Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

Бабушка улыбнулась ласково:

– Чего это мы разговариваем все? Ты кушай хлеб, кушай.

– Я там… в соломе. Там…

– Ну, это, как тебе лучше.

– До свиданья.

– До свиданья. А как же тебя зовут?

– Ваня Гальченко.

– Ишь ты, фамилия у тебя какая! Гальченко. Ты, Ваня, не бойся. Если не скоро найдешь эту самую колонию, так заходи. Хлеб у нас всегда есть.

Мальчики на лежанке зашевелились. Один из них взволнованно забегал глазенками по комнате, бросил, наконец, свои кубики:

– Баба! А почему он такой?

Ваня открыл дверь и не слышал, что ответила бабушка на этот важный вопрос.

Возле соломы съел Ваня половину хлеба, а вторую половину запрятал. Он не чувствовал себя способным когда-нибудь зайти к бабушке и попросить хлеба. За два дня, истекшие после катастрофы, Ваня обошел весь город, несколько раз заходил на рынок, прохаживался мимо столиков и киосков, в закоулках рынка и на второстепенных улицах он видел просящих старух, калек и детей, и тогда решил, что протягивать руку и просить, как они, долго, надсадно, привязчиво и жалобно, – он никогда не будет.

Все-таки Ваня хотел найти работу. Какая именно должна быть работа, Ваня не знал и даже не думал об этом. Он находил много рабочих мест в запущенных парадных ходах, и кое-как сбитых деревянных пристройках. Прямо на улице сидели сапожники и заливщики галош, в закопченных, покосившихся хибарках стучали жестянщики, арматурщики. Ваня подходил к ним, прислонялся на притолоке – и, постояв, уходил. У всех них был инструмент, у него инструмента не было, и выхода из этого положения он не мог найти!

На другой день после знакомства с бабушкой Ваня остаток хлеба тоже поделил на две части, хотя это было трудно сделать. Но впереди все было очень неопределенно, и Ваня не хотел снова два дня голодать.

Где находится колония им. Первого мая, Ваня никак не мог выяснить. На улицах он спрашивал встречных, но большинство отвечало незнанием, а были и такие, которые отмахивались рукой и молча проходили дальше. К милиционерам Ваня подходить боялся. Боялся он и беспризорных и старался куда-нибудь скрыться, когда видел их приближающуюся стайку. Вообще Ваня плохо привыкал к сложности и многолюдству большого города. На той станции, откуда он приехал, все было проще и понятнее. Поэтому и сейчас Ваня старался больше бывать на окраинах города, там было меньше движения и доступнее люди.

На четвертый день он спросил у молодой женщины, катящей перед собой детскую коляску:[122 - Далее редакционная правка «-Где колония Первого мая? Никто не знает.»]

– Знаете что? Мне нужно найти колонию Первого мая, а я никак не могу найти?

– Колония Первого мая? – женщина остановила коляску. – Я слышала. Только это далеко. Это за городом, мальчик.

– За городом? А где?

– Я не знаю. Ты спроси в наробразе.

Режущее, незнакомое слово так испугало Ваню, что он даже вздохнул. Стало вдруг очевидно, что в городе жизнь гораздо более запутана, чем ему казалось.

– В наробразе? А что это?

– Это учреждение, понимаешь, дом такой. Там тебе и скажут…

– Дом…

– Это на главной улице. Не забудешь? Наробраз.

– Наробраз.

– Ты на главной улице спроси. Тебе каждый покажет.

– Там написано?

– Наверное, написано.

Ваня обрадовался. Главную улицу он хорошо знал, на ней нетрудно будет найти и наробраз. Но пришлось истратить целый день на это дело. Несколько раз он прошел главную улицу. В последний раз шел медленно, останавливался перед каждым входом, от первого до последнего слова прочитывал все вывески, но такого слова «наробраз» так и не встретил. Наконец догадался спросить. Пожилой человек в шляпе показал палкой на огромный дом с просторной перед ним площадкой и сказал:

– Наробраз? А это в окрисполкоме. Это там…

Этот дом давно заметил Ваня и даже прочитал все вывески при входе. Там такой вывески «наробраз» тоже не было. Все же он поверил пожилому человеку и направился к этому дому.[123 - Далее в оригинале обозначена глава «14. Уроки политической экономии».]

Ваня еще раз просмотрел все вывески при входе в большое здание, просмотрел рассеянно, потому что хорошо знал, что наробраза там не было. Потом вспомнил, что с другой стороны подъезда на асфальтированной площадке выступает крылечко и над ним есть какая-то вывеска. Он нашел этот вход. Действительно, здесь была вывеска, и на ней написано:

Окружной отдел народного образования

Опять не то. Но в этом месте Ваня увидел нечто, не имеющее никакого отношения к наробразу, но, безусловно, важное. На асфальтированной площадке сидело целых четыре чистильщика – все мальчики. Такого собрания маленьких чистильщиков он никогда еще не встречал. До сих пор Ваня не останавливался перед чистильщиками: наступили пыльные дни, клиенты становились в очередь. Ваня не хотел мешать вопросами. И здесь каждый чистильщик работал напряженно, перед афишами в сторонке стояли люди, ожидающие свободной подставки. Но одна подробность Ваню сильно заинтересовала: стояла пятая подставка для чистки обуви, на ней лежали две щетки. Ваня заметил, как на это соблазнительное оборудование с аппетитом поглядывали люди, читавшие афиши, но ничего сделать не могли: работник, вероятно, отлучился надолго. Ваня подошел сбоку к самой подставке и начал наблюдать работу мальчиков. Ближайший к нему, скуластый, веснушчатый пацан лет пятнадцати, работал быстро, весело, щетки у него в руках ходили незаметно для глаза. Начищая задник, он наклонялся вперед и вбок, поглядывая на Ваню. Когда клиент снял ногу с подставки и полез в карман за кошельком, пацан дробно застучал колодками щеток по ящику и внимательно загляделся на Ваню. Глаза у него были ловкие, напористые, уверенные. Ваня смутился и двинулся уходить. Пацан крикнул:

– Ты чего здесь заглядываешь?

– Это я?

– «Это я»! Чего торчишь? Может, чистить умеешь?

– Умею.

– Врешь.

– Нет, я умею.

– А ну покажи!.. Пожалуйте, гражданин! Вот к нему! Пожалуйте, пожалуйте!

– Да, может, он не умеет?

– Я отвечаю. Если будет плохо, перечищу. Как тебя зовут?

– Ваня.

– Ванька? Садись.

Пацан энергично перемахнул к свободной подставке, открыл ящик, достал одну коробку, другую, открывал, закрывал их. В ящике находилось большое богатство: мази всех цветов, даже бесцветная, две бархотки, банка с разведенным мелом. Он выбросил малую щетку, банку с черной мазью, хлопнул рукой по подставке, сказал:

– Начинай! Видишь, сколько народу!

Ваня уселся на скамеечке, расставил ноги[124 - В оригинале «ножки».], с удовольствием принялся за работу. На подставке стоял хороший, новый ботинок, и над ним нависла штанина, тоже новая, дорогого сукна. Ваня начал сметать пыль с ботинка, но энергичный пацан крикнул на него недовольным голосом:

– Умеешь! Штаны подкати!