В музее музы музицировали. Китайская пудреница

Ребята прошли несколько метров, завернули за угол, обогнув дом, стоявший мысиком, и оказались на левой части огромной буквы Y, форму которой имело пространство, сто лет спустя именуемое Старым центром. Как раз в этой части площади и располагались торговые ряды неоднородной структуры. Первые два торговых ряда, обращенные друг к другу, состояли из цепи деревянных трёхстенных лавок с двускатными крышами. За ними располагались две длинные, соединенные между собой «тамбуром», деревянные одноэтажные постройки с окнами, обрамлёнными резными наличниками, несколькими входами и небольшими аккуратными террасами. Своего рода торговый центр 19 века. С одной стороны к зданию был пристроен ещё один такой же «тамбур», соединяющий его с третьим «вагоном», построенным уже более просто и с точки зрения архитектуры не представляющим никакого интереса. С другой стороны примыкала еще одна трёхстенная дощатая лавка. Между третьим и четвёртым рядами была ещё одна площадь в форме трапеции шириной метров 15-20 с узкой стороны и метров 40-50 с широкой. Половину площади занимали ещё несколько коротких лавок, построенных не вдоль, а поперёк. Одна из них, с многощипцовой крышей и арочными портиками, больше похожая на небольшой театр, чем на торговое здание, выглядела очень странно и нелепо среди грубо сколоченных соседей. Четвёртый же торговый ряд представлял собой смесь примыкавших вплотную друг к другу разномастных каменных и деревянных построек.

Но всю эту пёструю нелепицу наши друзья увидели не сразу, поскольку их внимание привлекло настоящее чудо, которое могло вызвать восхищение даже в XXI веке. Среди маленьких одноэтажных домиков, грязных улиц с гуляющей по ним домашней живностью, возвышался величественный собор. Несмотря на то, что он был еще не достроен, выглядел собор просто потрясающе. Ребята были наслышаны, что когда-то в их городе вместо военного штаба был построен собор, но слышать – это одно, а видеть своими глазами настоящее произведение архитектуры – это совсем другое дело. Школьники остановились в изумлении и восхищённо открыли рты, на какое-то время совсем позабыв о своей цели.

– Какой он… классный! – прошептала Сеня.

– Ага! – согласился Тимоха. – Я и не думал, что он такой огромный. Наверное, с шестнадцатиэтажный дом!

– Думаю – да. А, может быть, и выше, – ответила девочка.

Возле храма и на строительных лесах вовсю сновали китайские рабочие.

– Сеня, смотри, – прошептал Тимоха. – У них тоже китайцы строителями работают!

– И не говори, – захихикала его новая знакомая. – Времена идут, а ничего не меняется.

Мимо проходил бородатый дядька лет сорока, в картузе, темно-синей рубашке с закатанными рукавами, несмотря на довольно прохладный день, чёрных штанах, заправленных в сапоги, и грязно-сером фартуке. В руке дядька нес пилу. Увидев ребят, он остановился рядом и тоже задрал голову вверх.

– Любуетесь? – довольным голосом пробасил дядька.

– Ага, – восхищенно ответили дети.

– Я вот тоже, как ни прохожу мимо, так и останавливаюсь полюбоваться. Говорят, краше него во всём Приамурье нет! Спасибо нашему батюшке, отцу Павлу. Вот кто истинный благодетель. Столько трудов и сил приложил! – с этими словами дядька снял картуз и размашисто перекрестился.

– А кто это – отец Павел? – заинтересовалась Есения.

– Как?! Неужто нездешние?! – удивился дядька. Отца Павла Мичурина не знаете?!

– Мичурина? – оживились дети, услышав знакомую со школы фамилию. – Это тот, который с яблоками?

– С какими ещё яблоками? Эх, вы, тёмный народ!

– Мы, правда, не местные, – ответил Тимоха. – Расскажите нам, пожалуйста, кто это – Павел Мичурин?

– Да, я погляжу, сударик, вы издалека в наши края прибыли. Отца Павла знают во всём Приамурском крае. Ну, что ж. Раз есть у Вас такой интерес, с удовольствием расскажу об этом выдающемся человеке.

Живёт он в нашем селе всего пятый год, но успел уже прославиться своими праведными и богоугодными делами. Образованию содействует, к примеру. Ибо сам он – человек грамотный, учёный, наук много знает. И простых людей просвещать стремится. Во многих сёлах школы при церквях открыл. А в Никольском сам учит Закону Божиему. А когда школа наша перестала всех желающих вмещать, отец Павел собрал средства на каменную пристройку.

– Да, мы видели Вашу школу, – ответили ребята. – Красивая! А, главное, прочная! Сто лет пройдёт, а она будет стоять как новенькая!

– Поживём-увидим, – усмехнулся дядька.

– Точно-точно! – хором заверили его ребята. – А чем ещё прославился Павел Мичурин? – вернулись они к разговору.

– Ну, как же! Храм этот величественный только благодаря его стараниям и строится. Видать, сам Николай Угодник отцу Павлу помогает, не иначе. Деньги прихожан давно уже истратились, а Синод в содействии отказал. Правление тоже такими колоссальными средствами не располагает. И знаете, что придумал отец Павел? Он уговорил наше Правление построить каменоломню! А? Каково? – весело прищурился дядька. Ребята переглянулись и в недоумении пожали плечами.

– Эх, непонятливые! – рассказчик аж крякнул с досады. – Каменоломня-то доход даёт! Вот откуда средства на храм стали изыскивать-то! Отец Павел и сам на этой каменоломне трудится, камень по науке «рвёт». С китайцами общий язык нашёл, полюбили они его. Хоть и басурмане, а православный храм строят с особым старанием, не озорничают. Да и отец Павел их не обижает, расчёт своевременно даёт. Раз денег не было уплатить за работу, тогда прошёл он по всем дворам с просьбою к бабам собрать птицу, кто сколько даст. Ни одна хозяйка Павлу Саввичу не отказала, много разной живности собрали, а когда продали, враз хватило с китайцами рассчитаться. Вот он какой, наш благодетель, отец Павел Мичурин! Великий человек! И храм у нас будет великий! Двести лет простоит, а будет стоять как новенький! А? Верно я говорю? – дядька повернулся к ребятам, довольный, что ответил им в том же духе. Дети, в общих чертах зная печальную историю недолговечности этого поистине великолепного храма, вздохнули, но всё же заставили себя улыбнуться, чтобы не огорчать собеседника.

– Поживём-увидим, – вторил Тимоха. Дядька расхохотался, потрепал мальчика по голове и пошёл по своим делам, весело насвистывая какую-то незатейливую мелодию.

–Как жаль, что его больше нет, – грустно сказала Есения.

– А ещё жаль, что он пока не достроен.

– Я бы тоже хотела увидеть, какой он будет… или был? Как правильно сказать?

– Не знаю! – засмеялся мальчик. – Но одно знаю точно: я не хочу оставаться здесь на несколько лет, чтобы увидеть окончание строительства. Уж лучше на старых фотографиях смотреть!

– Согласна! – подхватила девочка. – Ну что, поглазели и хватит? Пойдем наш экспонат искать?

– Да, пора.

Ребята начали свои поиски с самых скромных рядов, постепенно перемещаясь к более основательным постройкам. Несмотря на то, что продавали здесь предметы быта для простого люда, школьники решили задержаться в этом месте подольше. Ведь большинство товаров, которые были представлены на этих торговых рядах, в двадцать первом веке можно было встретить разве что в музее. Или в фильмах о дореволюционных временах. Но в музее вещи, в большинстве своём, изношены, частично сломаны, а в фильмах – и вовсе одна бутафория. А тут – вот оно всё – настоящее, новенькое. Некоторые предметы быта и вовсе были диковинками неведомого предназначения. Тимохе ужасно хотелось узнать, для чего применяются те или иные товары, но он боялся спросить у торговцев, дабы не выдать себя. Кто знает, быть может, сто лет назад назначение этих предметов известно каждому ребёнку. Плетеные корзины, глиняные горшки и чашки, ложки, черпаки, чугунки, хомуты для лошадей – всё это было хорошо известными и понятными вещами. А вот на прилавке лежат непонятные дощечки с зазубринками.

– Что, голубушка, новый рубель присматриваешь? – ласково обратилась торговка к Есении, увидев, что девочка проявляет интерес к её товару. – Выбирай, какой сердцу ближе!

– Рубель? – переспросила Есения. – А что им рубят?

– Блаженная, что ли? – удивилась торговка. – Рубеля в глаза не видала? А кто ж тебе платья после постирки рубит?

– Я понял, – зашептал Тимоха на ухо своей новой подружке. – Это такой древний утюг, наверное.

– Никто мне одежду не рубит, это прошлый век! – быстро нашлась Есения. – Мы гладим. Исключительно утюгом. Вот утюги у Вас есть? Я бы купила.

– Нет у меня утюгов, – обиделась торговка. – Все помешались на этих утюгах, взяли моду! А у меня никакой торговли, одни убытки! Ну, мотовку хотя бы купи. За пять копеек отдам.

С этими словами торговка сунула девочке под нос ещё один очень странный предмет. Это была деревянная палочка, с одного конца которой ответвлялось ещё несколько коротких палочек. В целом же предмет напоминал скелет маленького зонтика. Есения на всякий случай отошла подальше от начинавшей сердиться торговки и её устрашающего оружия.

– Возьми, у меня мутовки хорошие, на совесть сделанные! – кричала ребятам вслед торговка, размахивая скелетом-зонтиком. – Или ты тесто на блины тоже утюгом взбиваешь?

– Не нужна мне Ваша мутовка, – бурчала себе под нос девочка, уходя подальше от потенциально опасного места. – У меня дома своя есть, покруче. Такая, что Вам и не снилось. Сама всё взбивает, только кнопочку нажать. Миксер называется. Но если домой не попаду, – со вздохом добавила она, – придётся к этой тётке вернуться за её палками.

Пройдя ещё несколько прилавков, на которых продавали живых кур, уток, гусей, яйца, лук, ребята столкнулись с очередным серьёзным испытанием. Женщина, стоявшая у этого лотка, продавала выпечку. Чего здесь только не было! Пирожки, кулебяки, расстегаи, калачи, крендели, баранки всевозможных размеров! Аромат шёл такой, что у детей от голода начала кружиться голова. Только сейчас они поняли, как сильно хотят есть.

– Подходите, ребятушки, берите пирожочков! – начала завлекать их торговка. Тимоха решил попытать счастья и вступил в переговоры.

– А с чем у Вас пирожки?

– А с чем только вашей душе угодно! С брусникой, с грибами, с кашей, с клюквой, с кислой капустой…, – начала перечислять женщина, указывая на свой товар.

– А сколько стоят?

– Две копейки всего-навсего!

– А можно попробовать? – набрался наглости Тимоха. – А то вдруг они у Вас не вкусные, а я деньги потрачу.

– Да ты что такое несёшь? – возмутилась торговка. – Побойся Бога! Да все в округе знают, что лучше моей стряпни ни у кого нет!

– Вы меня, конечно, простите, но я не знаю, – не сдавался мальчик. – Я, вот, во Владивостоке поел пирожков, а потом у меня живот болел два дня.