Государство и право в контексте консервативной и либеральной идеологии: опыт ретроспективного анализа

Гениальный философ и политический мыслитель Иммануил Кант (1724–1804 гг.) был в Германии первым, кто систематизировал либеральные идеи. Гегель говорил, что от философии Канта он ожидает революции. Теперь уже трудно понять, что хотел сказать этой фразой Гегель, известный своей осторожностью и неприятием резких скачков общественного развития. Скорее всего, здесь имелось в виду революция в познании, в технологии оценки существующей реальности, которую предложил Кант, возвеличивая разум человека и его способность изменять окружающую действительность.

Однако революции не случилось, а известность Канта шагнула далеко за пределы его страны. Кант поправил Локка в том, что признавал за человеком только одно естественное право – право быть свободным. Все другие права вытекают из него. Надо сразу оговориться. Кант не был романтически настроенным либералом. Его идеал, так, впрочем, нигде и не обозначенный – конституционная монархия. Он признавал власть мужа над женой и детьми, домовладыки над слугами, очень критически относился к теории разделения властей французского просветителя Монтескье.

Люди в своей жизни должны руководствоваться нравственным, категорическим императивом, неким априорным законом, который имел несколько форм своего выражения. Например, «Никогда не относись к человеку как средству, а только как к цели». Право, с точки зрения Канта, это «совокупность условий, при помощи которых свободу одного человека можно совместить со свободой другого по общим законам свободы». Люди не всегда руководствуются этим правилом, поэтому есть необходимость в государстве, которое «представляет множество людей, подчиненных правовым законам».

Чрезвычайно любопытны рассуждения И. Канта относительно того, что «разум творит для себя идеальный порядок и стремится изменить реальность в соответствии с ним». Замечательная формула, воплощение рационализма в его наиболее совершенном виде. Свободу должно предполагать как свойство воли всех разумных существ. «Я утверждаю, – писал Кант, – что каждому разумному существу, обладающему волей, мы необходимо должны приписать также идею свободы и что оно действует, только руководствуясь этой идеей».[30 - Кант И. Основы метафизики нравственности. М., 1999. С. 227–228.]

Идеология либерализма получила свое нормативное закрепление в Декларации независимости США 1776 г., Конституции США 1787 г., Декларации прав человека и гражданина 1789 г. Все они построены на естественно-правовой доктрине и договорной теории происхождения государства.

«Мы считаем самоочевидными истинами, – говорится в Декларации независимости США, – что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, среди которых жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются государственные власти, черпающие свои законные полномочия из согласия подвластных. В случае если какая-нибудь государственная форма государственной власти становится губительной в отношении этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новую государственную власть, основываясь на таких принципах и организуя ее полномочия в такой форме, которая, как ему представляется, будет наилучшим образом обеспечивать его безопасность и благоденствие».

Декларация прав и свобод человека и гражданина 1789 г. закрепила, что:

1) люди рождаются свободными и остаются свободными и равными в правах. Общественные отличия могут основываться лишь на соображениях личной пользы;

2) цель каждого государственного союза составляет обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.

В Соединенных Штатах Америки либеральные идеи развивали Т. Джефферсон – автор Декларации независимости, Дж. Мэдисон – «отец» американской Конституции, Т. Пейн, который считал «права человека принципом всякого республиканского правления».

Экономические, социальные, политические, правовые, религиозные составляющие новой «светской религии» – либерализма, обеспечили тем странам, где он получил наибольшее распространение, более быстрое экономическое развитие. В период первоначального накопления капитала либералы категорически запрещали государству вмешиваться в экономику. Оно и не вмешивалось. В результате наиболее промышленно развитые страны вплотную столкнулись с угрозой социальной революции. Юридическим лозунгом этой эпохи стал «принцип свободы договора». Частное и публичное были разведены по разные стороны и по сути никак не соприкасались. В результате господства «либерального фундаментализма» в обществе стали нарастать протестные настроения и получили популярность социалистические идеи. Надо было как-то спасаться, поэтому «классический либерализм» претерпел значительные изменения. Большую роль в существенном обновлении либерализма сыграли такие мыслители, как Дж. Гоббсон, Л. Хобхауз, Б. Кроче, Дж. Кроули, Ч. Бирд, Дж. Роулс и др. Леон Дюги и вовсе замахнулся на самое святое. Он заявил: «Собственник-капиталист облечен определенной функцией. Я отрицаю его субъективное право собственности, но утверждаю его социальный долг. Пока капиталистический класс будет выполнять назначенную ему миссию, он будет жить. В тот день, когда он пренебрежет этой миссией, он исчезнет, как исчезло в 1789 г. дворянство и духовенство». Проницательные западные политики намек поняли правильно, в результате чего во второй половине XX в. появляется «социальный либерализм», сначала в Швеции, Германии, а затем и в других странах. Отдельные либералы, вроде Ф. Хайека, которые никогда не шли ни на какие компромиссы, охарактеризовали это как «покушение на чужую собственность».

При всей своей условности в либерализме выделяют англосаксонскую и континентально-европейскую традиции. Первая ассоциировалась со свободной торговлей, конституционализмом, парламентаризмом и укреплением демократических ценностей. Что касается континентальной европейской традиции, то основной упор делался на процессы национальной консолидации (Италия, Германия), отказе от всех форм авторитаризма. В либеральной идеологеме высоко ценится роль закона, цель которого «личная свобода и существование без насилия».[31 - Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. Т. 1. М., 1992. С. 9.]

Развиваясь фактически параллельно, консерватизм и либерализм взаимно обогащали друг друга. Мир развивается через противоречия, и общество, безусловно, выиграло от оппонирования друг другу двух величайших политико-правовых идеологий. Нередко консерватизм и либерализм обращались и к третьей величайшей политической доктрине – социализму, хотя традиционно этого никогда явно не признавали, за некоторым исключением. Одним словом, ни одна политическая доктрина не сохранила свою «чистоту», и консерватизм с либерализмом не были здесь исключением, в чем можно убедиться в ходе дальнейшего изложения развития этих, казалось бы, абсолютно противоположных политических теорий.

§ 2. Концептуальная сущность консерватизма и либерализма

Политические и правовые идеи оказывают существенное влияние на практику государственно-правового строительства в любой стране. «Идеи правят миром» – тезис, который М. Вебер практически доказал, и довольно убедительно. Если П. А. Гольбах выдвинул только предложение, Наполеон Бонапарт как человек дела поддержал его, то М. Вебер подвел под это мощный методологический фундамент.

В. О. Ключевский заметил, что общества, свободного от идей, никогда не было. Само общество – это уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они общество. Личные убеждения, становясь господствующими в обществе, входят в общее сознание, в нравы, право, становятся правилами, обязательными для тех, кто их не разделяет.[32 - Ключевский В. О. Курс русской истории: собр. соч.: в 8 т. Т. 1. М., 1950. С. 35.]

Консерватизм, либерализм и социализм являются самыми заметными и влиятельными политическими доктринами за последние 200–300 лет. Их борьба и взаимовлияние – очень интересная тема для исследователя.

Клинтон Росситер совершенно справедливо заметил, что «консерватизм» – это слово, которое обычно вызывает раздражение и вводит в заблуждение. Но поскольку оно означает реальные и устойчивые способы мышления и деятельности, и маловероятно, что будет найдена какая-нибудь общепризнанная замена термину консерватизм, ему суждена долгая жизнь в качестве удобного, хотя и опасного понятия общественной науки. На исследователях, которые употребляют этот термин, лежит тяжелая обязанность проявлять максимальную точность в использовании слов, отягощенных печатью традиций и налетов эмоций.[33 - Клинтон Росситер. Консерватизм // Век и мир. 1991. № 5. С. 50.]

Некогда В. Вильсон произнес: «Консерватор – это человек, который сидит и думает, но чаще сидит». Интрига оправдывает себя ровно наполовину. Консерваторы никогда не стремились к политическим спекуляциям и созданию стройных убедительных доктрин. Чаще всего они занимались конкретным делом, отвечая работой на возвышенные фантазии либералов.

Писать о консерватизме как явлении и консерваторах как о людях с определенным стилем мышления – довольно проблематичная задача. Как здесь не согласиться с И. Б. Сокольской, которая пишет о том, какой сложной научной проблемой стала идентификация ранее вполне определенных теорий, представленных теми или иными национальными научными школами. Информационные потоки, ускорение ритма жизни порождает синдром «Вавилонской башни», когда терминологически невнятный язык порой мешает ученым понимать друг друга. Все чаще научные споры заходят в тупик, так как в их ходе неизбежно возникает вопрос: «А что Вы понимаете под социализмом, коммунизмом, консерватизмом, современностью и т. д.?»[34 - Сокольская И. Б. Консервативна ли консервативная революция? О хронологической шкале политических теорий // Полис. 1999. № 6. С. 119.]

И. Б. Сокольская предлагает свою методику классификации явлений:

1) вспомнить все известные нам виды этих предметов (явлений) и перейти к работе с их обобщенными образами и свойствами;

2) выделить перечень наиболее отличающих их свойств;

3) выявить ближайшие в системной шкале общие свойства;

4) найденные общие свойства утвердить в качестве названия, объединяющего выбранные предметы (явления) в один класс;

5) объединяющие свойства не должны противоречить другим свойствам систематизируемых предметов.[35 - Сокольская И. Б. Указ. соч. С. 122.]

Представляется, что данная методика позволит избежать заблуждений и грубых ошибок, хотя при характеристике общественно-политического явления очень трудно оставаться объективным. А. Н. Боханов совершенно прав в том, что само намерение выработать теорию консерватизма в общем-то является не свойственным консерватизму побуждением. Осуществление этого намерения уводит консерватора слишком далеко от инстинктивного благоговения по отношению к устоявшимся обычаям.[36 - Российские консерваторы. М., 1997. С. 8.]

С этим мнением имеет смысл согласиться. М. Н. Катков, в «консервативной репутации» которого не приходится сомневаться, в одной из своих передовиц пишет о том, что в числе особенно часто употребляемых в наше время понятий применительно к политическим предметам находятся консерватизм и либерализм. Если речь идет о государстве, которого мы граждане, о народе, которого мы дети, о деле, которому мы служим, об общем интересе, которому мы призваны способствовать, то вопрос отнюдь не в том, либералы мы или консерваторы. Весь вопрос о том, хорошо ли мы служим, полезна ли принимаемая или предлагаемая нами мера делу нашего служения, а не в том, либерального она пошиба или консервативного. Мы – русские люди, наше отечество – Россия. Делайте же нам то, что требуется для пользы нашей страны, что может послужить во благо нашему народу. Если вы честные люди и не хотите быть в дураках, не думайте ни о консервативных мерах, ни о либеральных учреждениях, а заботьтесь только о том, что по искреннему зрелому убеждению вашему соответствует действительным потребностям страны в данное время. Только политически незрелые люди делят у нас партии на либеральные и консервативные.[37 - Катков М. Н. Что нужно для борьбы с крамолой? // Московские ведомости. 1879. № 297.]

Что ж, мысль М. Н. Каткова подкупает, если бы он оставался ей верен. Спустя некоторое время он напишет, «что они зовут либерализмом и что по-русски зовется звонким именем «измена» своему народу, а затем, волей или неволей, и всему остальному…»[38 - Катков М. Н. На Руси не может быть иных партий, кроме той, которая заодно с русским народом // Московские ведомости. 1881. № 72.] Своих политических оппонентов известный публицист не отказал в удовольствии охарактеризовать совершенно недвусмысленным образом. Таким образом, если сами консерваторы не стремятся определиться с тем, что есть консерватизм, то это за них должны сделать другие.

Попытка дать характеристику тому или иному идеологическому течению чаще всего приводит к заимствованию соответствующего материала из каких-либо словарей, справочников, энциклопедий. Видимо, это самый легкий из путей. Но может ли он привести нас к истине? Вряд ли. Так что лучше не поддаваться искушению, и тому есть несколько причин. Во-первых, любое общественное явление, и консерватизм здесь не является исключением, не укладывается в заранее определенные схемы. По сути все классификации, в том числе деление политических партий и людей на консерваторов или либералов, весьма условны. Есть некий «идеальный тип» (М. Вебер), который не всегда и не во всем совпадает с жизненной реальностью. Во-вторых, общественное явление, процессы не стоят на месте, они постоянно находятся в движении в силу законов внутреннего развития, помноженных на внешние обстоятельства. Одним словом, консерватизм никогда не являлся застывшей категорией. Он постоянно развивался, принимая все новые и новые черты. Но в целом, в своей основе, консерватизм сохранил то, что отличает его от всех других идеологий. Учитывая эти обстоятельства, следует весьма осторожно относиться к существующим определениям. Для иллюстрации приведем один пример. Так, философский энциклопедический словарь консерватизм (от лат. conservator – охраняю, сохраняю) квалифицирует как идейно-политические течения, противостоящие прогрессивным тенденциям социального развития. Носителями идеологии консерватизма выступают различные общественные классы и слои, заинтересованные в сохранении существующих общественных порядков. Характерные особенности консерватизма – враждебность и противодействие прогрессу, приверженность традиционному и устаревшему.[39 - Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 273.]

Если бы консерватизм действительно был бы таким, каким его представили авторы словаря, то консерватизм давно являлся исключительно исторической категорией. В действительности же консерватизм переживает свое второе рождение. Люди просто устали от бесконечных перемен, поэтому хочется стабильности, надежности, предсказуемости. На этом, собственно говоря, и держится консервативное политико-правовое направление, поэтому консерватизм – явление постоянное, присущее человеческому обществу, своеобразный противовес буржуазной вере в прогресс и нигилистическому отрицанию традиционной культуры. Уже потому в основе его лежит преимущественно защитная функция.[40 - Русский консерватизм: проблемы, подходы, мнения. Круглый стол // Отечественная история. 2001. № 3. С. 124.]

К. Мангейм, авторитетный специалист в теории и истории консервативной мысли, замечает, что определения «консервативный» и «либеральный» в нашей терминологии есть нечто большее, чем политические цели. Они предполагают собой родство с определенными философиями и, следовательно, совершенно различные способы мышления. Таким образом, понятие «консерватор» означает, так сказать, всю обширную структуру мира и социологическое определение этого слова (неизбежно более богатое, чем политико-историческое определение) также должно учитывать историческую конфигурацию, которая породила новое определение как показатель нового факта.

Одна из наиболее характерных черт консервативного способа жизни и мышления – стремление придерживаться того, что непосредственно дано, действительно и конкретно. В результате мы получаем совершенно новое, очень выразительное ощущение конкретности, отражаемое в использовании определения «конкретность» с антиреволюционным подтекстом. Переживать и мыслить конкретно … значит условное отвержение всего, что попахивает спекуляцией и гипотезой.[41 - См.: Мангейм К. Консервативная мысль // Социс. 1993. № 4. С. 138, 140.]

В определенном смысле консерватизм вырос из традиционализма: в сущности, это прежде всего сознательный традиционализм. Тем не менее это не синонимы, поскольку традиционализм проявляет специфически консервативные черты только тогда, когда становится выражением определенного, цельно и последовательно реализованного способа жизни и мышления, формирующегося с самого начала в противостоянии революционным позициям, и когда он функционирует как таковой, как относительно автономное движение в рамках общественного прогресса.[42 - Там же. С. 140.]

Итак, консерватизм, как, впрочем, и либерализм, представляет собой определенный тип мышления, который и создает свое представление об окружающем мире и человеке в нем. «Мы слепо не замечаем существования стилей мышления, – говорит К. Мангейм, – поскольку наши философы стараются нас убедить, что мысль не развивается как интегральная часть исторического процесса, а снисходит на человека как абсолют…»[43 - Мангейм К. Консервативная мысль // Социс. 1993. № 1. С. 127.]

По утверждению К. Мангейма, наиболее обещающий способ проникнуть в структуру консервативной мысли состоит в том, чтобы сравнить отношение консерватизма к методологическим постулатам доктрины, основанной на естественном праве, т. е. либерализму.

Но прежде всего надо иметь в виду, что консерваторы ставили под сомнение идею естественного состояния, общественного договора, принципы суверенности народа и прав человека. Идейное противостояние с либерализмом было основано на том, что:

1) консерваторы заменяли разум такими понятиями, как История, Жизнь и Нация. Таким образом, возникли философские проблемы, доминировавшие в течение всей эпохи. Большинство школ, ставящих «бытие» прежде «мышления», происходит из идеологического противостояния романтизму, особенно из опыта, связанного с контрреволюцией;

2) дедуктивным наклонностям школы естественного права консерватор противопоставляет иррационализм действительности;

3) в ответ на либеральные постулаты всеобщего значения для всех консерватор ставит проблему индивидуума радикальным образом;

4) понятие общественного организма было введено консерваторами для противопоставления либерально-буржуазному убеждению, что все политические и социальные инновации имеют универсальное применение. Это понятие имеет особое значение, поскольку вытекает из естественного для консерваторов стремления остановить распространение французской революции, указав на невозможность переноса политических институтов одной нации на другую. Столь характерное для консервативной мысли подчеркивание качественных характеристик также происходит от этого импульса;

5) противостоящий конструированию коллективного целого из изолированных институтов и факторов, консерватизм выдвигает тип мышления, который исходит из понятий целого, которое не является простой суммой его частей. Государство и нация должны пониматься как сумма их индивидуальных членов, напротив, индивидуум должен пониматься только как часть более широкого целого. Консерватор мыслит категорией «Мы», в то время как либерал – категорией «Я». Либерал анализирует и изолирует различные культурные ценности: Закон, Правительство, Экономику, консерватор стремится к обобщающему и синтетическому взгляду.

Характеристику консерватизма, которую дает Мангейм, уместно усилить свидетельствами самих консерваторов. «В России государственную партию, – писал М. Н. Катков, – составляет весь русский народ. Гнилой либерализм и гнилой консерватизм оказываются только в нашем гнилом космополитическом и поверхностном образовании… Неужели не пора исчезнуть всяким партиям на Руси, кроме той, которая едина с русским народом?»;[44 - Катков М. Н. На Руси не может быть иных партий, кроме той, которая заодно с русским народом // Московские ведомости. 1881. № 72.]

6) одно из главных логических возражений против стиля мышления, основанного на естественном праве, – это динамическая концепция Разума. Сначала консерватор противопоставляет жесткости статической теории Разума движение «Жизни» и истории. Позднее, однако, он находит значительно более радикальный метод отделаться от вечных норм Просвещения. Вместо того чтобы рассматривать мир как вечно меняющийся, в отличие от статичного разума, он представляет сам разум и его нормы как меняющиеся и находящиеся в движении.[45 - Мангейм К. Консервативная мысль // Социс. 1993. № 9. С. 127–129.]

Характеризуя консерватизм, исследователи не всегда обращают должное внимание на его антропологическую составляющую. Для консерватора, перефразируя М. Горького: «Человек – не звучит гордо». Может быть даже, сам человек не является лучшим творением природы. Он есть сосредоточение пороков, греха, страстей. В нем сидит потенциал разрушителя и вандала. Человек подвержен огромному влиянию сил Добра и Зла. Эти силы скрыты в нем самом. Он уничтожает природу, стремится подчинить себе других людей, человек всегда и во всем руководствуется своим собственным эгоистическим интересом. Можно ли абсолютно доверять человеку? Консерватор дает отрицательный ответ на этот вопрос.

Жозеф де Местр, один из родоначальников консервативной политической мысли, признавался, что «Конституция 1795 г., как и ее предшественницы, были созданы для человека. Но ничего подобного человеку в мире нет. За свою жизнь я повидал французов, итальянцев, русских и других; благодаря Монтескье я знаю также, что “можно быть персианином”. Что же до человека, то я заявляю, что никогда в жизни его не встречал; ежели он в жизни и существует, то мне он остался неизвестен».[46 - Цит. по: Берлин И. Философия Свободы. М., 2001. С. 215.]

Все это очень сильно напоминает эпизод из жизни киника Диогена, который, по преданию, жил в бочке и имел, мягко говоря, весьма оригинальные представления об обществе и самом человеке. Диоген Лаэртский описал один случай из жизни нетривиального греческого мыслителя. Однажды якобы он вылез из бочки и громко закричал: «Люди! Люди! Скорее ко мне!» Большая толпа откликнулась на призыв мудреца. Окруженный толпой, он взял палку и, замахнувшись, сказал: «Пошли прочь! Я звал людей, а не скотов». Что уж говорить о его странствиях с фонарем в руках при палящих лучах солнца, когда он на недоуменные вопросы сограждан отвечал, что ищет человека.

Трактат Ж. Ж. Руссо «Об общественном договоре» начинается, как известно, со слов: «Человек рожден свободным, а везде он в цепях». Ж. де Местр без церемоний называет это безумством. С его точки зрения люди слишком порочны, и потому с них нельзя снять оковы сразу после их появления на свет, рожденные в грехе, они могут стать приемлемыми только при помощи общества и государства, которые подавляют искажения личных суждений, не знающих границ.

В животном мире, говорит он, царит взаимоистребление. Над всеми бесчисленными видами животных стоит сам человек, чья смертоносная рука не щадит ничего: он убивает, чтобы доставить себе пропитание, убивает, чтобы раздобыть себе одежду, убивает, чтобы облечь себя в украшения, убивает, когда нападает, убивает, когда защищается, убивает ради науки, убивает ради забавы, – он убивает, чтобы убивать! Гордый и грозный повелитель, он требует всего, и ничто не в силах ему противиться. Человек требует всего и сразу: у человека – внутренности, чтобы звонко играла арфа, у волка – смертоносные клыки, чтобы полировать легкие произведения искусства, у слона – бивни для игрушек ребенку, а обеденный стол весь покрыт трупами. Но какое же существо станет истреблять того, кто истребляет всех? Он сам: именно человеку предписано убивать человека. Так неуклонно исполняется великий закон насильственного истребления живых существ. И земля, непрерывно орошаемая кровью, есть лишь громадный алтарь, где все живущее должно приноситься в жертву, – без передышки, без отдыха, без меры, вплоть до скончания веков, вплоть до полного исчезновения зла, вплоть до смерти самой смерти.

По глубокому убеждению Ж. де Местра, человека можно спасти, лишь сковав его ужасом перед властью. В этой связи правительство для Ж. де Местра – настоящая религия. Оно имеет свои догматы, свои таинства, своих священнослужителей. Позволить каждому обсуждать правительство – значит разрушить его. Первейшая потребность человека состоит в том, чтобы его растущий рассудок оказался под двойным ярмом – государства и церкви. Рассудок, разум следует уничтожить, он должен затеряться в разуме нации таким образом, чтобы из личного существования он преобразился в иное, общественное создание, подобно тому, как река впадает в океан. И вообще, нет ничего более гибельного для истинной мудрости, чем научно обоснованные принципы.[47 - См.: Берлин И. Философия Свободы. М., 2001. С. 228–229.]