Мигель и Марисол

– Ты же видел Анну. Может что-то с девочкой?

– Анна вернулась еще в первый день. Все по правилам. С ней, думаю, все в порядке.

Они помолчали

– Но что-то же происходит, Виктор!

И вдруг лицо генерала стало так серьезно, что могучий и не знающий страха король, сглотнул и сел на подоконник.

– Что?

– Где он?

– Кто?

Они посмотрели друг на друга. Дверь в переговорную комнату, где они стояли, открылась, и, вся в своих мыслях, почти вбежала королева. Она посмотрела на них, осмотрела комнату и повернулась, чтобы уйти.

– Что ты ищешь, дорогая?

– А вы не видели Сомбру?

Она спросила это и ушла. Они смотрели вперед, один стоя, другой сидя на мраморном подоконнике переговорной. У огромного арочного окна. И ласточка упорно крутилась по ту сторону стекла. Словно кричала людям о чем-то.

– Идем, – тихо сказал Виктор.

И они пошли в спальню.

Там все было нетронутым. Сейф был выдвинут ими из стены, шифр введен. Камня среди нескольких фамильных ювелирных изделий и пачки писем и документов не было. Все кроме камня было на месте.

– Сколько могло пройти времени? – король смотрел на генерала.

– Максимум 15 часов.

– Объявляй тревогу. И эвакуацию женщин и детей.

– Срочно, – добавил он, но Виктор уже бежал на улицу.

Встреча под дубом

Пабло был в городе, когда она увидела его впервые. Это было года четыре назад. Она шла, закутавшись в шаль, к Валентине. И так хотелось повидаться с ней. Погрустить. И что ей до дружественных визитов каких-то наследников. И до их одноклассников из кадетского корпуса. Тоже мне «Иностранный легион». Они, конечно, были боевые, идейные, бравые. Но молодые. Даже школьницы местные еще на них не смотрели. Первый курс. А наследник был один. Принц как бы.

А уж до уполномоченных лиц, типа молодых полководцев, командированных серьезные вопросы решать и по ходу за шалопаями из училищ смотреть, ей совсем было недосуг.

И она шла парком. Большим городским парком, который граничил с южной окраиной, за которой начиналась страна туманных озер. Которые в силу известных топологических аномалий местности иногда настолько наглели, что появлялись прямо в черте городского парка. Вот радости-то было мелкоте! А в этот раз там ничего кроме положенного прудика пожарного не было. Зато приближался праздник Бобин-Буда – веселого лучника, и дети всей гурьбой наряжали деревья и развешивали свои гирлянды и мишени. Ведь, чем больше стрел будет в твоей мишени, тем больше счастья и, конечно, подарков, будет в следующем году. Они визжали и сопели, таскали за собой свои вручную склеенные гирлянды и сплетенные из луба мишени, вместе с папиными приставными лестницами. А у кого-то были папины стремянки. Ох, сколько шишек было набито в тот день! Поэтому мамы уже заранее наматывали всем на колени и на локти, да и на голову, полотенца. Но разве кто будет, находясь в своем милюзговом здравом уме, ходить в таких прикидах. Их сбрасывали за первым парковым дубом. А вот в парках они как раз-то и росли.

Но ведь самое классное, это повесить свою гирлянду, туда, на макушку. Тогда лучники будут точно стрелять по твоей мишени. Ведь для любого нормального лучника – а кто в Стране не был лучником? – засадить свою стрелу в верхнюю мишень, раскачиваемую ветром, было не то что у земли в 2х метрах да в упор. Но как же ты дотянешься до верхних ветвей?

Поэтому нужен был либо хороший верзила, либо акробат. И таких хватало среди местных. Дефицит был не в них. А в способных застрять в лапах визжащей детворы на полдня, тем более что им самим бы не мешало поучиться лазить, как «Мы в свое время!». Поэтому таковых просто не было в городе. Среди местных.

Она увидела его в окружении стрекочущей толпы детей, сдавшего все редуты и перелезающего с одной верхней ветки на другую, держащего в распростертых руках размотанную гирлянду, и еще пять привязанных сзади. Одной рукой закидывающего один конец на почти верхушку, а пальчиками другой держащегося за кончик ветки. Зубы держались за другую ветку с листьями. Он был одет в почти белый военный свитер, с поясом, с сумкой на нем. Старенький меч красивой огранки был прислонен к стволу. Сапоги были обычными, но чистыми, хотя снизу это трудно было сказать с уверенностью. Зато светлые вьющиеся длинные волосы трепались ветром и лезли ему в нос, в глаза, в рот, занятый веткой с листьями. С горьковатым дубовым вкусом. Она смотрела на него, сквозь гомон детей, сквозь блики в листве, сквозь мысли о Валентине. Она забыла о ней, забыла обо всем. Она знала, что он упадет. Но совсем не поэтому она смотрела на него.

Он летел довольно долго и где-то красиво. Пять привязанных сзади гирлянд успели раскрыть всю свою длину и весь детский колористический креатив. Дети успели отпрыгнуть. Пыли было не много.

Она подошла к нему, в последний момент сделавшему что-то типа передней страховки и возможно обошедшемуся без переломов. Медленно выплевывавшему ветку с горьковатыми листьями, подтянувшему по-детски колено и медленно отрывавшему голову от земли. Она села на корточки рядом с ним, и ее колени, выступившие из-под плаща, оказались прямо перед его носом.

В них он и уперся взглядом. А потом уже медленно поднял его выше.

– Извините, – сказал он.

Она чуть наклонилась к нему, не отодвигая коленей от его носа, и спросила:

– Вы не ушиблись.

И потом одним движением распустила свои стянутые сзади рыже-красные волосы. И слегка встряхнула головой.

– Я вот, – сказал воин. – Я с дуба.

Он ничего не мог. Он не мог даже встать. Не потому, что ушибы. Ему просто было очень трудно. Дети, приумолкнувшие на время, включили ор, и облепили его со всех сторон:

– Дядя Павел! Как вы летели! Дядя Павел!

Его тянули во все стороны. А он полусидел, полулежал на одном колене и смотрел на нее. Точнее он хотел смотреть на нее, но у него не получалось. И он то смотрел, то не смотрел, то вставал, то не очень, то протягивал руки, чтобы помочь даме, то убирал их, потому что руки стеснялись.

Она взяла его за плечи, встала и вытянула в стойку. Но расстегнувшаяся сумка зацепилась, приоткрылась и из нее выпала печать. Обычная королевская, посольская печать. Он сказал: «Извините!» и опять стал опускаться вниз. Но она изящно подняла ее и протянула ему. Он аккуратно взял ее, боясь дотронуться до ее пальцев, сглотнул и положил за пазуху через ворот. Там она упиралась в ремень и уже выпасть не должна была. Так ему стало проще и от всего комплекса его действий осталось только то, что он смотрел на нее и не смотрел. Но она стояла перед ним, без меча, которым она, пожалуй, владела раз в 10 лучше молодого перспективного полководца, без лука, без макияжа. Почти. С распущенными рыже-красными волосами. Стояла и смотрела на него. И она чувствовала что-то, о чем Учитель Ли ей не говорил. А вот полководец пытался сказать что-то, но это было в данной ситуации с очевидностью неодолимая задача. Поэтому он вдыхал воздух и выдыхал его. Смотрел на нее и не смотрел. И даже милюзга в полном составе забыла про свои мишени с гирляндами и молча хором кричала ему: «Можно я вас провожу!». Они даже отцепили от него все гирлянды и отбросили их подальше. Но он продолжал стоять почти по стойке смирно, с чуть выпирающей из-за свитера печатью, и она тихо сказала ему:

– Вы хотите угостить меня мороженным!

– Да! – уверенно сказал он.

– Урааааааааааааааа! – возопили дети!

У баррикад

Зловещее облако красноватой пыли показалось над пустыней. Первый дозор состоял из 12 человек местных воинов, сегодня несущих вахту на правой стороне дороги. Они встали небольшим каре и взяли луки. Войско неприятеля двигалось быстро, уверенно, почти лавиной. Конные воины в среднем вооружении. С мечами. Они шли во весь опор. Было ясно, что они уверены и торопятся. Их было минимум 4 тысячи. Это было в 4 раза больше, чем всего воинов в Стране вместе с иностранным корпусом.

Посыльный поскакал с донесением, хотя их приближение было видно отовсюду, спасибо особенностям места. Но так говорил устав. Оставшиеся 11 выстроились во фронт. Они могли принять любое из двух решений. Либо воссоединиться с основными силами, в силу несопоставимости численности с наступавшими, либо задержать их. Дав возможность выиграть важные секунды для организации сопротивления. Понятно какой ценой.

Наступавшее войско разделилось на две части. Нижняя поскакала в город. Верхняя часть шла прямо на них. Стало вдруг непостижимо тихо. Хотя земля уже вибрировала от копыт лошадей. Они взяли стрелы и натянули луки. Оставалось дистанции на 5 быстрых, по чуть навесной траектории, выстрела. Первая партия стрел взмыла в небо и с первым звоном тетив в уши ворвался грохот наступающей армады. Черные доспехи рыцарей, их узкие щиты и плоские шлемы окрасили все впереди в черный цвет. Казалось, они двигаются волнами. Часть рыцарей упало с коней, но это было пренебрежимо мало. Оставалось 50 метров. 11 всадников достали мечи. Они знали, что делать. И земля плакала о них.

Сломить малюсенький отряд оказалось не так просто. Они сбили темп всей армаде, вклинились в нее и перестроившись в подобие каре, практически не давали нанести себе урон. Но у них не было возможности смениться или отдохнуть.

Посыльного 11 раз кольнуло в груди. Он прискакал ко дворцу, где формировались основные части, соскочил с коня и подбежал к генералу. Из его глаз текли слезы.

– Порядка 4 тысяч. Вооружение среднее. Половина пошла на город. Вторая задержалась на дороге. Все конные.

Меньше всего сейчас Серхио хотел бы остаться во дворце. Но он был король. Виктор подбежал:

– Пабло со своим корпусом займет оборону города. Женщины и дети эвакуированы еще со вчерашнего вечера. Я послал часть к нему на помощь через лес. Они не смогут их перехватить даже с камнем. Лес их не пустит. С остальными занимаем оборону на подступах и доминирующих высотах.