Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

– Я дежурный бригадир колонии. Скажите, что вам нужно.

Полная, с ямочками на щеках, с пушистыми черными бровями, видно, веселая и добрая женщина, так засмотрелась на хорошенького Руднева, что не сразу даже ответила. Засмеялась.

– Ага, это вы такой дежурный. А нам начальника нужно.

– Заведующего?

– Ну, пускай заведующего.

– По какому делу?

– Ну что ты скажешь – она обернулась к другой женщине, такой же полной, но солидно, немного даже строго настроенной. – Значит, обязательно вам сказать?

– Да.

– Хорошо. Мы привезли к вам девушку… вот… Ванду Стадницкую. А сами мы из партийного комитета завода им. Коминтерна. И письмо у нас есть.

Руднев показал дорогу:

– Пожалуйте.

Часовой у дверей, тоненький белокурый Семен Касаткин, чуть заметным движением глаз спросил Руднева и получил такой же еле ощутимый ответ. Попросил:

– Будьте добры, вытрите пыль на ботинках.

– Да мы на машине…

– Пожалуйста, очень прошу.

И он проводил их к смоченной водой тряпке.

– Ну, что ты с ними сделаешь, – воскликнула первая женщина.

Ванда улыбнулась Касаткину благодарно и застенчиво. Сделав все, что нужно, они пошли по коридору.

Руднев открыл дверь в комнату совета бригадиров, но отступил, пропуская выходящих. Еще с улыбкой, сохранившейся от Касаткина, Ванда подняла глаза: вдруг побледнела, слабо вскрикнула, повалилась на окно:

– Ой!

Рыжиков, нахально улыбаясь, прошел мимо. Руднев сказал ему:

– Подожди здесь, я сейчас. Пожалуйте. Витя, это к Алексею Степановичу.

Все обернулись к Ванде, предлагая ей пройти, но Ванда сказала, опустив голову:

– Я никуда не пойду.

Рыжиков стоял на отлете, руки держал в карманах, смотрел с необъяснимой насмешкой. Виктор опытным глазом оценил положение.

– Руднев, забирай его!

Руднев, ухватив за рукав, повернул Рыжикова лицом к выходу. Витя пригласил:

– Заходите.

– Никуда я не пойду. – Ванда еще ниже опустила голову, а когда Рыжиков скрылся в вестибюле, она с опозданием бросила ему вдогонку ненавидящий взгляд, потом отвернулась к открытому окну и заплакала.

Женщины растерянно переглянулись. Витя мягко подтолкнул их в комнату:

– Посидите здесь, а я с ней поговорю.

Женщины послушно вышли. Витя закрыл за ними дверь, потом осторожно взял Ванду за плечи, заглянул в лицо:

– Ты этого рыжего испугались? Ты его знаешь?

Ванда не ответила, но плакать перестала. Платка у нее не было, она размазывала слезы рукой.

– Чудачка ты! Таких хлюстов бояться – жить на свете нельзя.

Ванда сказала в угол оконной рамы:

– Я его не боюсь, а здесь все равно не останусь.

– Хорошо. Не оставайся. Машина ваша стоит. А только можно ведь зайти в комнату?

– Куда зайти?

– Да вон к нам.

Ванда помолчала, вздохнула и молча направилась к двери. В комнате совета бригадиров она хотела задержаться, но Витя прямо провел ее в кабинет к Захарову.

Алексей Степанович удивленно посмотрел на Ванду, Ванда отступила назад, вскрикнула:

– Куда вы меня ведете?

– Поговорите там, Алексей Степанович, женщины… две…

Захаров быстро вышел. Ванда испуганно глянула ему вслед, упала на широкий диван и на этот раз заплакала с разговорами:

– Куда вы меня привели? Все равно не останусь. Я не хочу здесь жить! Ой, Боже мой! Почему надо мной все издеваются?! И какое вы имеете право издеваться?

Она два раза бросалась к двери, но Витя молча стоял на дороге, она не решилась его толкнуть. Потом она тихо плакала на диване. Витя видел в окно, как ушел в город автомобиль, и только тогда сказал:

– Ты зря плачешь, теперь все будет хорошо.

Она притихла, начала вытирать слезы, но вошел Захаров, и она снова зарыдала. Потом вскочила с дивана, сдернула с себя берет, швырнула его в угол и закричала:

– Советская власть! Где Советская власть?