Кэп подозвал старпома.
– Давай, что бы слезу вышибло и каблуки поотлетали.
– Сделаем.
Встав во главу строя, скомандовал начало движения и затянул «Усталую подлодку».
Лодка диким давлением сжата,
Дан приказ – дифферент на корму!
Это значит, что скоро ребята,
В перископы увидят волну!
Безжалостно дробя кожаными хромочами дубовый настил причала, не полная сотня подводников с душой подхватила припев.
На пирсе тихо в час ночной.
Тебе известно лишь одной.
Когда усталая подлодка,
Из глубины идёт домой!
Белёсая поволока глаз командующего заблестела, сухие губы тронула чуть заметная улыбка.
Хорошо из далёкого моря,
Возвращаться к родным берегам!
Даже к нашим не ласковым зорям!
К нашим вечным полярным снегам!
После прохождения строя, комбриг, опуская руку от фуражки, с глубоким вздохом удовлетворения, проронил шёпотом:
– И за что я люблю вас, таких оглаедов? – Встрепенувшись, зыркнул на Дюжева. Услышал? Нет? – Всё. Можешь своих архаровце в отпуска и Дом Отдыха отправлять. Через две недели получишь пополнение и новую задачу. До конца докования проработаешь, отрапортуешь в чём нуждаться будешь. А пока свободен.
***
Через две недели Максим уже еле таскал ноги. Спал урывками, дай бог по часу в сутки. Ел, что достанется, получал регулярно. Обламывалось то за незнание и халатность, то просто для профилактики, чтобы быстрее соображал и передвигался. Работы в доке хватало, да и на плавбазе посидеть не удавалась. Сутками не вылизал с лодки. От экипажа осталась треть. Кто на Щук-озере калил и набивал пузо, дёргая официанток за подолы, кто в отпуске на домашние харчи налегал, в перерывах между приключениями.
Обязанности верхнего вахтенного сдал и как небольшой роздых получал редкий наряд. Хоть поесть и поспать немного побольше выпадало. Но вот с нижней вахтой и самоуправлением боевым постом – труба. Теории и практики, полученной в учебке, явно не хватало. А досконально изучать лодку и сдавать на штат времени не было совсем. Мех криво улыбался и саркастически хмыкал, когда тот попадался ему на глаза. Час «че» неумолимо приближался. Хотя и так – куда уж хуже. Состояние такое: живой ли, мёртвый – знак равенства. Мысли только две – спать и жрать. Чувство самосохранения выбили совсем. С каждым днём огрехов делал всё больше, естественно и отдачи по организму становилось пропорционально. Соображаловка отключалась.
В один из таких нескончаемых дней ремонтировали компрессор. Муха матерился, ковыряясь в его чреве, и поминутно встряхивал засыпающего Максима. Наконец не выдержал.
– Блин! Завтра моя очередь на Щук-озеро отбывать, а ни хрена не получается. Да ты ещё здесь, того гляди носом своим клапана погнёшь. Не сделаем, мех фиг отпустит. Просыпайся, папу твоего за отхожее место! Дуй к механику в каюту. Пусть документацию на этого ишака даст. Бегом! Одна нога здесь, вторая уже тоже здесь! Пошёл!
Смирнов постучал в переборку каюты.
– Да, – послышалось разрешение.
В каюте сидели оба каплея, разбирая разбросанные по коечке листы бумаги.
– Семён Анатольевич, разрешите обратиться? – Макс уже уяснил, что вне строевой ситуации по рангу на корабле обращаются только к кэпу.
– Излагай, – не отрываясь от своего занятия, разрешил мех.
– Нужна документация на ИКАшку. У Мухина затык.
– Стой, жди. Сейчас Владимира Алексеевича отпустим и найду. Две минуты. Перебору прикрой.
– Муха орать будет, – прикрывая тяжёлые веки и сползая на корточки вдоль вертикальной опоры, подумал старший матрос, утыкаясь в колени. – Ладно, хоть не отвешивает.
– Ты чё всё парня гнобишь? Одни уши остались, – еле разобрал сквозь дремоту голос Козлова Смирнов и насторожился.
– Мне, что прикажешь ещё и сопли им подтирать?
– Пацан не дурак и не разгильдяй, зачем усугубляешь?
– Нам завтра с этим пацаном в море и надолго! Сам знаешь, кэп дал ЦУ – старший набор не брать! Так мать вас всех ети, мне что каждую секунду дрожать! Всплывём или крабовыми консервами станем с этим и с теми молокососами, что завтра с резервного экипажа пригонят! Моя жалость быстро перетечёт, сквозь вовремя не закрытый клапан, в жалость нашей родни!
– Тихо не кипятись. Чего распалился?
– Мне бы хоть одного на отсек успеть смастырить, мало-мальски путёвого. И одного «Грозного» уворовать у соседей, тогда я хоть спать смогу. А меня уже сейчас бессонница с кошмарами колотят!
– Господи, в первый раз что ли такое?
– Да нет, – голос меха стал тише. – Старше становлюсь, прогматичней.
– Скабрезней и мнительней, – хихикнул помощник. – Всё разобрали. Пошёл. А с Иваном я перетолкую, может, уговорю остаться.
– Бесполезно. Пробовал.
Свет из каюты брызнул в полутёмный средний проход отсека. Максим, как отпущена пружина, занял положение по стойке «смирно».
– Через два часа быть у моей каюты, – приказал вышедший Козлов, оценивая взглядом положение старшего матроса. – Вестовым поработаешь. Отпустишь на двадцать минут? – Повернул голову к сидящему меху.
– Добро, отпущу.
Помощник задержался на пять минут. Максим успел выспаться за это время у каюты каплеев. Как мало человеку надо, чтобы хоть сносно восстановиться. Смирнов понял это, когда Козлов растормошил его.
– Смотрю, времени даром не теряешь.
– Виноват. Сморило.
– Не оправдывайся, вижу, как всем тяжело, – капитан-лейтенант забросил свою кожаную папку в каюту. – Разыщи Грозного и ко мне.