в неё насевшими,
ну и, естественно,
в знак огорчения
покрыться яростной
липучей грязью
с озеленелою
протухшей желчью —
от настоящего, —
до высыхания…
– Аой!
“Угасают свечения. Розовеют фасады…”
Угасают свечения. Розовеют фасады.
Не сосчитано мнений о былом, невозвратном.
Тонет всякое ложное в нераскрытом простом.
И поверить так сложно в то, что будет потом.
Ходят дни чередою. Разрывается нить.
Не накроет бедою то, что кончило жить.
Твой ответ на вопрос о потухшей звезде
бородою оброс. Так грустится везде.
Волны, берег ощупав, убегают назад.
Завихрений разлуке лишь прибавит разлад.
Сам собой отпадает, словно ящерин хвост,
тот упрёк, что, неправый, ты – с собою пронёс.
В тень ложатся просветы от лучей золотых.
От вещей перегретых мир не прячет иных.
Забывается прочерк на неровной строке.
Карусель многоточий не раскрутишь в руке.
Заволакивает туманом устье твоей мечты.
Не подставляй обманам собственной наготы.
Быстро в лугах темнеет на закате истлевшей
жизни.
Кто-то упёрся в стену, значит, – и здесь он —
лишний.
– Аой!
“Заволокло туманом…”
Заволокло туманом
небо в пустом окне.
Ты тешишь себя обманом.
Всё-то не по тебе.
Свету помене. Плохо
дышится одному.
Где-то кого-то много.
Чёрное на снегу.
То ли весны примета.
То ли зима шалит.
Кот шелестнул газетой.
Кран, что ль, не перекрыт?
Вроде бы ум за разум
спешит зайти —
и не может…
Ты —
будто б не жил ни разу
или —
только на миг
о?жил…
Сплюснут облог за рамой.
В инее крыши, антенны.
Чертополох в экране.
Хмурая за?лежь те?ней.
Дремлют за циферблатом
сгустки воспоминаний.
Мир каждый день в осаде
помыслов – смутных,
странных.
В шёпоте тонет слово
похожее на «прости!».
Время с тобой не вровень;
ты уж ему не льсти.
Не к месту звон без причины.
Тоскою бугрится темень.
Выдох – не счёт морщинам.
Вздохи – не к переменам.
Невосполнимы утраты,
оставленные во сне.
Того никому не надо,
чем сам ты тра?фил себе.
Грусть не суют в уплату
долгов – ни прямых, ни
косвенных.
Порою особо значимо
самое прочее.