Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

За это время Ваня ближе, чем с другими, сдружился с Юркой. Юрка был человек опытный и много понимал в жизни. Несмотря на то, что он был круглый сирота, он спал не на улице, как другие, а нанимал угол у какой-то «тетки». Он очень одобрительно отнесся к намерению Вани идти в колонию им. Первого мая, но тут же и разочаровал его:

– Там хорошая колония, но только тебя не примут.

– Почему меня не примут?

– Думаешь, так легко принимают? Тут в городе пацанов ой-ой-ой сколько хотят, а попробуй. Я тоже ходил.

– Ты в колонию ходил?

– Ходил. Еще в прошлом году. Меня как пришпилит декохт, а ящика у меня не было. Я и пошел. А теперь мне наплевать на них. Еще и лучше, потому – у них все-таки строго: чуть что – «есть», «есть». И пацаны там есть знакомые, а только наплевать!

Юрка и действительно плюнул артистическим своим способом:

– Проживу и без них.

– Значит, они не берут?

– Они не имеют права, а нужно в комиссию идти.

– В какую комиссию?

– Комонес называется.

– А где она?

– Комонес? А вот тут за углом сейчас. Только туда не пустят.

– В колонию?

– Нет, в комонес. Я ходил, так туда не пустили.

Все-таки Ваня улучил минутку и побежал в комонес. Это было, действительно, за углом. Окончился его визит очень быстро. Ваня успел проникнуть только в коридор, и уже через минуту он снова стоял на крыльце, а на него глядела из полуоткрытой двери лысая голова сторожа. Разговор между ними начался еще в коридоре и за самое короткое время успел дойти до большого накала. Быстро обернувшись к двери, Ваня дернул плечом и крикнул со слезами:

– Не имеете права!

Сторож никакого мнения по вопросу о праве не высказал, он выражался директивно:

– Иди, иди!

– Я хочу в колонию Первого мая!

– Мало ты чего хочешь! Здесь таких не берут.

– А каких?

– Правонарушителей берут, понимаешь?

– Каких нарушителей?

– Повыше тебя сортом. А не то, что всякий сброд: захочется ему в колонию, скажите, пожалуйста.

– А если мне жить негде?

– Это что: жить негде? Это пустяки. Это спон принимает.

– Спон? Какой спон?

– Так говорится: спон. И иди себе!

Сторож захлопнул дверь. Ваня задумался, пожал плечами, прошептал недоуменно:

– «Спон!»

К месту работы Ваня возвращался расстроенный, пощипал губу. Юрка еще издали увидел его и крикнул:

– А что я говорил?

Ваня присел на скамейку, взялся за щетки. Клиент уже поставил ногу, Юрка заканчивал щегольской командирский сапог и все-таки отозвался на события:

– Он думал, там ему сейчас: пожалуйте, товарищ Гальченко, садитесь.

Ваня ничего не сказал, а когда кончил работу, спросил:

– А он говорить, в спон какой-то идти?

– Кто говорит?

– Да там такой лысый: в спон.

– Стой, стой! Спон? О! Знаю! Это в наробразе, знаю спон. Только там… – Юрка завертел головой, и Ваня понял, что Юрка выразил предельное пренебрежение к спону.

– А ты скажи…[129 - Редакторская правка «– Ч-чего?»]

– Да там… ну… туда лучше не ходи. Буза!

Спирька к подобным разговорам относился с самым холодным презрением. Он принимал и отпускал клиентов, курил, посвистывал, с кем-то перемаргивался, как будто никакого спона не существовало.

– Спон этот здесь. – Юрка кивнул на входную дверь, возле которой они сидели. – Только они здесь не берут[130 - В оригинале «не принимают».], а говорят: иди в приемник. Буза!

Но Ваня не мог не думать, на следующий день отправился в спон. Он вошел в ту самую дверь, на которую показывал Юрка, поднялся по узкой и темной лестнице и попал в такой же темный коридор. Здесь было много дверей, они открывались и закрывались, какие-то люди входили и выходили, за фанерными створками дверей гудели голоса, стучали машинки. В коридоре на деревянных диванах сидели потертые, с нечищеными ботинками клиенты и скучали. Ваня прошел весь коридор, прочитал все надписи и вернулся. У одного из сидящих спросил:

– Спон, понимаете…

– Ну?

– Какой это спон?

– Спон самый обыкновенный. Сюда иди.