Шестьдесят дорог к счастью. Сборник рассказов

– И не собирался! Куда идти-то? – спросил я, подмечая про себя его фразу «за вас, голубчиков», означающую, что и Генка, возможно, жив и находится в плену у фашиста.

– Прямо иди, я скажу, где повернуть.

– Дай хоть попить, сдохну же от жажды, придется на себе нести!

– На, хлебни, все одно недолго осталось. А пока ты мне живой нужен! – с этими словами он вынул фляжку со свастикой и приложил к моим губам.

– Слышь, служивый, а дружка моего ты тоже арестовал? – после нескольких глотков воды мне стало намного легче. Голова прояснилась, и появилась способность адекватно мыслить.

– Конечно, – хмыкнул фашист, – от меня еще никто не убегал! Я этот лес, как свои пять пальцев знаю! – не без гордости сообщил он. – Хорош болтать! Побереги силы для допроса.

Мы прошли еще немного, и мой конвоир приказал остановиться у подножия огромной сухой сосны с вырезанной на расстоянии двух метров от земли еле заметной свастикой на коре. Похоже, что вырезали ее достаточно давно.

– Сидеть здесь! – приказал фашист.

Я покорно уселся рядом с сосной, а он вдруг нагнулся над небольшим пригорком. Раздался скрежет металла, и на моих глазах отъехал квадратный пласт земли размером примерно метр на метр, открывая круто уходящий вниз лаз, освещенный снизу тусклым светом.

– Ничего себе! – не удержался я.

– Вставай и спускайся вниз!

– А руки?!

Он вынул из-за голенища начищенного сапога финку и небрежно полоснул по веревке. – Не вздумай дурака валять!

Что оставалось делать? Там, хотя бы, встречусь с Генкой! И я стал спускаться по металлическим скобам, вбитым в одну из стен. Изнутри лаз был выложен кирпичом, как в колодцах. Глубина его была примерно метров пятнадцать! Все было сделано по-немецки аккуратно и надежно. Внизу была небольшая площадка, от которой уходил в сторону проход, закрытый металлической дверью. Когда я ступил на бетонный(!) пол, фашист приказал отойти от лестницы к противоположной стене, а сам стал осторожно спускаться вслед за мной.

Я уже не сомневался, что нахожусь в немецком бункере времен Великой отечественной, о чем красноречиво говорили настенные полустертые надписи на немецком языке. О существовании множества немецких подземных сооружений, которые случайно находили в этих местах, я неоднократно слышал от дяди Миши. Два года оккупации для Брянщины даром не прошли.

Тем временем фашист спокойно спускался вниз, переместив шмайсер на плечо. И в этот момент мне в голову пришла одна мысль. Второго шанса может не быть! Была – не была!

Я сделал пару неслышных шагов в сторону лестницы, наблюдая за русским фашистом. Вот сапоги врага поравнялись с моим лицом, и в тот момент, когда он одной рукой отпустил скобу, я изо всех сил резко дернул его за обе ноги вниз.

– А-а-а! – заорал он от неожиданности, инстинктивно пытаясь схватиться за скользкие металлические ступеньки, но это ему сделать не удалось, и он мешком свалился на пол. Его каска, гулко стукнувшись о бетонный пол, соскочила с головы, открывая абсолютно лысый череп.

Что было сил, я пнул его носком своего армейского ботинка, целясь в висок. Он коротко охнул и отключился. Я стоял, тяжело дышал и тупо смотрел, как на полу под его лысой башкой растекается лужа крови. Я нагнулся к нему и пощупал пульс. Жив, слава Богу! Быть убийцей даже такого отморозка совсем не хотелось. Я связал ему руки за спиной его же веревкой, одновременно приматывая их к связанным ногам, согнутых в коленях – видел в каком-то фильме. Затем собрал все его оружие и развесил на себе.

Открыв дверь, за которой угадывался длинный коридор, я крикнул в неосвещенное пространство:

– Генка, отзовись!

И тотчас же оттуда раздался слабый голос моего приятеля:

– Я здесь, скорее сюда!

Я нашел выключатель, и коридор озарился неярким светом. Шел на Генкин голос и попутно осматривал помещения, попадавшиеся мне на пути. Чего здесь только не было! Помимо различного оружия и боеприпасов, здесь имелось все, что требовалось для длительного и комфортного существования. Неудивительно, что выживший из ума лысый мужик, возомнивший себя «доблестным немецким солдатом», жил здесь припеваючи.

Предусмотрительные солдаты вермахта позаботились даже о предметах гигиены: многочисленные коробки были заполнены тюбиками, флаконами и бутылочками, явно не армейского характера. Повсюду в беспорядке валялось обмундирование! Видно новоявленный последователь Гитлера похозяйничал здесь по-свойски, почувствовав себя этаким хранителем богатств.

Генка находился в самом последнем помещении, где размещались бочки с соляркой и мощный генератор, к которому проводами были присоединены огромные аккумуляторные батареи, питающие весь бункер. Генка лежал на боку со связанными руками и ногами.

– Витька, наконец-то! – радостно выдохнул мой приятель. – А я уж думал, кранты мне! Представляешь, этот псих на полном серьезе грозился выведать у меня какую-то военную тайну с помощью пыток! За это якобы он получит железный крест от командования! И все время болтал о втором языке. Я сразу смекнул, что он тебя имел в виду. Но как ты меня нашел? Ты его выследил?

– Скорее, он меня! Мне просто повезло. Там он лежит, связанный. Потом расскажу, а сейчас, хорошо бы немного подкрепиться! – я развязал приятеля, и мы пошли искать провизию.

Все в бункере было продумано до мелочей. В одном из помещений, где находилась кухня, была установлена настоящая плита, а рядом – мойка с краном! Я подошел и открыл кран. Тотчас же включился невидимый насос, и из крана побежала чистейшая вода! Мы с удовольствием напились и умылись. Здесь же находились и многочисленные запасы различных консервов, обмазанных густой смазкой, и выпивки, и по сей день, по-видимому, не потерявших своих качеств, судя по валявшимся повсюду вскрытым пустым банкам и бутылкам.

– Это же просто Клондайк! – не переставал охать Генка. – Одного оружия сколько! А тушенки? А шнапса?! Они что, собирались здесь жить вечно? А ты обратил внимание, какое количество тротила? Его хватило бы, чтобы уничтожить весь этот лес вместе с его обитателями!..

Но нам нужно было выбираться и еще сдать, куда следует, горе-фашиста, который уже пришел в себя и хрипло выкрикивал все известные ему немецкие слова и фразы, включая «нихт шиссен!», хотя расстреливать никто его и не собирался!

Не буду рассказывать, с какими сложностями нам далась дорога до станции, ведь теперь мы с Генкой шли не одни. Там мы сразу же связались со «Скорой помощью» и дождались, пока беднягу не забрали дюжие санитары из местной психушки. Оказалось, что его знают, как облупленного. Он два года тому назад сбежал из стационара, и все думали, что сгинул. Они только посмеивались над его выкриками и поведали нам, что теперь в их ведомстве, наряду с Наполеоном и Сталиным, появится и «доблестный солдат вермахта»!

Мы, как честные и порядочные граждане, рассказали в местном отделении полиции, что с нами приключилось, показали карту с нанесенным на ней примерным расположением немецкого бункера, но к нашему рассказу блюстители порядка отнеслись весьма скептически:

– С вами свяжутся, если будет необходимость! – поморщился дежурный.

Впрочем, у нас сложилось впечатление, что нам либо не поверили, либо не захотели лишней мороки. А напоследок нас вежливо попросили «заткнуться о находке и навсегда забыть дорогу в этот лес, если не хотим неприятностей!»

Вот уж дудки! Мы еще обязательно приедем сюда, чтобы набрать, наконец, по корзине огромных крепких боровиков.

Секрет счастья

Наткнулся я как-то в одной умной книжке на фразу: «Секрет счастья заключается в том, чтобы никогда не сравнивать с другими свое здоровье, жену и зарплату!»

Отложил ту книжку, задумался: как верно подмечено! Ведь если эти сравнения не в твою пользу, то далеко не каждый способен устоять перед чувством зависти, которое мешает быть счастливым. И хотя этот весьма распространенный человеческий порок проявляется у людей по-разному, в самых запущенных формах он способен довести до крайности.

И мне вспомнился один случай, произошедший со мной в юности, когда после окончания второго курса я устроился работать проводником вагонов пассажирских поездов в составе студенческой бригады.

Мы с моим напарником Олегом обслуживали общий, самый последний вагон поезда, следовавшего до Читы. Надо сказать, что маршрут этот пользовался у бывалых проводников неизменной популярностью, и происходило это, в первую очередь, из-за красоты природы – мы ведь почти вплотную огибали изрядную часть Байкала. Во-вторых – из-за чистейшей и вкуснейшей родниковой воды, бившей из ключа на известной станции Слюдянка. Третья причина была хоть и прозаической, но немаловажной в пору тотального дефицита: в Чите можно было по дешевке прикупить для своих родных и близких отечественные золотые украшения.

Все так, но это была моя самая первая поездка и запомнилась она еще и приобретением необыкновенного опыта соприкосновения с незнакомой мне изнаночной стороной нашей советской жизни.

Нам с Олегом с самого начала показалось весьма странным, что изначально в наш вагон практически никто не садился, и мы радовались этому факту, как дети, думая, что произошел какой-то сбой в системе распределения билетов. И только спустя несколько суток мы поняли истинную причину порожнего следования – на богом забытом полустанке в наш вагон вдруг ввалилась орава людей странного вида. Так я познакомился с «партизанами».

Это были совершенно одичавшие, давно не стриженные и не бритые мужики неопределенного возраста в количестве примерно сорока человек, зачем-то призванные на полугодичную военную переподготовку. Они проходили службу где-то за Байкалом и теперь возвращались домой – грязные, исхудавшие, одетые в какую-то замызганную форму странного, совсем не современного покроя. Именно, из-за этой одежды, как потом они сами мне объяснили, их якобы так и прозвали.

Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным контингентом, и поначалу было даже интересно наблюдать за ними и слушать их бесконечные «а помнишь?» Байки из «партизанской жизни» обсуждались очень живо и не всегда кончались миром. Частенько случались и потасовки, но, разгоревшись, они быстро потухали, стоило вмешаться командиру отряда, которого все уважительно называли Старшина – то ли по званию, то ли по прозвищу.

В нашей сугубо мужской компании никому из партизан и в голову не приходило следить за своим лексиконом, и громогласный русский мат во всем его неповторимом многообразии вперемешку со звоном перекатывающихся пустых бутылок звучал по всему нашему вагону…

Ехать им предстояло двое с половиной суток, и нам с Олегом волей-неволей приходилось тесно общаться с ними. В наши обязанности, помимо уборки, входило поддержание дисциплины среди пассажиров. Хорошо еще, что в общих вагонах не нужно было разносить чай и раздавать постельные принадлежности. Правда в нашем случае это было бы лишним в принципе: партизанам походные условия были далеко не в новинку, а что касается чая, то его вполне заменяли другие напитки, самым безобидным из которых был знаменитый чифирь. Уж не знаю, откуда у лесных вояк водились деньги, только затарены они были дешевым спиртным и нехитрой снедью под завязку.

И здесь возникала основная сложность, потому что пьяные ссоры в «партизанском отряде» возникали все чаще, и загасить возникающие очаги кипевших не на шутку страстей было все труднее, даже Старшине. Чего уж тут говорить про нас – юнцов?! К тому же, это было вовсе небезопасно!

Кроме Старшины – огромного бородатого мужика с сизым мясистым пористым носом на рябой физиономии, из безликой непросыхающей массы выделялся также и худой жилистый мужичок с удлиненным лысым гладким, как яйцо, черепом. Все его так и называли: Колька-Яйцо. У Кольки было злое, дочерна загорелое лицо с узкими щелочками вместо глаз и тонкими нервными, вечно кривящимися в усмешке, губами.

Это были две яркие противоположности. Если Старшина любил поговорить, то Яйцо был молчаливым, но чрезвычайно вспыльчивым человеком. Он впадал в бешенство по любому поводу, и тогда его обидчику приходилось туго – Колька мгновенно превращался в этакую машину для убийства, действуя руками, ногами и особенно головой, тараня ею любого на своем пути. Они были земляками – жили в одном поселке где-то под Читой, и оба пользовались непререкаемым авторитетом у остальной братии. Но Старшину любили и уважали, а Яйцо просто боялись.