Винтики эпохи. Невыдуманные истории

Во дворе Маля развернула скомканную в ладошке бумажку и прочла: «Обратитесь в областное управление паспортного стола». 24 часа начинали свой отсчёт, и она последовала совету. В областном управлении выслушала чиновный ответ секретаря:

– Начальник на партийном собрании в актовом зале. Сегодня его не будет.

Терять ей было нечего – у двери актового зала села сторожить начальника. Почувствовала голод и вспомнила, что за день ничего не ела, но буфет был закрыт— оставалось терпеть.

К девятнадцати из актового зала начал выходить народ. Заметив человека в военной форме, Маля поспешила к нему.

– Меня из города выгоняют. В 24 часа, – сказала она и заскулила не то от обиды, не то от голода.

На них начали оглядываться, и начальник отвёл её в сторону. С трудом сдерживая рыдания, Маля сбивчиво объясняла. Очевидно, лишние глаза и уши были начальнику ни к чему – он предложил зайти к нему в кабинет.

– Два года мыкаюсь, – начала она уже более спокойно, – не прописывают. Почему, не знаю.

– Этого зазнайку давно следует пропесочить, – зевнул начальник. – Сегодня пятница, в выходные выселять не станут, а в понедельник пропишитесь вот с этой бумажкой. Уже поздно, да и устал я – пойдёмте.

При выходе Амалия едва не свела всё к нулю.

– А почему не прописывали? Потому что немка – да?

У начальника взлетели брови, и он жёстко приказал:

– Дайте сюда паспорт!..

«Дёрнул чёрт», – казнилась она, – но деваться было некуда, достала из сумочки паспорт.

Он долго изучал её данные.

– Нет, национальность здесь ни при чём, – вернул он паспорт с задумчивым видом.

Оказалось, начальник был поляком, не украинцем – обстоятельство, что заставило рулетку сыграть в её пользу.

Не сомневаясь, что донос на неё по поводу прописки – дело рук анонимщиков, терялась, кто это мог быть: брака она не делала; её детали отправляли, как образцовые, на выставку в Киев, а недавно за высокое качество продукции ей вручили именной штамп «Знак качества», за который к зарплате шла прибавка пять рублей. И вспомнила завистливые взгляды… В результате – зависть и донос!..

Ребус этот разрешился сам собою. Зашла как-то после работы в душ, где ливнем журчала вода. Сквозь шум донёсся негромкий разговор. Маля прислушалась.

– Ще двух рокив ны робыть, а строить из сэбэ, будто во-на тут главна… Ф-фашистка проклята…

– И «Знак» вжэ получила…

– Ничо, ны всэ коту маслэниця – може, йи з городу скоро вытурять, – донёсся злой голос бригадира прессовщиц.

Амалия тихо прошла в кабину, открыла кран – вода забилась, заплескалась о бетон.

– О, а мы и ны учуялы, як ты вийшла! – одна поверх другой смотрели они, нагие, в позе ожидания.

Затем в ночную смену у неё сломался пресс, а запасной, что стоял в углу, штамповал брак – работать на нём никто не хотел. Оставалось опробовать «бракованный» пресс и проверить, почему он гонит неправильную пресс-форму. Маля долго мучилась, подбирала режим температуры и давления, но удача улыбнулась: при норме 800 она сделала 1000 деталей – план перевыполнила!

На другую ночь снова встала к «бракованному» прессу, но не сделала и ста деталей, как подошла одна из работниц.

– Ты учора на ём робыла – сёгодни буду я, – и толкнула.

– Убери руки! – дёрнулась Амалия. – До меня на нём никто работать не хотел. Я освоила – и вам завидно стало. Не уйду.

Женщина тянула за рукав: «Прыихала хфашистка, порядки тут устанавлюе», и из детской памяти всплыла семья «фашистов», что подарила Мале золотые серёжки. Чтобы не дать разгореться скандалу и не омрачить воспоминания, отошла и устроилась в раздевалке на лавочке – там до утра и продремала.

Её пресс отремонтировали только к следующей смене. Беспристрастная рулетка выдавала то проигрыши, то выигрыши – и теперь всё больше из-за национальности.

Квартиранты

Леночка окончила десятилетку и уехала к отцу в Пермь, чтобы там поступить в медицинский институт. Амалия отговаривала её: «Вначале испробуй себя санитаркой. Может, вид крови не для тебя». Лена не слушалась – тем более, что отец прибегал к популярным байкам и советовал дочери не институт, а училище:

– Быстрее приобретёшь специальность и раньше начнёшь самостоятельную жизнь. Евреи, знаешь, что говорят? Главное в жизни не образование, а хорошо устроиться. Хорошо устроиться можно, если пробиться на гормолзавод или мясокомбинат.

Мораль сей «рулетки» сработала, и дочь поступила в профессионально-техническое училище на мясо-молочное отделение.

Амалия в поте лица работала в Житомире. Платить за комнату столько же, сколько и раньше, было тяжело, и она попросила снизить квартирную плату – хозяйка отказалась.

– Раз так, – решила Амалия, – придётся искать другую квартиру.

И прозондировала, где и кто сдаёт квартиры. Ей посоветовали семью из двух мужчин, что жили в трёхкомнатной квартире и нуждались в уборщице. Это был один из старых купеческих домов, но при советской власти из него сделали шесть квартир с отдельными входами. Марк Алексеевич, из «бывших», в прошлой жизни дворянин, при советской власти актёр и пенсионер, остался вдвоём с сыном, музыкантом-шизофреником после неожиданной смерти жены. От радости, что Маля согласна варить и убираться, старик согласился не только на прописку, но и на бесплатное проживание.

Поняв, что задумка Мали уйти на другую квартиру – не розыгрыш, хозяйке захотелось сравнить новую квартиру со своей, и она решила помочь перенести ей вещи. Вошла и зажала нос:

– Фу, та xiбa ж у такий нечистоти можна жити? Дихати ж ни можна! – и потянулась к форточке.

– Выскребу, вымою – уйдёт и грязь, и вонь.

– Залишайся у мене, я квартирну плату зменшу.

– Поздно, надо было уменьшать, когда просила.

Жили мужчины уединённо. У каждого был свой горшок, для большого туалета во дворе выходили один раз – других моционов у них не было. Соседка иногда приносила из столовой варево. Разогревая её, мужчины забывали про включённую электроплитку, и пища пригорала. Строй кастрюль отмокал на кухне – вонь стояла неимоверная.

Амалию не испугало, что жить предстояло в проходной комнате, – она попросила отпуск и запустила рулетку быта. Первым делом выбросила кастрюли и купила новые.

Заметив это, Марк Алексеевич попробовал возмутиться:

– Малечка Ивановна, так их же ж можно было почистить! Пол никогда не мылся, грязи на нём было в несколько слоёв. Попробовала соскрести лопатой – получилось неровно. Догадавшись навести воду с каустиком, выплеснула её на пол – отмылась и грязь, и облезлая краска, с ними ушла и вонь.

После еды сын обычно ложился спать, со стариком случались иногда беседы об искусстве и театре, переключались на старость – на то, что смерть затерялась…

– Звать её, Марк Алексеевич, грешно – она сама придёт. А умереть я вам не дам: 75 для мужчины – не старость.

– Ваши слова, как аплодисменты щедрого зрителя. Жаль – не исцеляют. Аркашу тяжело одного оставлять. Хоть и решено, что после меня его возьмут в дом инвалидов (документы уже готовы), все равно жалко.

– И давно это с ним?

– После седьмого класса началось, но музыкальное училище всё же окончил.