Спираль судьбы

Смирнов ещё копошился, в узкой щели за ходовой, когда в отсек влетел Хан.

– Вань, дай рану промыть. Пионера, блин, по носу щёлкнул, а теперь на этом пальце всю кожу свёз. Ага, спасибо.

– Внутри обеззараживание проводить будешь.

– Давай. Ты знаешь, я всё чаще замечать начал, кто нашего Пионера чем тронет, у того с этим местом обязательно беда потом приключается.

Максим отключился с довольной улыбкой.

***

– Пионер! Подьём! – стягивая одеяло с подчинённого, тормошил Грозный. – Ну ты брат и дрыхнуть! Четырнадцать часов на одном боку. Вставай. Сейчас пошамаем и вперед, грызть сталь морской науки.

На импровизированном столе, сглатывая обильную слюну, Максим с глубоким удовлетворением и немалым удивлением, разглядел полбуханки, банку сгущёнки, чашку пшённой каши, печенье и парящий чай.

– Ешь не торопясь, а то кишки закрутит, – усмехнулся старшина, глядя на давящегося Смирнова. – Начнём с первого отсека. Твоя задача запомнить все механизмы, где находятся. А потом будем разбираться, что для чего и откуда какое питание получают. Дальше – во второй. Там та же процедура. Затем возвращаемся в торпедный и ты мне всё по нему рассказываешь. Если будешь «лепить горбатого» – пеняй на себя. Потом третий и возврат во второй. И так далее. Пока зубы останутся…

Максим поперхнулся и испугано уставился на Грозного. Тот хохотнул, оценив гримасу старшего матроса.

– Чтобы продолжать грызть науку, – по всему впечатления от шутки ему понравилось. – В перерывах приём пищи, спортивная накачка с раздвижными упорами, чёпиками, пластырями для заделки пробоин, бандажами и средствами пожаротушения. Уяснил? Тогда прибирай и за мной.

По пути к месту получения «первичных» знаний, Максим решил проверит настрой учителя, хотелось знать сколько сегодня обрыбится и до какого состояния. Поэтому начал из далека, задав вопрос не касающейся будущей темы занятий.

– Вань, что такое бонны? Как их получают?

– Замена валюты. Получают по дням, проведённым на чужой территории. Отоваривают в специализированных магазинах «Берёзка» или меняют на рубли здесь по курсу один к десяти. Но тебе об этом рано мечтать. Сначала надо дожить хотя бы до зачисления в штат. Усёк?

– Понятно, – с горечью в голосе, выдохнул подчинённый. – Значит дело пахнет не только керосином, – угнетающий вывод, уронил чуть приподнятое настроение после наконец-таки роскошного завтрака и отличного сна.

Но предварительное заключение оказалась ошибочным. Иван и пальцем не коснулся. Всё плохо запоминающееся, забивалась собственными ударами головы, кулаками, локтями, ногами по оборудованию. Отжиманиями, потягивания на клапанах и горловин цистерн, многократными разборками и сборками механизмов, засовыванием пальцев и других частей тела в места, где било током, ошпаривало и обжигало, заклинивало и защемляло, без конца повторяя не запоминающееся названия. А от перенапряжения при криках по действиям заделке пробоин и тушения пожаров в спец снаряжении, уже просто мычать было больно.

Зато через шесть дней всё сдал. Мех лично провел последний часовой экзамен. Пожал руку и дал «добро» на несение нижней вахты, выдав нарукавный штат БЧ-5.

Через день после, этого ранним утром, Максим провожал Грозного до КПП.

– Ну, Пионер, давай прощаться, – с повлажневшими глазами, Иван приобнял свою смену у ворот в гражданскую жизнь. – Служи, по совести. Не борзей. Младших за просто так не трогай. И запомни: я Хану и Богдану дал индульгенцию, как бывший шаман нашего Дюжевского клана, на проведения с тобой экзекуций, если нос от ветра воротить будешь. Чувствую, теперь из тебя идола сотворят. Так, что за достойными нагрузками они проследят. Видно тебе теперь колдовать спокойствие и успех. Учи матчасть и не зазнавайся. Пока, Макс. Дай бог свидимся.

Смирнов долго глядел в след счастливчику, покидающему базу, впервые заметив в его явно нетерпеливой походке, неуверенные движения.

– Идола, говоришь, сотворят, – размышлял над прощальным напутствием, старший матрос. – Уже состряпали. Третий день все, кто раньше не прочь был отвесит, теперь шарахаются, как от чумы. Правда, чем это потом обернётся, фик его знает. Но пока спасибо Козлову и Хану. Блин, до чего же хочется, вот так же домой отчалить, вместе с Грозным. Просто жуть!

В печальном развороте, Максим с сожалением махнул рукой и побрёл на плавбазу. До подъёма оставался ещё час, но спать почему-то не хотелось, и он до побудки, поднявшись на «Гаджиев», проторчал на юте. Свесившись за борт и прищурив веки, бездумно всматривался в игру солнечных зайчиков, на почти гладкой поверхности бухты. Впервые за прошедшие дни на его лице появилась подобие улыбки.

***

Отпуск получил ненеожиданно в начале третьего года службы. После того, как прошли от Кубы через Панамский канал, под днищем судна сопровождения. Немного не доходя до нейтральных вод, попали в шторм. Глубины для манёвра не оказалась и ботнулись друг о друга. В отсеке выбило клапан забортной арматуры. Пока заделывали пробоину, вспыхнул пожар. На момент аварии оказался самым старшим в отсеке, и по сроку службы и по званию, оставшимся невредимым. В общем справился. Обгорел немного, но до госпитализации дело не дошло. Правда кэп, вместе с благодарностью, пять суток губы потом влепил за нецензурные доклады и мордобой в отсеке при ликвидации аварии. Но в дальнейшем сделал вид, что забыл.

Лодку сильно порвало и помяло. Пришлось разворачиваться для срочного ремонта на Владивосток, вместо назначенного квадрата дежурства. Там кэп на первое мая и дал отпуск. Двадцать суток на дорогу и десять – дома! Конечно, билеты на поезд сдал и купил на самолёт.

Восьмого мая 1980 года в 18 часов 30 минут Макс ступил на бетонку родного аэропорта. Глубоко вдохнул сухой до боли знакомый воздух, от которого уже успел отвыкнуть. Почувствовал во всём теле дрожь нетерпения и торжества, бегом побежал через пропускник к автобусной остановке.

Про отпуск никому не писал, желая произвести на всех эффект сногсшибательного сюрприза. Ну, как же, герой подводник! Форма моряка северного флота! Все оборачиваются! И самое главное поскорее найти Людмилу. Явно не устоит девчонка при виде такого «форменного» парня.

К дому подлетал, не разбирая дороги, напрямик по ещё бурому скользкому прошлогоднему газону и мелким лужам.

– В окнах свет! Значит свои дома! Вот обалдеют!

– Макс! Смирнов! – знакомый голос остановил прямо у подъезда.

Торжествующе оглянулся. Иринка Кондратьева, одноклассница с двумя подругами. Он проскочил мимо них, не обратив внимание. Высокая, выше его почти на пол головы, с завитками вьющихся золотых локонов у висков из-под мохерового шарфа, заколотого поверх пышной причёски. Морозный румянец на припухлых щечках, обрамленных легким мехом воротника болоньевой чёрной куртки. Удивлённо радостные серые глаза, под здоровенными ресницами. Отточенный носик. С ног сшибательная фигура. Кровь с молоком, первая красавица в классе.

И прежде чем он успел, что-либо произнести бросилась к нему на шею.

– Ну, ни фига себе! – чуть отстранившись и не выпуская его из объятий, ошарашено оглядывала с головы до пят. – Ты откуда такой?

– С Владивостока, – сильно смутившись, Макс отвёл взгляд. – В отпуск, – приподнял левую руку, показывая бэк.

– Надо же какой стал! Не верю просто. Ты и моряк! А возмужал то как! Вот это да!

Она перехватила его лицо теплыми нежными ладонями и поцеловала. От её близости, приятного будоражащего запаха, предательски задрожали коленные чашечки. Ещё никогда в своей жизни он не испытывал такого.