Моя прабабушка была рекой

***

Утро встретило тусклым белым светом, словно жалея красок на такого никчёмного человечка. В голове отражался свет вчерашних фар, эхо домашних разговоров, поезд медленно качался из Москвы в Сыктывкар, чтобы…

– Чтобы хорошо поесть, надо рано встать и хорошо поработать! Подъём, завтрак на столе, работа в огороде.

Люба сонно попыталась объяснить, что приехала, конечно, помочь, но и отдохнуть тоже хотелось бы. Бабушка уверенно заявила, что лучший отдых от работы за экраном – это посмотреть на живую зелень, её как раз в морковке развелась тьма. И посмотреть, и выдергать, да поживее, пока солнце не запалило.

Сухие руки с неожиданной силой подхватили Любу, и она как-то вдруг оказалась в огороде, жуя вишнёвый рулет и внимая ценным указаниям, какие грядки обработать. Все наставления можно было гораздо более ёмко сформулировать как «полоть отсюда и до обеда».

Хотелось вам, Любовь Александровна, душу полечить на природе? Получите и распишитесь. Трудотерапия – идеал советской медицины. Радуйтесь, что колхоз развалился, а то корову бы доить отправили.

– Тю! К корове я тебя и близко не подпущу, а вот калитку мне поправишь. Ты у нас девкой рукастой была. Что ты на меня так смотришь? Ты погромче жалься, а то соседи плохо слышат, как ты страдаешь.

Оставалось только прикусить язык и склониться к грядке.

***

Монотонная душная работа – это зло. Пока Люба блуждала в собственных мыслях, морковь пала в неравной борьбе с невнимательностью. Бабушке только и оставалось, что всплеснуть руками да погнать помощницу в дом – мыть посуду.

Намывая тарелки слезами пополам с мылом, Любовь Александровна пришла к выводу, что трудотерапия – для сильных духом, а ей нужно солнце и ласка. Бабушка лишь тяжко вздохнула.

А за обедом, состоящим из любиных гостинцев, – «А как же свежее с огорода? – С огорода у меня каждый день, а твоя отрава магазинная долго не простоит», – бабушка вынесла вердикт.

– Тебе сейчас толком ничего не поручить, начинаешь думать, да не туда. Я тебя отправлю и головой, и руками работать. Чтоб дурь в голову не лезла.

– А может, мне просто отдохнуть тихонечко?

Тихонечко отдохнуть было нельзя, потому что на мельнице ушёл в запой работник, а без пригляда она встанет – неужели внучка не поможет бабушкиной подруге?

– А почему нет, зря ты, что ли, в своём ПТУ училась?

– Колледже, бабусь, колледже! Почти десять лет назад! Я последние пять лет в другой сфере работаю.

– Ничего страшного, за последние пять лет оборудование точно не поменялось! – махнула рукой бабушка и тихо добавила в сторону: – А то и за все пятьдесят.

Люба категорически отказалась, объяснила, что не может взять на себя ответственность за чужое имущество, что приехала отдохнуть и навестить бабулю, а не впахивать за километры от дома. Заканчивала свою тираду Люба уже за воротами и с рюкзаком в руках – бабушка была неумолима. Пришлось сдаться и пообещать заглянуть на мельницу. В ответ одобрительно хлопнула калитка.

***

«Ыбвосский» мукомольный завод забурился в лес. Сильно за деревней, через поле и по тропинке. Это смущало. Во-первых, логистика должна хромать. Во-вторых, это просто было странно и нелогично. С маленького поля завод прокормиться точно бы не смог, а привоз сюда казался бессмысленным.

По дорожке между деревьев, ориентируясь на силуэт башни впереди. Люба отчаянно боялась и одновременно надеялась заблудиться, так как лучшего повода повернуть назад было не найти. Но мельница уверенно росла впереди.

Бетонные стены и башня для хранения потемнели от времени. Старая облупившаяся дверь, покрашенная в гостеприимный серый цвет. Люба робко потянула её на себя. Тамбур, за ним пустой коридор. Скучные оштукатуренные стены. Пусто и гулко. Ни звука, ни человека. Даже охранника и проходной нет. Люба, чувствуя, как тянет в животе от волнения, всё больше осознавала глупость своего положения. Навалилась дикая усталость. Люба замерла, безнадёжно глядя вперёд. Глупо это всё. Глупо и вовсе стыдно приходить сюда. Чем она сможет помочь? Никто её сюда не звал. Бабушка выдумала невесть что, а внучка пошла на поводу у чужого маразма. Люба повернулась обратно к двери.

– А кто это у нас шастает? – раздалось из-за спины.

Огромная фигура стояла, уперев руки в боки так, что касалась локтями стен. Как и когда она успела там возникнуть? Люба съёжилась, пролепетав, что ошиблась, просит прощения и ей пора. Фигура требовательно протянула руку и приказала дойти до кабинета – разобраться, кто ошибся и за что прощать.

***

– Говоришь, Любовь тебя зовут? Любовь к нам пожаловала, ишь ты! Как заживём сейчас! – Хозяйка кабинета ослепительно улыбнулась золотыми зубами.

Женщиной она была во всех смыслах впечатляющей. Во-первых, фигура её была поистине необъятной ширины: она не то что бы стремилась к идеальной форме шара, она успешно шар проскочила, причём давно. Восседала женщина в кресле, которое вполне могло претендовать на звание дивана. Хорошего такого дивана, пару-тройку гостей на него положить с комфортом можно. Люба у родителей ночевала на вдвое меньшем.

Половину лица хозяйки составлял клюв – предмет острой зависти любого грифа. Под носом сверкали зубы, над носом тускло блестели тёмные очки. Под стеклом шевелились вместо глаз чёрные волосатые гусеницы.

Ресницы, сообразила Люба через несколько ударов сердца, густые и объёмные. Мода такая, или мастер по ресничкам чудит. Мастер ресничек немножко маньяк. Случается. Случается, сплошь и рядом. Люба незаметно тихо выдохнула. Избавиться от образа волосатых глаз не удалось, но девушка старалась смотреть куда угодно, кроме очков потенциальной нанимательницы. Вот на зубы, например. Прекрасные коронки, если подумать. Такими можно сразу зёрна в пыль молоть. И без мельницы, и без ступки. Скрипнуть зубами – и всё.

Мда-а-а. Удружила бабушка с подружкой. Боже, как же её зовут? От тусклой апатичной поволоки, которая накрывала Любу последнее время, не осталось и следа. Нагнанная хозяйкой завода жуть заполнила по макушку.

– А меня Йома звать.

– А п—по отч—ву? – выдавила из себя Люба.

– А по отцу я… – Тут Йома осеклась и недобро зыркнула своими гусеницами – ох, не смотреть. – А зови-ка ты меня лучше Эммой Евгеньевной, чтоб имя не переврать.

– Хршо, Эмма Евгеньевна, понимаете, п—прзшло н—недопонмние, дело в том, что…

Люба начала говорить всё тише и тише и, стараясь не смотреть на хозяйку, попыталась объясниться. Словно загипнотизированная, девушка выложила и про бабушкину затею (пусть сама со своей подругой разбирается!), и помощь на мельнице, и про образование, и про деревню, запнувшись на обещанной трудотерапии.

Люба вздохнула. Сейчас Эмма Евгеньевна отметёт горе-помощницу, и на волю!

– А поработать у меня хочешь эту недельку? Это дело хорошее. Работа у меня для тебя как раз есть.

– Да к—какая работа? – сипло спросила потенциальная сотрудница, мысленно уже сбежавшая из кабинета.

– Как какая? Волков стричь, медведей доить.

Люба затравленно вытаращилась на явно сумасшедшую женщину. С чего она вообще взяла, что это хозяйка? С тем же успехом Люба могла представиться ей охранником или почтальоном.

– Шучу. – Йома расхохоталась гулким смехом. – Шучу, не бойся, последи за работой шнеков, пока Васька, сволочь, из запоя не выйдет. Ты не думай, я заплачу. Пойдём, покажу тебе свою вотчину, пойдём.

***

Словно в тумане, Любовь познакомилась с мельницей, приняла «наше хозяйство» и обследовала кладовку с инструментами, где ей предложено было разобраться самой.

– Оборудование у нас новенькое, крепкое, но пригляд нужен.

Новеньким оборудование было разве что сразу после Великоотечественной, но состояние действительно было почти идеальным. «Похожу неделю как в музей», – подумала Люба. «Полюбуюсь и сбегу. Если местный Вася впадает в запой регулярно, значит, и без него всё работает». Отказать Эмме Евгеньевне она не смогла. Слова застряли в голове протестующим клёкотом, и теперь Люба тихо злилась на себя за слабоволие.

После экскурсии Йома повела работницу на ужин – «заглянуть в буфет, попробовать, каков продукт».

Местная столовая-пекарня была просторной и светлой. Люба ощутила себя в ней маленькой мышкой, которая пришла погрызть хозяйские хлеба. Эмма Евгеньевна плыла впереди.

– Йома-ныы! Ты куда ушла, выйди к нам, накорми! Дочь моя, кухарит тут, – бросила она через плечо.

***