Щенки

– Клянусь! – Илюха сунул в рот печеньку. – Потом замполит говорит, мол, такого работника с удовольствием возьму. Они с зампотылом даже разругались из-за меня!

– Во врёт! – восхитился облокотившийся на холодильник Стёпа. – Писатель!

– А начальник говорит, может, на условно-досрочное лучше, Илья? А я ему – нет, Александр Иванович, я образование хочу получить!

Действительно, «малолетку» регулярно посещали с лекциями, беседами и семинарами лучшие умы области, а педагогическому составу и материальному обеспечению позавидовал бы любой лицей. Балл по ЕГЭ в школе при колонии всегда был выше среднего по области.

– Картоха, – в чайную заглянул худощавый, недавно прибывший пацан, – тебя Толстый зовёт.

Пацаны притихли. Илюха допил чай, встал из-за стола и пошёл на второй этаж в комнату номер восемь, где жил старший и самый главный в лагере воспитанник Илюха Толстый.

Картошин постучался в дверь, дождался разрешения и вошёл. На табурете посередине комнаты, широко расставив ноги, сидел старшак – здоровенный, похожий на гориллу.

Толстый отвечал за все «движухи» в зоне. Каждый арестант, прежде чем что-то сделать или сказать, должен был заручиться разрешением старшего, которого пацаны между собой называли «смотряга». Поставить брагу в столовой, набить наколку, сыграть в карты, «затянуть» сигареты, «пресечь» (прилюдно ударить по лицу провинившегося перед пацанами воспитанника) кого бы то ни было – все эти вопросы решались только по согласованию со смотрягой. Илюха сидел за убийство и поджог. Они с подельником, напросившись в гости к местному алкашу, хладнокровно зарезали его и подожгли квартиру.

– Здорово, малой, – кивнул Толстый. – Заходи, присаживайся.

В комнате вместе со смотрягой находились старшаки Димас, Паша и Олег. Картошин сел на предложенный табурет.

– Рассказывай, тёзка.

– Начальник сказал, что скоро выведут, – пожал плечами Илюха.

– А ты знаешь, что в ребике тебе туалеты мыть придётся? За сотрудниками мусор выносить. Машины им мыть.

– Ну машины-то мыть… – промямлил Картошин.

– Получается, что ты ни разу не порядочный арестант, – намекнул вставший рядом Паша. – Получается, вопрос за тебя надо поднимать.

– Какой ещё вопрос! – вспыхнул Илюха. – Я понятий не придерживаюсь и к освобождению стремлюсь!

– Сядь на место! – рявкнул Толстый. Вскочивший было Картошин присел на табурет, испуганно вертя головой.

– Это лагерь, малой, тут свои законы. Если человек за кем бы то ни было мусор выносит и туалеты моет, он порядочным пацаном сидеть не должен. Верно?

Толстый перевёл взгляд на молчавшего Димаса, тот кивнул.

– Чё вы докопались до пацана? – вступился Олег. – Пусть живёт, как хочет. Тем более он не в зоне будет, а в ребике.

– Ты-то откуда знаешь, что там творится, – с вызовом посмотрел на смотрягу Картошин и тут же, ойкнув, слетел с табурета на пол. Паша почесал занывшую от удара ладонь.

– Может, скачуху дать? – пожал плечами Димас.

– В смысле? – поднял брови Толстый.

– Времена меняются. Спрос на наше усмотрение: решим – сделаем, а можем ведь и не спрашивать, пощадить.

– А какой резон? – вставил Паша.

– Конечно же, не за просто так, – ответил Димас.

– Предлагай, – кивнул Толстый.

– Может быть, Картоха откупиться захочет? – сделал хитрый жест рукой Димас. – Чтобы спасти своё доброе пока ещё имя.

– У меня нет денег, – буркнул потирающий горевшую щёку Илья.

– У нас телефон пыхнул, – напомнил Паша. – Связь с лагерями оборвалась. От нас весточки ждут бродяги, смотрящий за «малолеткой», а мы молчим. Дела не решаются, общее страдает.

– Вот если бы телефон появился снова, – подхватил Димас, – человеку, за людское суетившемуся, уважение было бы.

– Тогда за него можно было бы сказать, что он для этого в ребик и рвался, чтобы пацанам помочь. Взял на себя тяжёлые обязанности за уборку, за туалеты и мусор, только чтобы зоне связь вернуть.

– Такому вечный респект был бы, – кивнул смотряга. – С этого телефона я бы лично на волю отзвонился и сообщил, что мальчоночка правильный в ребик попал, что всё у него по жизни ровно.

– Порядочным пацаном сидел бы второй ходкой в лагере, – подтвердил Паша. – Блатным, уважаемым человеком.

Илюха слушал и не верил своим ушам. А он-то обрадовался, что сумел вырваться из порочного круга воровских понятий «малолетки». Выходит, и за зоной до него может дотянуться всесильная рука блатной власти.

– А если он не согласится? – спросил старшаков смотряга. – Или согласится, а, выскочив в ребик, забудет про обещание?

– А разве мы до него не сумеем дотянуться? У нас Ваня и Витёк недавно откинулись. Мы им весточку пошлём, они приедут, выцепят пацыка, своими правами определят. Да мало ли уважаемых пацанов освободится скоро. Даже отзваниваться не надо. Мы им инструкции перед освобождухой дадим.

– Ага, – оживился Паша. – Туалетным ёршиком по щекам нахлопают, на видео снимут и до поры у себя придержат, а потом мы в помещении для воспитательной работы этот видосик всем отрядом и посмотрим.

– Что скажешь, картофельный человек? – тяжёлым взглядом посмотрел на Илюху смотряга. – Решать тебе. Решай сейчас.

Картошин затравленно озирался, искал взгляд Олега, но тот отвернулся к окну, не участвуя в разговоре.

– У меня выбора нет, – пожал плечами мальчишка.

– Выбор всегда есть. Просто у каждого он свой.

– Вы хотите, чтобы я телефон в зону затянул?

– Для начала.

– Но мне в зону хода не будет, – попытался сопротивляться Картошин. – Как я вам его передам? К тому же у меня мать пьёт, у отца другая семья. Мне даже денег взять неоткуда.

– Ну, положим, деньги у тебя будут. Тебя на ставку поставят за зоной, будешь примерно тысяч десять получать. Но это неважно. Телефон тебе привезёт наш человек.

– А как он узнает? – удивился Илюха.

– Дурак ты! – постучал ему по голове Паша. – Мы же посещаем культурно-зрелищные мероприятия в городе.

– В сопровождении сотрудников же!

– А мы всё по уму делаем, не первый год живём. Первый раз поедем – весточку оставим. Второй раз поедем – товар заберём.