблю, када… это… вешаються. Эти паразиты думают: поганое ему место в жизни попалось, они и вешаються, и топляться, адиоты… Как будто это тебе театр: пошел и купив себе место в первом ряду. И откуда такое можно почерпнуть, чтобы из-за одной бабы вешаться. Это ж только адиот может подумать, как будто бабы не все одинаковые. У одной юбка с оборкой, а в другой без оборки.
– Ну, вы, старый греховодник. Как это одинаковые? Что это за такая теория?
– Так это ж вовсе ни какая теория, а прахтическая жизнь: по теории, может, и не все одинаковые, а прахтически – один черт.
Мария Кондратьевна махнула рукой на Калину Ивановича и сказала ему серьезно:
– Для вас будут неприятности из-за этого случая.
– Вероятно, будут.
– Что вы предпримете?
– Ничего.
– Как это так – ничего? Надо послать подробное объяснение в Наркомпрос.
– Я послал короткий рапорт.
– Вот еще сокровище, короткий рапорт. Кто же так делает? Что это за рыцарские фасоны?
– Вообще, это не имеет значения, – сказал я.
– Ну, вот увидите, – сказала сердито Мария Кондратьевна. – Где мне спать?
Калина Иванович с готовностью поднялся:
– Уложить вас спать дело легкое, это не то, что писать всякие бумажки.
На другой день я проводил рабфаковцев. По дороге на вокзал Вершнев говорил:
– Хлопцы н-не понимают, в чем дело. Ч-ч-человек решил умереть, значит, жизнь плохая. Им к-кажется, ч-что из-з-за Наталки, а на самом деле не из-за Наталки, а такая жизнь.
Белухин завертел головой:
– Ничего подобного! У Чобота все равно никакой жизни не было. Чобот не человек, а раб. Барина у него отняли, так он Наташку выдумал.
– Выкручуете[157 - Выкручуете – хитрите.], хлопцы, – сказал Семен. – Этого я не люблю. Повесился человек, ну и вычеркни его из списков. Надо думать про завтрашний день. А я вам скажу: тикайте отсюда с колонией, а то у вас все перевешаются.
На обратном пути я задумался над путями нашей колонии. В полный рост встал перед моими глазами какой-то грозный кризис, и угрожали полететь куда-то в пропасть несомненные для меня ценности, ценности живые, живущие, созданные, как чудо, пятилетней работой коллектива, исключительные достоинства которого я даже из скромности скрывать от себя не хотел.
– Жалко казака – хороший был бы буденновец!
Но Федоренко ответил Лапоть:
– Далеко Чоботу до Буденного[156 - Буденный Семен Михайлович (1883–1973) – в 1919–1923 гг. – командир 1-й Конной армии, в 1924–1937 гг. – инспектор кавалерии РККА, в 1939–1941 гг. – заместитель наркома обороны СССР. Маршал Советского Союза (1935 г.).]: граком жил, граком и помер, от жадности помер.
Коваль с гневным презрением посматривал в сторону клуба, где стоял гроб Чобота, отказался стать в почетный караул и на похороны не пришел:
– Я таких как Чобот сам вешал бы: лезет под ноги с драмами своими дурацкими!
Плакали только девочки, да и то Маруся Левченко иногда вытирала глаза и злилась:
– Дурак такой, дубина какая, ну что ты скажешь, иди с ним «хазяйнуваты»! Вот счастье какое для Наташи! И хорошо сделала, что не поехала! Много их, таких Чоботов, найдется, да всем ублажать? Пускай вешаются побольше.
Наташа не плакала. Она с испуганным удивлением глянула на меня, когда я пришел к девочкам в спальню, и негромко спросила:
– Що мени теперь робыты?
Маруся ответила за меня:
– Может, и ты вешаться захочешь? Скажи спасибо, что этот дурень догадался смыться. А то он тебя всю жизнь мучил бы. Что ей «робыть», задумалась, смотри! На рабфаке будешь, тогда и задумывайся.
Наташа подняла глаза на сердитую Маруську и прислонилась к ее поясу:
– Ну, добре.
– Я принимаю шефство над Наталкой, – сказала Маруся, вызывающе сверкнув на меня глазами.
Я шутя расшаркался перед ней:
– Пожалуйста-пожалуйста, товарищ Левченко. А мне можно с вами «на пару»?
– Только с условием: не вешаться! А то, видите, какие шефы бывают, ну их к собакам. Не столько того шефства, сколько неприятностей.
– Есть не вешаться!
Наташа оторвалась от Марусиного пояса и улыбалась своим новым шефам, даже порозовела немного.
– Идем завтракать, бедная девочка, – сказала весело Маруся.
У меня на этом участке сердце стало… ничего себе. К вечеру приехали следователь и Мария Кондратьевна. Следователя я упросил не допрашивать Наташу, да он и сам был человек сообразительный. Написав короткий акт, он пообедал и уехал. Мария Кондратьевна осталась погрустить. Поздно ночью, когда уже все спали, она зашла в мой кабинет с Калиной Ивановичем и устало опустилась на диван:
– Безобразные ваши колонисты! Товарищ умер, а они хохочут, а этот самый ваш Лапоть так же валяет дурака, как и раньше.
– Мария Кондратьевна, подумайте, что вы говорите?
– К вашему сведению: уже подумала и повторяю: гадость. Товарищ им Чобот или нет?
– Не товарищ, понимаете, не товарищ, а враг. Вы ведь член партии, для вас понятно: враг.
Мария Кондратьевна испугалась моего крика и бросилась к Калине Ивановичу:
– Дорогой пасечник, спасите меня от этого изверга.
Калина Иванович рассмеялся и сказал:
– Я тоже не люблю, када… это… вешаються. Эти паразиты думают: поганое ему место в жизни попалось, они и вешаються, и топляться, адиоты… Как будто это тебе театр: пошел и купив себе место в первом ряду. И откуда такое можно почерпнуть, чтобы из-за одной бабы вешаться. Это ж только адиот может подумать, как будто бабы не все одинаковые. У одной юбка с оборкой, а в другой без оборки.
– Ну, вы, старый греховодник. Как это одинаковые? Что это за такая теория?
– Так это ж вовсе ни какая теория, а прахтическая жизнь: по теории, может, и не все одинаковые, а прахтически – один черт.
Мария Кондратьевна махнула рукой на Калину Ивановича и сказала ему серьезно:
– Для вас будут неприятности из-за этого случая.
– Вероятно, будут.
– Что вы предпримете?
– Ничего.
– Как это так – ничего? Надо послать подробное объяснение в Наркомпрос.
– Я послал короткий рапорт.
– Вот еще сокровище, короткий рапорт. Кто же так делает? Что это за рыцарские фасоны?
– Вообще, это не имеет значения, – сказал я.
– Ну, вот увидите, – сказала сердито Мария Кондратьевна. – Где мне спать?
Калина Иванович с готовностью поднялся:
– Уложить вас спать дело легкое, это не то, что писать всякие бумажки.
На другой день я проводил рабфаковцев. По дороге на вокзал Вершнев говорил:
– Хлопцы н-не понимают, в чем дело. Ч-ч-человек решил умереть, значит, жизнь плохая. Им к-кажется, ч-что из-з-за Наталки, а на самом деле не из-за Наталки, а такая жизнь.
Белухин завертел головой:
– Ничего подобного! У Чобота все равно никакой жизни не было. Чобот не человек, а раб. Барина у него отняли, так он Наташку выдумал.
– Выкручуете[157 - Выкручуете – хитрите.], хлопцы, – сказал Семен. – Этого я не люблю. Повесился человек, ну и вычеркни его из списков. Надо думать про завтрашний день. А я вам скажу: тикайте отсюда с колонией, а то у вас все перевешаются.
На обратном пути я задумался над путями нашей колонии. В полный рост встал перед моими глазами какой-то грозный кризис, и угрожали полететь куда-то в пропасть несомненные для меня ценности, ценности живые, живущие, созданные, как чудо, пятилетней работой коллектива, исключительные достоинства которого я даже из скромности скрывать от себя не хотел.
Другие электронные книги автора Антон Семенович Макаренко
Другие аудиокниги автора Антон Семенович Макаренко
Последний отзыв
Да, первый рассказ из сборника, что я успела прочитать, что надо! И написано хорошо, и содержание необычное, но жизненное. Очень понравилось, хотя там...
Далее