Оценить:
 Рейтинг: 0

Карельская сага. Роман о настоящей жизни

Год написания книги
2015
Теги
<< 1 ... 19 20 21 22 23
На страницу:
23 из 23
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Ты про…

– Именно, – Юра растирал себя полотенцем, стараясь согреться. – Только язык за зубами держи. Мало кому можно доверять.

– А когда ты собираешься? И много ли…

– Много, за два месяца. Собираюсь завтра днем. Сбежим с занятий и сходим туда до работы. Надеюсь, большой очереди не будет. Ну, опоздаем если, дядя Саша ведь ругать нас не будет, мы же всё отработаем, – сказал Юра и подмигнул. – Дядя Саша, а за небольшое опоздание вы ведь нас не накажете завтра? А, дядь Саша?

– Высеку розгами и ремнем добавлю! – прикрикнул дядя Саша, не поднимая голову от бумаг и калькулятора. – Если ненадолго, то ничего страшного. Но учтите, пока всё не намоете как следует, никуда не отпущу. Мне спешить некуда, хоть всю ночь тут вкалывайте.

Кирилл с Юрой переглянулись.

Трудно найти человека, который устоял бы перед соблазном иметь много или очень много денег. Причем это огромное на словах количество для каждого выражается разным числом вожделенных денежных знаков. Одним хватит, чтобы не голодать и не ходить в лохмотьях. Другим подавай нечто более значительное. И, наконец, находятся те, для кого и самая великая роскошь оказывается в тягость, и от возможности обладать всем, что душе угодно, становится некомфортно и тошно. Кирилл, впрочем, как и Юра, был равнодушен к большим деньгам. Его устраивало лишь их наличие и обладание немногим необходимым для жизни – действительно необходимым, а не навязанным фантазией и неуемными желаниями. Но мысли о том, что мечта о поездке на море вдруг сможет стать осуществимой, не давали ему покоя.

Пару раз ночью Кирилл просыпался и принимался за подсчеты. Он никак не мог решить, сколько денег нести. Проснувшись под утро, он встал, подошел к столу и достал из ящика растрепанную книгу, между страницами которой хранил сбережения. Вздохнув, он вынул и сложил все деньги – вышла толстая пачка, почти всё заработанное за несколько месяцев. Проделав это, Кирилл испытал небольшое облечение, которое тут же сменилось тревогой: ему не было еще восемнадцати, а значит, не было паспорта, необходимого для всех операций с деньгами. Именно поэтому мама не могла ему ничего ценного выслать по почте: приходилось или садиться на электричку и ехать на выходной в деревню, либо ждать приезда Алексеича.

В тазу в ванной были замочены вещи. Кирилл принялся за стирку, стараясь себя занять, чтобы в голову не лезли разные неприятные мысли. Он перебирал все варианты, и ни один его не устраивал. Могло произойти, что у них с Юрой просто не возьмут деньги, и тогда с его планами на отпуск на море и желанием Юры накопить на машину и прикупить мебель в комнату можно было попрощаться. «Или кинут нас на деньги, заберут, а ничего не вернут», – эта мысль для Кирилла была наиболее испепеляющей, и, чтобы отбросить ее, он принялся с особой яростью и рвением полоскать свитер, носки и джинсы.

В училище Юра с Кириллом вели себя как настоящие заговорщики: не разговаривали, а только жестами показывали друг другу, что все планы в силе. Огромная пачка денег лежала у Кирилла в кармане рубашки, неестественно и довольно нелепо его раздувая. Для симметрии Кирилл положил в карман на противоположной стороне скомканный носовой платок и ключи от квартиры. Вышло еще более нелепо, но Кирилла это не смущало.

Едва прозвенел звонок, Кирилл с Юрой сорвались с мест и тихонько умчались по коридору вниз, а оттуда бегом по улице мимо кинотеатра к автобусной обстановке: половина дела была сделана.

– Слушай, а как с паспортом быть? Мы же еще…

– Там паспорт не спрашивали, я вчера сам видел, – буркнул Юра, вцепившись в свой рюкзак, на дне которого в свертке лежали деньги. – Они вообще ничего не спрашивают, курс продажи написан, курс покупки на следующую неделю. Всем плевать, главное, чтобы у тебя были деньги. Так вроде и говорят, что на предъявителя чеки.

В правдивости слов Юры Кирилл смог убедиться на месте: отстояв очередь и просунув дрожащей рукой пачку купюр, он получил взамен билеты, похожие больше на деньги, чем на акции. Никто, как и говорил Юра, ни о чем не спросил. В очереди вообще не переговаривались, каждый старался скрыть, что при нем большая сумма, и делал вид, будто стоит просто так, за компанию. Стояли худые, плохо одетые, с трясущимися от усталости руками и подергивающимися глазами, несли последние деньги, сбережения, наследства. И каждый стеснялся признаться даже самому себе, что клюнул на рекламу, которая обещала миллионы из воздуха, демонстрируя, как на глазах богатеют далеко не самые продвинутые и трудолюбивые слои общества.

– Куплю жене сапоги, – кривляясь, передразнил Юра голос из рекламы, когда пересчитывал билеты и клал их на дно рюкзака.

Оставалось лишь ждать. Ждать хуже, чем действовать или догонять. В ожидании есть какая-то доля беспомощности. Ожидание не ускорить, не отменить. Его можно лишь оттенить, разбавить, спрятать на задний план. Ожидание может душить, не давать покоя, заставлять нервничать, грызть ногти, перебирать четки. Ожидание длится ровно столько, сколько должно длиться. И даже если иногда выходит заполучить желаемое раньше срока, то это лишь иногда, а случайность, как известно, штука капризная и непредсказуемая. В разговоре с мамой Кирилл даже словом не обмолвился о новой затее. Впрочем, она никогда его не спрашивала о деньгах, эта тема была несущественной, гораздо важнее были учеба, уборка в квартире. Лена знала, что ее сын сам зарабатывает на то, чтобы заплатить за квартиру, и давно не спрашивает денег, даже ей несколько раз передавал с Алексеичем и оставлял, когда приезжал сам. Словно не было ни денег, ни «МММ». Быть может, действительно не было ничего в этом такого, чтобы заострять внимание.

V

Июль выдался на редкость жарким. Теплом веяло и от второго озера, в котором обычно даже летом вода была прохладная и сводила ноги судорогами. Алексеич страдал от отсутствия нормальной работы: трактористы в поселке были уже не нужны, почти ничего не сажалось, не сеялось. Кое-как работало хозяйство: Лена исправно ходила на работу в цех, уже как мастер и бригадир в одном лице, и исправно каждый день приносила домой на второе озеро бидон молока. От жары молоко скисало. Приходилось делать творог и есть его с прошлогодним вареньем. Когда жара достигла своего максимума, зарядили дожди, короткие, но сильные. От них борозды между грядками превращались в стремительно бегущие ручьи, поднималась вода в речке, а в озере уходила на глубину и переставала клевать рыба.

– Возьму лодку, двину на тот берег за болото, за лес. Морошку гляну, под грибы корзину возьму, пора уже. И рыба на том берегу в заводях брать должна, щуки там крупные ходят, – решительно сказал Алексеич, раздувая огонь в печи, куда во время дождя через трубу попадала вода.

– И когда? Может, не торопиться, через недельку? Грибы уж точно пойдут, – Лена пришла с работы совершенно разбитой и старалась отдышаться с дороги. – А ягод нет, в поселке все говорят, что мало в этом году.

– В субботу с утречка, как встану, так и выдвинусь. Возьму перекусить, будет щучка блесну брать, на ночь останусь, хоть накоптим, котлет накрутим.

Алексеич привык смотреть на всё практично: что можно было сделать, не откладывая на потом, он делал. Работы не было, электричества в доме тоже. Огород и рыбалка – этим и ограничивался круг его занятий. Но у этих занятий была одна особенность: они быстро надоедали. Алексеич без работы становился раздражительным и, не желая срываться на Лене, вечерами часто уходил на озеро и сидел на бревне у самой воды или в лодке.

– Давай, Дим, только много рыбы не надо, жара такая, всё только портится.

– Да не спортится, нашей Софье на яйца поменяем или в поселок отнесем, когда закоптим. Была бы рыба, а уж едоки найдутся, – с привычным скептицизмом произнес Алексеич, потирая трехдневную щетину на лице и шее. – У народа денег ни на что нет, магазины пустые. Да и сама ты, Ленка, на копчушку налетаешь как надо.

Лена молча соглашалась со всем и даже не потому, что предпочитала с Алексеичем не спорить, как и со всеми другими, с кем приходилось общаться. Она слишком устала, чтобы с кем-то спорить. Ей нравилось, когда всё вокруг получается само собой, без ее вмешательства. От шума оборудования и нервозной обстановки в цехе хотелось побыть в тишине и помолчать.

Погода портилась, налетели облака, тяжелые, серые и низкие. В ночь на субботу пошел мелкий дождь, поднялся ветер, под утро разогнавший тучи. Рано утром Алексеич встал и посмотрел в окно: ему показалось, что погода налаживается. Он спешно засобирался.

– Дождь же, пережди, – сквозь сон прошептала Лена.

– Нет дождя, спи, я сам закрою, – Алексеич запихивал в рюкзак куртку и сверток с бутербродами. – Хорошая будет погода, облака высоко подняло.

Озеро было спокойным. По воде бежала легкая, почти незаметная рябь, и в ней отражалось розовато-желтоватое солнце. Алексеич греб медленно, словно стараясь насладиться всей этой тишиной и красотой. На берегу у мыса деревья стояли неподвижно, только верхушки молоденьких березок да листья у осин чуть вздрагивали. Вдруг маленькая сосенка, произраставшая из болотной кочки, качнулась против ветра: из-под нее выпорхнула ворона и сонно взгромоздилась на соседнее, более прочное дерево. Издалека деревня казалась почти игрушечной. Пригорок с тремя домиками с темными, покосившимися крышами, длинный сарай за забором у Софьи. Если забыть, что за изгибом дороги и лесом есть поселок, а в семи километрах железная дорога, можно было бы вполне поверить в уединенность, заброшенность тех мест.

Весла чуть поскрипывали. «Тише, тише», – шептал им Алексеич и на какое-то время замирал, давая возможность лодке нестись вперед по инерции. Лодка шла, а потом замирала. Алексеич греб вдоль берега. Деревня становилась всё дальше и дальше. Второе озеро через протоку соединялось с первым, большим и широким, на дальнем берегу которого располагался поселок. Лодка медленно прошла по протоке. Алексеич греб сильнее, в очередной раз жалея, что так и не обзавелся хотя бы плохоньким мотором. Солнце уже было высоко, когда лодка уперлась в болотистый берег, Алексеич привязал ее к прибрежному кусту, выбрался и, осматриваясь в поисках черники и морошки, отправился вглубь леса. Под ногами трещали сухие ветки, а где-то вдали кричала неведомая птица: «Гу-гу-гу».

Вечером дальним лесом прошла гроза. Перегретая земля никак не отдавала накопленное за день тепло, и порывы холодного ветра со считанными крупными каплями прошли для нее незамеченными. Гром ударил пару раз, сверкнула молния.

– Вот зараза, молоко сейчас свернется! – расстроилась Лена, ожидая проблем в цехе, где никак не могли наладить под потолком вентиляцию, и работать приходилось в нестерпимой жаре. Из-за ветра свет постоянно мигал, и единственная на цех холодильная машина останавливалась. Тогда к неприятностям со свернувшимся молоком мог добавиться и прокисший творог, за которым машина из города приезжала через день. Лена доказывала Дмитрию Викторовичу необходимость доработки оборудования, которое наспех ставили, когда организовывали в колхозе кооператив. Но Дмитрий Викторович лишь разводил руками: «Я не миллионер, Леночка, не богатый дядя с мешком денег. Мне бы людям зарплату заплатить, пока весь поселок не спился, а все нормальные не уехали отсюда, и я с пьянью не остался куковать».

Воскресенье Лена провела в цехе: ждали машину, вместе с которой за наличные деньги отправили в город не только творог, но и с десяток больших бидонов молока с утреннего надоя. Лена всегда удивлялась умению Дмитрия Викторовича найти общий язык с разными людьми и обнаружить лазейки, с помощью которых можно было бы хоть что-нибудь заработать. Если бы не созданный им на волне перестройки кооператив, то колхоз давным-давно бы развалился. Он искренне верил в то, что от любых бед может спасти только нормальный честный труд. Он быстро обратил внимание на Лену как на толковую работницу. Лишь спустя несколько лет с момента переезда в деревню и работы в цехе она призналась ему, что имеет высшее образование, кандидатскую степень, а на самую тяжелую и грязную работу согласилась только из-за большой нужды и сына. «Не надо считать меня за идиота, – ответил тогда Дмитрий Викторович. – Я же сразу заподозрил неладное. И по комсомольской линии справки о тебе навел, что это ты, такая-сякая, мне трудовую книжку не приносишь. Вдруг скрываешь увольнение по статье. Мне перебежчики не нужны в цеху. Пришла на тебя характеристика, из школы, из университета. Как-нибудь найду и покажу. На высоком, значит, идейном уровне проводила занятия с детьми. А меня, старика, пыталась тут обмануть, серой овечкой прикидываться. Эх ты, Ленка!»

Всё было Дмитрию Викторовичу под силу, только не покупка нового вентилятора и не остановка тех, кто бросал вполне благоустроенные дома в поселке и убегал жить в город. Заколоченное и брошенное жилье было уже не только в деревне за вторым озером, но и в поселке с электричеством, клубом, магазином, газовыми баллонами, керосином, телефонной будкой и прочими достижениями цивилизации.

– Дима, ты дома? – крикнула Лена, заходя за калитку, но тут же увидела, что на крыльце под навесом не висит рюкзак, а внизу, на озере у пристани, нет лодки. «Увлекся, грибов и ягод, небось, насобирает столько, что девать некуда будет, тете Софье половину отдадим, – решила Лена. – Было бы электричество, холодильник бы завели. Как не хочется перебираться в поселок только ради этого. Не понимаю, как там люди живут, нос к носу, окно к окну, ни переодеться спокойно, ни огород не развести. В городе понятно, там мысли другие, да и жизнь тоже».

Занявшись делами, Лена опомнилась, лишь когда стемнело. Только тогда она забеспокоилась и ощутила легкий страх, который с чем-то другим перепутать сложно: страх потерять любимого человека, страх остаться одной в глуши, в полузаброшенной деревне на берегу затерянного в лесах озера, вдали от цивилизации. Она спустилась по тропинке вниз на берег озера. За вновь набежавшими облаками заходило солнце. Комары и мошка полчищами кружили над водой, образуя нечто вроде облаков, если смотреть издалека.

Лодки на пристани по-прежнему не было. Лена всматривалась в горизонт, в болото, в лес на мысу в надежде заметить знакомую фигуру. На озере не было ни одной лодки. На километры вперед расстилалась водная гладь, заканчивавшаяся с одной стороны болотом, с другой низкорослым сосновым лесом, за которым скрывалась протока, которая вела в первое озеро. Алексеич часто ходил на лодке, привозя корзины грибов и ведра ягод. Изредка с собой он брал Кирилла, но лишь в недальние походы. На другой берег озера, там, где начинался непроходимый лес, тянущийся чуть ли не до финской границы, Алексеич всегда ходил в одиночку.

– Дима! – крикнула что было сил Лена, и через несколько секунд до нее донеслось эхо. С деревьев на болоте вспорхнули птицы. Ей показалось, что кто-то кричит в ответ, но, напрягая слух, она различила собственный голос, который, должно быть, возвращался, отраженный от леса и спрятавшихся за соснами гранитных, поросших мхом валунов. – Дима! Ау!

Так и не услышав ничего, Лена медленно пошла обратно в дом, то и дело оборачиваясь, ожидая, что вот-вот покажется лодка или ей ответят с ближнего болотца или с просеки. Но набегали сумерки. Белые ночи давно прошли, и вечерами, несмотря на жару, темнело рано. Стоя у дома, Лена не могла уже различить ничего на озере, только просветы в облаках, красноватые от заходящего солнца, отражались в легких гребешках волн.

До поздней ночи Лена просидела в доме за столом, глядя на пламя свечи, ожидая услышать шаркающие шаги уставшего Алексеича. Будто вот-вот он войдет в дом, бросит в угол вещи, возьмет кружку и нальет до краев из графина воды, потом будет медленно пить и не скажет ни слова, пока не выпьет до дна. «Вот я и дома, – скажет он и покажет пальцем на ведро грибов или ягод, оставленное у двери. – С этим-то добром что делать будем, мать? В заготовку сдадим или себе?»

Задув свечу, Лена еще раз вышла из дома, кутаясь в шерстяной платок. Шагнув за крыльцо, она пригляделась к пристани, но лодки Алексеича там не было.

На втором озере редко тонули. И не потому, что там было мелко – глубина на середине озера была в два человеческих роста. Просто тонуть было некому: деревня стояла пустая, а поселковые, те, у кого были лодки, ходили в основном на первое озеро, более обширное и глубокое. Там можно было взять хорошую щуку, а если повезет, то и судака. Несчастья случались в основном с приезжими, городскими, которые, крепко подвыпив, выходили в озеро в плохую погоду. «Сердится озеро, как бы бед не наделало», – приговаривала тетя Софья, когда над деревней прокатывался сильный ветер или гроза. Озеро тогда из спокойного водоема превращалось в настоящее бурлящее чрево, темное, с белой пеной, огромными волнами, затапливавшими стоявшие у пристани лодки.

Набегавший ураган или гроза обычно длились совсем недолго. Как только тучи расходились, ветер стихал, озеро принимало привычные добродушные очертания, и трудно было поверить, что с ним может происходить виденное какие-то минуты назад. Становилось свежо, легко дышать. Все, кто был в деревне, выходили из домов, чтобы осмотреть лодки и огороды. «Стихло, получило свое, – сурово смотрела на озеро тетя Софья и спешно крестилась. – Вот видите, что я говорила, всё не просто так, нет, не просто, – покачивая головой, повторяла она, когда из поселка приходило известие о том, что кто-нибудь во время грозы или сильного ветра по неосторожности перевернулся на лодке или утонул. – Озера наши любят покойничков, ой, как любят».

«А что, если…» – подумала Лена, когда погасила свечу и присела на краешек лавки. И тут же погнала от себя эти мысли. В ее воображении возникло абсолютно спокойное озеро, над которым ярко светит полуденное солнце. В лодке сидит Алексеич, перед ним полные ведра ягод. Он не гребет, весла сухие, но лодка движется сама, причем довольно быстро – за лодкой творится настоящий водоворот, вырываются брызги. Рядом плывут утки с утятами и лебеди. «Почему лебеди? Откуда они тут? Я никогда не видела здесь лебедей на нашем озере. Здесь слишком холодно для них, они до Карелии уже не долетают». Алексеич будто бы услышал эти ее слова. Он улыбнулся, махнул рукой, и лебедь тут же взмыл вверх, а за ним еще один. Так они и полетели парой, сделав круг над лодкой, пролетев над озером и в конце концов скрывшись над болотами. «На юг полетели, как мы с тобой», – произнес Алексеич. «Нет, в той стороне не юг, там север, до границы недалеко. И на какой юг мы с тобой летели? Не придумывай, это уже давно было, чего теперь вспоминать. Давай лучше домой возвращайся, а то загулял».


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 ... 19 20 21 22 23
На страницу:
23 из 23