Мыслью и духом собравшись, такие слова
вестоносцу он говорил
для владыки державного, необоримого:
«Только тебе я, отец, подневолен;
слышал я гром; но мне он казался
несильным, нисколько не схожим
с твоими громами; нёсся же он от Парнаса,
пристанища муз и поэтов,
горы, у подножья которой вепрь,
губитель свирепый, выставив клык,
с разбега ударил им бывшего там на охоте
сына Лаэрта-царя, Одиссея;
славой покрыл тот повсюду себя,
хитрец многоумный и воин отменный.
Вепрь ему ногу поранил. То ещё
до великих событий у Трои случилось.
По шраму узнала его остарелая ключница,
в доме, куда после странствий
тяжёлых и долгих вернулся тайком Одиссей
к супруге своей Пенелопе,
допреже докучных её женихов опозорив
и смерти предав,
расстрелявши
из мощного лука. Некий поэтище,
сын Александра, Алексий, безвестный
и не замеченный ни на Олимпе,
ни в сонмах народов,
чьи предки потщились
оборонять крепкостенную Трою, а также —
в потомках бесстрашных ахеян,
родом из дальних угорных степей,
что по-за по?нтом, —
он вот меня упросил
колесницу ему изготовить,
дабы? на Парнас поскорее
доставить собранье
трудов многолетних его,
умещённых отдельно
в раскрашенных книгах,
с разметкою в каждой о сроке писания.
Хоть плодовит,
но, конечно, величием
слога сей имярек не равен Гомеру
богоподобному.
Он на вершине селился
Парнаса, и там его книгам,
он мне сказал,
размещаться уместно: да будут
они во внимании муз горделивых
и ласковых; каждый, туда восходящий,
также труды из собранья
прочесть не преминет,
хвалой их творцу воздавая.
Просьбу исполнить я взялся. Та колесница
вместительна; вся позолочена,
как и положено; я ведь искусен
в таком снаряженье.
В повозку я и Пегаса
упряг, умножив поэту довольство и радость.
Только оплошностей не избежал,
повлажни?в углубленья ступи?ц,
где оси находят опору,
не дёгтем, а только
нектаром – для нас, олимпийцев-богов,
наилучшим из лакомств и средством
бодренья; такая оплошность одна;
а ещё: с другой колесницы ободья отъяты
и вставлены мною;
из них едино расшилось,
подвержено молнии; я не предвидел
её. Дий, сокрушитель!
Она от тебя залетела,
уже при немалом колёсодвижении,
дале подножья горы. По склону наверх
колесница неслась, разгоняясь;
тогда лишь от трения высохших осей
и трепетания обода вышло дрожание;
грохот пошёл. Пра?вил послушным
и безотказным Пегасом Алексий,
Александрид,
муж при отваге, решительный,
сам, похвалясь мне
умением править. Но сладить
с повозкой не смог. Тяжёлые книги
назад колесницу тащили
и с нею конягу.
Не раз и не два катилась она
к подошве горы величавой,
и с каждым
заездом сильнее возок погромыхивал
и дребезжал. До сумерек полных
дать я отчёта не мог —
с доставкою к темени только
покончил наездник.
Зевс многомощный! Родитель!
Я тем виноват, что светлого дня
не хватило
для трудной работы, а тут ещё промах
со смазкой ступи?ц получился.
Нектаром снабжён я без меры,