Парень щелкнул выключателем, но фонарь не отреагировал, значит, разбито не только стекло, но и лампа. Сидящий напротив Шрам шевельнулся. Часы на запястье мужчины мягко светились нанесенным на стрелки и ободок фосфорным покрытием. Начало шестого.
– Ты прекрасно умрешь и без моей помощи.
Макс приподнялся. Скатившись с одежды, по полу мягко застучали камешки. В левом колене поселилась тюкающая боль, но руки и ноги двигались – уже хорошо. Вот только голова продолжала трещать, словно с похмелья.
– Леха! Настя! – позвал он, садясь.
– Здесь никого кроме нас, Малой, – ответил Тилиф.
– Они выскочили?
Глаза начали привыкать к темноте, и он уловил, как сидящий напротив мужчина пожал плечами. Вопрос был действительно глупый. Так это или иначе? Ни он, ни Шрам знать не могли. Макс попытался встать. Расколотая каска чиркнула по нависающему камню, от удара боль сместилась от затылка к вискам.
– Нам оставили не очень много места, – Шрам чуть шевельнулся.
– Оставили? Кто?
– Горы. Они не любят тех, кто лезет в их нутро.
– Ого, философия? Или бред?
– Хрен знает, Малой.
Макс коснулся пальцами стены, неровного потолка. Пульсация переползла от висков к глазам, думать о чем-либо не хотелось.
– Давай правее, но голову не поднимай, ага, вот так. На девять часов от тебя у самого пола есть лаз. Или дыра. Узкая, но можешь попытать счастья.
Грошев вытянул руки и демонстративно повернулся в другую сторону.
– Упрямец, – Раимов рассмеялся.
Парень задел ботинком его ноги, и смех прервался. Полость, которая спасла им жизнь, оказалось размером не больше его комнаты в лагере, но сильно ниже по высоте. Камень был местами иззубрен, иногда сглажен, стены смыкались над головой, превращая каменный мешок в ловушку. Макс дошел до лаза и, присев, пробежался пальцами, очерчивая контур.
– Почему сами не попробовали?
– Боюсь, все мои пробы позади, Малой. Сломанная нога не располагает к экспериментам.
– Я должен посочувствовать?
– Достаточно просто помолчать.
– Обычно меня просят о противоположном.
Камни упали неравномерно, образовав чуть уходящий под углом лаз. Он и в самом деле был узкий. Макс склонился к самому полу, в лицо дохнуло старой вонью давно немытого тела. Знакомой вонью.
– К вам компания, – пробормотал он.
– Мешает? – спросил Раимов.
– Отвлекает.
– Она и при жизни была такой «отвлекающей», – фыркнул Шрам.
Макс сунул руку в лаз, который в любой момент из хода в неизвестность мог превратиться в костедробилку. Окружающая темнота давила сильнее, чем стены. Парень на пробу толкнул камни завала и быстро вытащил руку. Крайний кругляш величиной с кулак откатился в сторону, но и только.
Грош прислонился лбом к прохладной стене, на минуту показалось, что тюканье прекратилось. Во рту ощущался вкус тухлых яиц. Он облизал пересохшие губы. Он мог или просто сидеть вот так, или поболтать со Шрамом. Сколько они выдержат? Час? Сутки? Двое? Как это будет? Они просто заснут и не проснуться? Или перегрызут друг другу глотки?
Пожалуй, он не хотел это знать. Лаз узкий, как крысиная нора, но другого выхода отсюда не было. Что лучше? Умереть от обезвоживания? Или быть раздавленным толщей породы? Вариант со спасателями он даже не рассматривал, чтобы откопать их потребуется время, если они вообще будут что-то откапывать. А может проще сразу разбить голову о камни?
Куда-то не туда его занесло. Можно сделать все гораздо проще, у Шрама должен быть пистолет.
Он открыл глаза и встряхнулся, как мокрый пес. Это все головная боль и усталость. Не только физическая. Знал бы, чем все обернется, сидел бы в лагере, а еще лучше – в Заславле в главном корпусе Академии. В следующий раз он ни за что не пойдет на сделку.
Перед глазами промелькнуло воспоминание… Низкорослый Галунов, переминающийся с ноги на ногу на пороге его спальни. Он вспомнил просьбу, подкрепленную небольшой взяткой. От него всего-то и требовалось завалить один зачет и сдать другой. На общий балл это никак не повлияло, лишь на специфику распределения. Галунов остался, а Грошев уехал. Это такие как Лисицына и Самарский имели право выбора, а такие как Глазунов и Грошев, идущие в списке друг под другом, вынуждены придумывать. Раньше Максу было все равно. Да и ему и сейчас все равно. Дело не в распределении, дело в событиях, последовавших за ним, дело в людях и в поступках.
Грошев оттолкнулся от стены и стал застегивать манжеты, ткань хоть как-то защитит руки от порезов.
– Никак решил попробовать себя в качестве лазоходца?
Не отвечая, Макс стянул ремень, чтобы не цеплять лишний раз камни.
Трудно принять решение, но стоит оставить выбор позади, как становится легче. Человеку нужна цель. Все просто: либо он умрет, пытаясь, либо умрет, не пытаясь.
– Зачем все это? – спросил он, заглядывая в дыру. – Вы взорвали шахту для того чтобы угробить четверку студентов? Боги, это было бы смешно, пусть так. Но вы сами попались! Вы! Ваш дружок инициировал взрыв раньше времени. Ведь это он? Больше некому. Завалило всех. Что за клуб самоубийц?
– Ого! Сколько слов, сколько вопросов, – послышался шорох. Раимов осторожно передвинул раненую ногу. – Пожалуй, промолчу. Это только в фильмах злодеи любят поболтать на прощание.
– Ну и оставайтесь тут с вашим секретами, – Грошев лег на землю и под смех Раимова стал протискиваться в лаз.
Макс цеплялся пальцами за выступы и подтягивал тело вперед. Парень представлял себя в виде червяка, изгибающегося в темной норе. Камни скребли по плечам, раздирая одежду. Он влез по грудь, потом по ягодицы, бедра, колени и, наконец, ботинки.
На Грошева накатило острое чувство клаустрофобии. Он остановился, пытаясь унять участившееся дыхание. Только не паниковать, хотя это единственное, чего ему по-настоящему хотелось. Орать и дергаться, делать хоть что-нибудь.
– Ты там умер или решил поспать? – спросил Шрам. Его голос прозвучал ближе, словно он заглянул в дыру.
– Я буду звать вас Шрамом. Тебя, – неожиданно для самого себя сказал Макс и, пошевелив ступнями, возобновил движение.
– Продолжай в том же духе, и я пристрелю тебя прямо сейчас, Малой, благо промахнуться невозможно.
– Именно так и буду.
Грош пополз дальше, не собираясь признаваться даже себе, что голос Раимова, заданный с издевкой вопрос погасил вцепившуюся в него панику. Так действует стакан воды в летний зной. Воспоминание о воде побудило жажду, в горле пересохло, в то время как на лбу выступила испарина.
– Если я для тебя Малой, ты для меня – Шрам.
– Молодежь совсем оборзела.
– Откуда он у вас? Шрам?