Мигель и Марисол

– Когда ты спишь?

Поиски ласточки

Марисол видела всадника, видела медведя, видела женщину у окна, но дядю Сережу она не видела давно. Он стоял собранный и целеустремленный. Казалось, он проломит любую стену. Но он смотрел на тонкие-тонкие свечки, которые, казалось, горели вечно. Этого она не видела. А он не видел ее. И не слышал. Но она спросила кого-то, кто стоял рядом:

– Что это?

Голос справа ответил:

– Такие вот. Горят 40 дней.

Марисол обернулась и увидела очень старенького старичка. С бородкой, в рясе потертой.

– А зачем они?

– Они возвращают. Но это не суть.

– А в чем суть?

Старичок засмеялся естественно и по-детски.

– «Возвращаются все, кто на год, кто совсем…» – пропел он из песни, – Откуда и куда? Ну да дело не в них. Хотя физика, конечно, удивительная у процесса. Но дело не в них.

– А в чем, Отец …

– Кассиан, Солнцемарья.

– А в чем дело?

– В молитве, солнце мое.

– Я хочу научиться.

– Ты же ласточку ищешь, – засмеялся он.

– А как мне ее найти?

– Так вот же она.

Девочка удивилась, но птичий крик раздался откуда-то рядом. Марисол оглянулась. На стене под куполом было ласточкино гнездо. И на нем сидела ласточка. Она посмотрела на девочку и нырнула прямо в ее сторону. Марисол шарахнулась в сторону, но она лишь коснулась ее виска крылом, как в лесу делала, и потом стала кружить вокруг нее по часовой стрелке. У Марисол закружилась голова, и она проснулась. Дедушка сидел рядом и перебирал травы на столе. Он покосился на нее и сказал:

– Только хморюзги так поступают!

– Как, дедушка?

– В моей кровати сопеть, а кто-то ведь ласточку ищет!

– А тут тепло так, – и она поджала коленки и завернулась в одеяло почти с головой.

И вдруг ей стало очень тревожно. Очень-очень. Она не могла понять, где она. Она же не может быть там. Она хотела вернуться, проснуться, но что-то ее держало, где-то между снами, и она снова увидела туман, и тревога выросла до предельного предела, до ледяного ужаса, и вдруг она услышала крик ласточки. Она понеслась туда, на него, и вдруг открыла глаза у себя в комнате. И стало очень хорошо, и женщина очень знакомая, в серо-рыжем длинном свитере с мужским ремнем заботливо смотрела на нее. Ей стало очень спокойно. И она села на кровати. И уже хотела подняться и подойти к ней, и примоститься у нее на коленях. Но вдруг плеснула рыбка, и поплыли круги, и она почувствовала щекой подушку.

Она медленно провела рукой. Она лежала на кровати. Рука нащупала пса. Белый плюшевый пес спал рядом, как обычно. Она медленно открыла глаза, первые лучики блеснули в них. Кошка сидела на полке у шкатулки и тихо смотрела на нее. Кто-то рубил дрова.

Она медленно вылезла из-под одеяла и вдруг вздрогнула. Крик ласточки донесся до нее откуда-то извне. Стук топора прекратился. Она оглянулась, прошла мимо спящего как обычно Мигеля, вышла на крыльцо и направилась к колодцу. Там она долго пила студеную воду, и лягушка поприветствовала ее своим «ква». Она кивнула. Собаки не было видно по утрам. Потом она выходила из-за дома, и Марисол прижималась к ней, и становилось спокойно. Но в этот раз собака не вышла. Марисол побежала обратно в дом снова нарядилась в платье и диадему. Потом скинула все с себя и побежала на лужайку к дубу.

Мигель искал ласточку, но потерялся в красной пустыне. Он долго шел по ней мимо странной стены, мимо каких-то холмов, по бескрайнему опустелому пространству. Туман был на краю. И кто-то большой и сильный шел вдоль этой стены тумана. Он увидел Мигеля. Мигель почувствовал это, но это был не человек. Он побежал к нему, он был прекрасен. Он был силен и смел. И он был медведь. И он сказал Мигелю: «Ты, похоже, тоже не знаешь, где вход!» «Я ищу ласточку!» – сказал ему Мигель, – «Тебе больно!» «Здесь не пролетала ласточка! Ох, если б здесь была ласточка!»

Мигелю очень захотелось ему помочь. Но он не знал как. И вдруг ужасный грохот стал приближаться, и Мигель понял, что стена рушиться, и что, если он не успеет, то он никогда не выберется отсюда. И он побежал, но, исчезая, он увидел всадника на белом коне, на самом горизонте. И Мигель оказался в церкви. И старичок спросил его: «Ты тоже ищешь ласточку?» «Да!» – ответил он. «Так она улетела с Солнцемарьей» «А как же я вернусь?» «А ты куда хочешь?» «Домой!» «Так почему же ты здесь?» Мигель засмеялся и вдруг вспомнил про дрова за домом. Человек с длинными кучерявыми волосами и крепкой спиной рубил их тем самым топором, что всегда валялся в дровнице. Он был силен и уверен в каждом движении. И он обернулся к нему: «Соня!» – сказал он ему. Мигель опять засмеялся, но рыбка прыгнула и круги стерли все. Он проснулся от стука топора, но когда открыл глаза, понял, что это было во сне.

Мигель собрал разбросанные платье и колготки с поясом, повесил на стул и пошел относить наколотые дрова в дровницу. Собака шла к Марисол, медленно двигавшейся с узким красивым мечом на лужайке за дубом. Ласточка едва коснулась его кончиком крыла и исчезла за домом.

Первый бой

Рыцари на дороге сужали круг поиска. Но тропа не открывалась им. Они следили за ними из-за деревьев. Они были осторожны.

Что изменилось после первого урока с ласточкой? Да почти ничего. Если в случае с волком они в три пота прыгали, как йоги на углях, поначалу по меньшей мере. А с белкой уворачивались от шишек да махали мечом, как угорелые. То тут, что нужно было сделать? Ласточкин едва уловимый писк, словно из другого мира куда-то звал. Касание крыла едва уловимое тоже. Но вот увидеть ее – это была загадка. А вот ночью, ночью они искали ласточку. И в какие только дебри эти поиски их не заводили. Но в этот раз они были спокойней. Они понимали, что что-то связывает их с ней не на уровне глаз, а скорее на уровне живота или еще как-то. Волк тоже появлялся не сразу. И мир замедлялся не сразу. Но как-то это они уже научились делать.

Сомбра появился без предисловий. Тень нависла над ними, сделав пару галсов, и стала опускаться между крон. Замедлить мир или скрыться, как волк, это было лишь техническим действием, чтобы ослабить силу противника. Но это был не обычный рыцарь. Он стоял перед ними в своем сером хитоне с капюшоном и рыжими очками. Большой прямой черный меч, круглой гардой и черным камнем в навершии. И его глаза светились ненавистью. А этого в этой стране они еще не видели ни разу.

Он стоял, как очень опытный воин. Как хозяин ситуации. Но он не был спокоен. Он излучал ненависть и гнев. Хотя внешне был хладнокровен. Его слова не звучали эмоционально. Скорее артистически иронично. Но они уже были достаточно сильны, чтобы понять, что это лишь маска. «Мифы из комиксов? Что вы тут делаете? Разве это ваша битва! Откуда вы взялись? Опять старикан! Все никак не угомонится!»

Дети молчали. Что-то заставило их расположиться в шахматном порядке. Девочка встала за левым плечом Мигеля. Они не были абсолютно спокойны. Но ни паники, ни страха на уровне животного, который он им внушал раньше, не было.

– Вы знаете, что мне нужно? – спросил он.

Дети не среагировали никак. И он увидел, что они становятся спокойней. Они были расслаблены и просто смотрели на него. Это вывело его из себя. Шелест вынимаемых мечей слился с тремя молниеносными шагами. Все три меча блеснули, но он провалился. Они стояли за ним, очень медленно возвращая меч в боевую позицию. Правда, он держал меч одной рукой. И у Мигеля была разрезана рубашка. И из шрама на коже текла кровь. «Неплохо, – сказал он, – но это не то, что я ожидал». И он успокоился. Он стал уверен в себе. Время разбилось на брызги. Он взялся за меч двумя руками.

Мечи звенели, как крик ласточки, словно из другого мира, движения были одновременно и сверхмедленными, и быстрыми, как пуля. Он был сильнее, он был быстрее. Оставалось совсем немного. Они держались еще за счет двойных ударов и правильной позиции, постоянно угрожающей ему из двух точек. Это не давало ему завершить удар. Но время истекало. Было не страшно. Просто была битва. Нельзя сказать, что Мигель не думал ни о чем. Нет. Совсем нет. Его было двое. И тот второй, думал о Марисол. О городе. О Валентине.

Марисол была нежной. И та вторая Марисол излучала эту нежность. К дедушке, к псу, к брату, ко всем жителям города, к Исабель и ко всем, о ком она слышала столько. Даже к медведю.

Но времени почти не осталось. Он был сильнее. Он медленно повернулся на пятках и едва заметно поправил положение своего меча. Он знал, что будет последняя атака. Он был спокоен. Уже спокоен. Лишь ненависть свою он не смог замаскировать ничем.

«Проклятый старик!» – прошипел он.

Но тут странный треск послышался справа от застывших перед последней схваткой воинов. Двух уже почти не детей и одного уже совсем не ребенка. Которые замерли перед последней атакой. Это было как лавина, как камнепад, как обрушение той стены, от которой бежал Мигель. Ветви раздвинулись и большой красивый, как в сказке, олень буквально смел Тень с его места. Сомбра отскочил метров на десять и не успел подняться, как был отброшен еще на столько же. Он поднял взгляд на стоящего в пяти метрах оленя, опустившего рога и готовящегося к прыжку и вдруг вихрем взмыл в небо. Он был ранен. Или как минимум ушиблен. Его тень, шатаясь удалилась из виду и растворилась за кронами. То ли отдаленный гром, то ли стон, то ли рык прокатился по небу.

Мигель бросился к сестре. Она стояла с поднятым мечом. Ее глаза светились, и кольцо на руке било лучами во все стороны. Ни тени страха или отчаяния не было в ее взгляде. Только нежность и странный пронизывающий пространство взгляд, сфокусированный словно на чем-то там, за стеной леса. На ней не было шрамов. Лишь большая прядь волос с правой стороны была отрублена. Мигель был весь в крови. Боли он не чувствовал.

Олень стоял в десяти метрах между деревьев и смотрел туда, где исчезла тень. Он не имел клыков. Не имел невесомости и скорости белки. Он был здесь, в этом мире, большой и красивый. И его сила была совсем не в этом.

– Марисол опустила взгляд на Мигеля, на оленя, потом снова на брата и тихо сказала: «Он имеет намерение победить! Он знает намерение победы. И его намерение нельзя отнять у него! Этому сможем ли мы научиться, Мигель?»

Мигеля начало лихорадить. Нервы дали о себе знать.

Олень медленно прошел рядом с ними и пошел в сторону верхнего дома. Вся троица вскоре вышла на поляну. Дедушка сидел на пороге и курил трубку. Олень остановился на поляне и Исабель подошла к нему. Она положила ему руку на лоб и потом наклонилась щекой к его голове. Они постояли так немного и олень, взмахнув рогами, унесся в лес. Исабель взяла мальчика за руку и повела в дом. Хотя мальчик ли был теперь этот юноша? И дело не в окрепших плечах и твердой мужской походке, и не в прямой осанке. Это был совсем другой взгляд. Не того, вырвавшегося из стены тумана, ребенка.

Поэты-кордебалеты