Первый ученик

Макс сделал очередной рывок, и руки вдруг по локоть провалились в пустоту. Пол, казавшийся парню едва ли не монолитным, распался на мелкие камушки. Макс никогда еще не слышал ничего оглушительнее этого шороха в темноте, этого монотонного перестука, звука падения в неизвестность.

Пол под грудью исчез, секунду он еще пытался за что-то зацепиться. А потом упал с отчаянным тонким криком.

В животе словно образовалась дыра страха. Бесконечный миг падения и удар. Он упал в воду плашмя. В ледяную, по жесткости не уступающую каменной плите. Крик как отрезало, воздух вышел из легких. Сердце просто остановилось. Замерло не в состоянии ударить вновь. Он даже успел подумать, что это все… И самым удивительным было то, что мысль не принесла ни неприятия, ни отторжения – только облегчение.

Ноги коснулись дна. И сердце забилось вновь. Первый удар неровный и какой-то отчаянный, второй – судорожный и рваный, а остальные – быстрые и ритмичные, наскакивающие друг на друга. Макс хлебнул воды, закашлялся, рванулся вверх, отталкиваясь от дна, и… обнаружил, что вполне может стоять. Ледяное море, как ему показалось с перепуга, плескалось на уровне груди.

Он выдохнул, и его тут же вырвало. Одно хорошо, что жажда его больше не беспокоила. Он уцепился рукой за стену и на миг отрешился от происходящего. От головокружения, боли в теле и обжигающего нутро дыхания – от всего.

– Что, совсем плохой, чернорубашечник?

Макс дернулся, будто его ударили. Парня окатил такой холод, по сравнению с которым ледяная вода вокруг показалась парным молоком. Он медленно, словно у него одеревенела шея, повернул голову.

Он стоял там, у противоположной стены, именно такой, каким его запомнил Грошев. Высокий, но с годами приобретший грузность, с лысой головой (так похожей на яйцо) и выпуклым рядом складок на лбу. Темные, почти черные глаза смотрели как всегда с пренебрежением.

– Не ждал? Думал, убьешь и больше не увидишь? – в правой руке мужчины был зажат фонарь, который без всяких проблем горел под водой, посылая качающийся и расплывчатый луч света сквозь водяную муть.

– Я не убивал тебя, – хрипло ответил парень и едва слышным шепотом добавил, – отец.

Одетый в коричневую рубашку мужчина улыбнулся, демонстрируя щель между зубами.

Послышался нарастающий шум, так похожий на шорох шин по асфальту, и под матерный аккомпанемент в воду рухнул Раимов. Макса окатило с головы до ног, а когда он проморгался, то отца на прежнем месте уже не было.

– Вы же… ты же не хотел лезть в узкий ход? – спросил Грош, глядя, как Тилиф отплевывается, кособоко прислонившись к стене и снимая вес с раненой ноги.

– Скажем так… кха-кха, – он встряхнул головой. – Пяти минут в одиночестве хватило, чтобы понять, что подыхать в одиночестве у меня нет ни малейшего желания. Предпочитаю компанию. Тем более, что ты так предусмотрительно расширил ход, – он сплюнул и улыбнулся.

На Макса снова накатила застарелая вонь, хвост Шрама держался неподалеку.

– На что мы променяли нашу маленькую сухую пещерку. Н-да, не Импер-отель. И выхода по сложившейся традиции не предусмотрено? – он качнулся, и по лицу Шрама пробежала судорога боли.

– Нога? – спросил Грош, осматривая стены.

– Перелом без смещения. Был. Теперь я, кажется, заработал бонус, – Тилиф едва не упал, начав двигаться тяжелыми и рваными прыжками.

– Я спросил про шрам? – после минутного и сосредоточенного изучения темнеющего от плескающейся влаги камня сказал Грошев.

Молчание действовало угнетающе. Порода здесь была более гладкой, чем в верхней пещере, пока он не видел ни трещин, ни выбоин, ни дыр. Сюда бы Игрока, он бы сразу пояснил, чем им грозит такое изменение плотности. Макс был бы бесконечно рад видеть рядом друга и вместе с тем отчаянно надеялся, что тот выбрался.

– А я не ответил, Малой. Раньше ты не был столь толстокожим, – Раимов, осматривая противоположную часть пещеры, отдалился от Гроша.

– Он не в курсе, что ты туповат? – спросил Грошев-старший, поднимая фонарь.

Луч света ударил Максу по глазам, и парень заслонил рукой глаза. Вларон рассмеялся.

– Малой? – в голоса Шрама слышалась тревога, не озабоченность и беспокойство, а опасение. Так разговаривают с опасным психом.

– Призрак, – нашел в себе силы ответить парень, хотя каждая мышца, каждая связка, казалось, оледенела. – Просто очередной мертвец.

Чужой луч света скользнул по его лицу Тилифа, тот даже не моргнул. И это было неправильно. Мертвые могли брать и пользоваться предметами, могли касаться любой неживой материи, но при одном условии. Только после того, как они истратили энергию на материализацию и обзавелись условным телом. Но тогда Тилиф увидел бы мертвого. Его увидел бы любой. Тело есть тело, будь оно условным, как у призраков, или настоящим, как у людей. А фонарь? Ни разу Макс не слышал о том, что блуждающий сделал предмет невидимым.

Раимов отвернулся, продолжая, покачиваясь, двигаться вдоль стены.

– Я думал, блуждающие избегают псионников, – проговорил Шрам.

– Этот решил быть оригинальным, – Макс продолжил исследование стены.

– Вот оно как, – хмыкнул «призрак». – Уже не по чину с отцом поговорить, – вода обтекала Грошева-старшего, как реального человека. С пальцев срывались капли и с мягким «плим» падали вниз, полы рубашки намокли и колыхались.

– Опа, – Тилиф вдруг присел, погружаясь в воду с головой, но не успел парень решить, чего ему больше хочется: помочь или постоять в сторонке, как мужчина, покачиваясь, как человек, старающийся удержать равновесие на одной ноге, поднялся. – Уровень сложности повышается, Малой. Я нашел ход под водой.

– Слышишь, чернорубашечник, пора топиться! – призрак поаплодировал.

Макс с усилием оторвал взгляд от отца и посмотрел на Тилифа.

– Ход, – повторил тот, – неизвестной длины, неизвестно куда ведущий, но на этот раз широкий, если это тебя утешит.

– И как всегда выбора нет, – сказал парень.

– Что такое, Малой, неужели я слышу в твоем голосе страх?

– Еще бы, – хмыкнул Грошев-старший. – Кому хочется сдохнуть в подводной крысиной норе? И, вечно плавая, биться о камни.

Макс отвернулся.

– Понимаю, Малой, – с той же снисходительной интонацией сказал Шрам, – выбор у нас не очень богат.

Парень пошел вперед, разбрызгивая воду. Иллюзорный луч фонаря снова скользнул по его лицу.

– Давай, сынок! Покажи ему, кто здесь мужик! Покажи, как показал мне! Ну…

– Я тебя не убивал! – не выдержав, закричал Макс, на ходу разворачиваясь.

– Малой?

Тот, кто больше не существовал, начал смеяться.

– Что, Шрам? – парень закрыл глаза.

Грошев-старший хмыкал, хлопая себя по ляжкам, издавая резкие горловые звуки, так похожие на крики грачей. Это было скрежетание, лай, дребезжание, словно там (в горле) у него что-то отвалилось и теперь вибрировало, дрожало, не в силах издать нужный звук. Словно там было что-то сломано или перерезано.

– Что? – уже тише повторил парень.

– Да ничего. Ты выбрал не лучшее время, чтобы слететь с катушек, – изуродованное лицо Тилифа вдруг расплылось, теряя четкость, а потом «собралось» обратно.

– А что, для этого существует подходящее? – Макс, по примеру Раимова, набрал в грудь воздуха и присел.

Да, там была дыра. Ее очертания были неразличимы в темноте, парень обвел ее контуры руками. Диаметр – около полутора метров.