Саги зала щитов. Кюна волчица. Книга первая

Ярл опустился обратно на своё кресло, а Сольвейг глубоко вздохнув, погладив волчьи оголовки дареных клинков, решила позже. И так несколько раз она оттягивала роковой момент, кляня себя за малодушие не в силах набраться смелости, дабы произнести несколько простых, но таких страшных фраз.

Гуляния перевалили за полночь но не-было того кто вознамерился бы уйти. Фиральдер что-то истово объяснял Бруни, упорно жестикулируя руками, не иначе какую-то кузнечную хитрость. Баребра сошлась в противоборстве на руках с очередным молотобойцем, шестым по счёту. А вокруг ихнего стола-арены собралась приличного вида толпа хмельных лёствёртцев бьющихся об заклад. Возглавлял их конечно же Вагни хорёк и здесь не упустивший выгоду. Благо неуёмный торгаш хоть и не надолго, но всё же оставил в покое Сольвейг, а то, ходя по тонкой кромке её самообладания, докучал словно лосиная вша, вознамерившись выкупить имущество сгинувшего рода клятвопреступников Освальдсанов доставшееся Хортдоттир.

Десятком нестройных голосов загремела уж наверное сотая песнь с дальнего конца зала щитов, Льёт продолжал выплясывать то и дело меняя партнёрш а Сольвейг наконец набралась храбрости и поднялась. Замирая израненным сердцем, кровавая кройщица вновь оказалась пред столом Руагора, крепясь уверенностью глядя на измождённое бледное лицо названного отца.

– Я Сольвейг Хортдоттир. – её зычный окрик погрузил чертог в тишину, замолкли даже барабаны и рожки, распыляющие пляски. – Пред ликом Асов и всем лёствёртским людом бросаю тебе ярл Руагор. – воительница чуть сбилась, ровняя дыхание. – Вызов воинской чести.

Легендарный зал щитов вздрогнул, взорвавшись шепотками и пересудами, руки ошарашенных хирдманов легли на рукояти топоров да мечей, словно ожидая команды вождя. Люди взволнованно переглядывались, гадая, не перебрала ли с мёдом шальная кройщица, такие слова в свете очага бросить, Асов помянув.

От лица Бруни обронившего очередную чашу отлила вся кровь, а кюна Аникен и вовсе всхлипнула. Через толпу не скупясь на толчки стал пробиваться ульфхендар Льёт всё ещё не верящий своим ушам. Только цверг Фиральдер чуть прикрыв глаза, одобрительно кивнул оборвавшей веселье воительнице. Он единственный всё понял, он узрел куда далее прочих, осознав что названая дочь в ответ за дар сама одарила отца с невиданной щедрость. Но Сольвейг было всё равно, ей было плевать на всех кроме него измученного старого война, пожившего полную достойных свершений жизнь. В чьих уставших померкших голубых глазах читалась ни скорбь или злость, а невиданная благодарность.

– Я принимаю твой вызов, да рассудят валькирии. – поднялся ярл Руагор. – Только не раннее второго дня нужно закончить дела. Согласна ли ты с моим условием.

Не найдя в себе сил даже разомкнуть губы Хортдоттир лишь кивнула в ответ только что приговорённому её же словом отцу.

– Быть посему Хольмганг не ранее второго дня. – громогласно объявил ярл устало опускаясь на своё кресло. А Сольвейг двинулась на выход, стараясь высоко держать голову, чувствуя на себе сотни ошалевших взоров. Кто-то с силой схватил её за руку почти у самых резных створок чертога. Это оказался Льёт.

– Ты чего творишь, кровь совсем глаза застила. – зашипел ульфхендар. Но тут-же был отдёрнут Фиральдером истово зашептавшим что-то на ухо берсерку. И чем больше говорил цверг, тем сильнее вытягивалось лицо Льёта в итоге отпустившего руку воительнице, не иначе прозрев благодаря мудрости гнома. Но Сольвейг, было всё равно, она просто ушла, оставив позади пир, как и большую часть своей души.

Кровавая кройщица обойдя легендарный чертог, надолго замела, глядя на высокую полосу пламени от одной скалы фьорда до другой, расчертившую берег сразу за причалами и корабельными сараями. Там надрывно треща брёвнами и плюясь искрами отходила земля, сбрасывая ледяные оковы дабы, поддавшись вскоре лопатам и заступам принять в себя основание новой стены что убережет городище от врагов вознамерившихся напасть со стороны моря. Более никого не надо было убеждать, в её необходимости Йоль расставил приоритеты для народа Фьордфьёлька. Развязав, наконец, Хортдоттир руки, ведь именно ей и доверил будущие укрепления ярл.

Долго стояла рыжая воительница, глядя на пляску огня обдаваемая не смотря на холод зимней ночи и расстояние в двадцать шагов жаром высокого пламени лижущего мерзлую землю. Отчётливо ощущая как внутри неё, что-то тоже словно выгорает, оставляя сосущую пустоту. Лишь под утро Сольвейг вернулась домой, но не в ярловы чертоги, а в свой родной дом. Небольшое каменное строение с непропорциональной крышей одной стороной стропил лежащей на земле. Расположенное меж зала щитов и обнесённым плетнем ристалищем.

Холодом давно не топленого очага встретили её родные стены разделённые перегородкой на две клети. Иней покрывал развешанные тут и там полки да шкуры, резные столы и стулья вместе с двумя кроватями её и родительской. Около получаса она обливаясь ругательствами да поминая троллей провозилась с давно отсыревшими дровами ни в какую ни желавшими гореть, но отлично чадящими пока наконец не занялось пламя. А после забралась на отцовскую кровать, укрывшись огромно шкурой медведя людоеда некогда поверженного Хортом. Прикрыв глаза, кровавя кройщица, вызывала в памяти образ отца стараясь призвать его дух из чертогов Вальхаллы, дабы спросить, верны ли её решения.

Сольвейг не знала, сколько прошло времени, и сколько изрубила она древесных стволов, покуда не схлынула кровавая пелена затмившая разум. Тяжело переведя дыхание кровавая кройщица отстранённо взглянула на дело рук своих, кучу порубленных гномьей сталью деревьев и застилавшие снег ошмётки коры да пару белок взирающих на неё с высоких ветвей как на умалишенную. Ей было необходимо как-то выплеснуть скопившуюся горечь и ненависть к ужасному жребию ведь глубокая рана на душе человека, как и на теле, будет загнивать, поражая всё вокруг, не отвари её вовремя.

Уж лучше так, чем обернуться в ульфхендара, думно было Хортдоттир отерев выступивший лбом пот да заново встающей на лыжи. Она оборачивалась всего два раза и последствия до сих пор не покидали мыслей воительницы. Первый, едва приняв звериный дар Асиньи Скади молодая берсеркерша очухалась посреди развороченной медвежьей берлоги, лёжа меж разорванных бурых исполинов. А второй она на силу смогла подчинить дух волка себе, не порвав хозяев отдалённой усадьбы, но знатно проредив их скот, выпотрошив с десяток овец и коров.

Изменив направление кровавая кройщица, наконец выпустившая своё бешенство, двинулась к своей первоначальной цели небольшой избушке укрытой в тени Саркнара, вытроенной неведомо кем и когда у самого подножья гор.

Солнце, подгоняемое Сколлем волком, что сожрёт око богов в час Рагнарёка потихоньку входило в зенит. Миновав стороной, очередной заснеженный бурелом лыжница оказалась вблизи хорошо вычищенной тропы рядом с коей параллельно направлению пролегла небольшая колея вытоптанная сапогами и примятая полозьями санок.

Адульвов след, не иначе мальчик намерено лезет в сугробы, усложняя себе задачу, довольно отметила Сольвейг, прикинув расстояние от городища до избушки вестницы скорби. В последнее время маленький ярл, куда не пойдёт всегда брал с собой Бёргдис слепую зеленоглазую девчурку погодку, выкупленную перед Йолём. Без устали катая ту на сонях к коим собственноручно приделал длинные ремни, на манер упряжи перенимая опыт с брёвен ристалища. Отменная тренировка да и девочка трэл лишившаяся на празднество брата последнего кровного родственника не чувствует себя одинокой.

Как-то в суете пред погребальных дел, сразу же опосля бойни, Сольвейг увидела её держащую за рука бесчувственного Адульва и тихо, чтоб никто не слышал, обливающуюся слезами. Она представила тогда каково это быть слепым одиноким ребёнком в этом огромном злом мире и, глядя на вынесенную её же руками с залитой кровью площади девочку. Хортдоттир чьё сердце не смотря на кровавую далеко идущую славу всегда лежало к детям. Дала себе зарок приглядеть за ней да найти подходящего Скальда дабы обучил, ведь Бёргдис лишенная возможности видеть знала великое множества саг и сказаний, иной раз дивя своими рассказами даже древних мудрёных зимами стариков.

Лес расступился, и Сольвейг оказалась на небольшой хорошо вычищенной поляне с косонькой избушкой по центру, сложенной из массивных бревен под укрытой толстой шапкой снега широкой крышей. Ни сараев, ни хлевов, обычных атрибутов хозяйства. Лишь большие сани Адульва и крохотный домик у коей на небольшой лавке под редким на севере окном сидела помощница смерти и Бердис а у их ног слегка обернув косматую морду в сторону гостьи лежал огромный чёрный волк с белым рукотворным узором на боку.

– А Хортдоттир тота я думаю, мой друг разнервничался, а он просто псину учуял. – улыбнулась чуть синеватыми губами покойницы жрица Хель, прожигая кровавую кройщицу белёсыми лишенными радужной оболочки глазами с крохотными точками зрачков. Так сильно контрастирующими с серебряным руническим обручем, непроглядно чёрного камня по центру, схватившим на челе длинные белые аки снег волосы, обрамляющие бледный лик чуть худоватого, но красивого лица.

Множество раз при взгляде в эти жуткие белёсые очи, кровавая кройщица поминала слова старой знахарки Сегурдры. «Невместно мёртвым глядеть на живых, как и живущим, заглядывать за грань царства Хель. Один всеотец и тот отдал глаз за это право, а что отдают простые смертные? Страшен такой дар ведь от него мертвеют не только глаза, но и душа смотрящего» Говаривала мудрая бабка, наставляя лекарским умениям совсем ещё молодую девчурку дочку славного Хорта. Жаль сгинула на славный Асов день, страшной смертью сгинула.

От такого приветствия Бергдис аш ойкнула, а Сольвейг скрежетнув зубами на силу удержала взгляд помощницы смерти, угрожающе оглядев эту странную женщину в скроенной из волчьих шкур одежде с плетённым усеянным кошелями да мешочками поясе. Дева на вид не разменявшая и тридцати зим годилась дочери Хорта в прабабки, а при взгляде на неё до этого неукротимый дух зверя внутри воительницы сжимался, словно щенок пред медведем. Что несколько покоробило Сольвейг, изрядно подточив уверенность.

– Где Адульв? У меня к нему разговор. – сведя хмуро брови но пропустив издёвку мимо ушей Сольвейг сразу перешла к делу.

– Силки проверяет скоро вернуться. А ты присаживайся, дай ногам отдыху. Бёргдис. – обратилась помощница смерти к своей маленькой собеседнице. – Не хочешь покататься на моём пушистом друге?

– А я не упаду. – нерешительно замялась девочка. Задавшись вопросом ровно, как и Сольвейг глянувшая на здоровенную животину по грудь взрослому человеку, что поднявшись будто услышав слова хозяйки, подошла к ребёнку повернувшись кудлатым боком.

– Нет, он проследит, только держись крепче за холку. Тебе понравиться. – взяв под подмышки Бёргдис, вестница скорби посадила её на могучую спину волка. А уже спустя пару мгновений под довольный визг ребёнка зверюга, не иначе дальний родич Гарма или Фенрира, умчалась в лес разбивая грудью снежные завалы.

– А я думала, что ты любишь своего отца? – тихо молвила жрица Хель отчуждённо глядя в направлении новой тропы пробитой умчавшимся другом, едва Сольвейг присела на скамью чуть по одаль от неё.

От такого обвинения кровь закипела в жилах кровавой кройщицы, а руки непринужденно легли на волчьи оголовки мечей. Хортдоттир многое могла спустить с рук этой овеянной жуткой славой женщине, чья помощь и тёмный Сейд оказались решающими в ту роковую ночь, но не это. Сольвейг обратила полный ненависти взор на свою невольную собеседницу.

– Не хорохорься и не таких валькириям на закланья отправляла. – ужасно спокойно сказала вестница скорби и глазом не поведя на реакцию рыжей воительницы.

– Может, проверим жрица? – сквозь зубы процедила Сольвейг.

– Может когда-нибудь, и проверим, но не сейчас Адульва не хочу расстраивать ему и так досталось. – взор белёсых глаз ожёг воительницу.

– Всё что я делаю, вёс даже этот треклятый Хольмганг это ради моего нового рода и для названого отца. – чуть погодя слегка успокоившись сказала Сольвейг. – Думаешь, легко было вызвать его? Обречь на смерть от моих клинков?

– Кого вызвать? Руагора? – удивленно подняла бровь Вестница скорби, а затем, чуть прикрыв глаза, продолжила. – Смерть война. Достойный дар от названной дочери, право мало кто на такое пойдет. – сказала она и кровавая кройщица к своему изумлению услышала в звонком голосе нотки одобрения.

– Руагор ярл достойный правитель. Один из немногих на моей памяти, он больше заботился о своём народе нежели о своих амбициях редкое свойство меж нынешних ярлов да конунгов. – едва видимая тень печали легла на бледный лик помощницы смерти обратившей взор в сторону главного городища Фьордфьёлька Лёствёрта. – Я предлагала ему свою помощь, шанс отсрочить конец, но дух Руагора крепко объял зов Вальхаллы. А за реакцию Адульва не переживай он всё поймёт, равно как и я, мальчик научился зреть куда дальше прочих.

Повисло скорбное молчание, белоокая жрица погрузилась в свои мысли, а кровавая кройщица предалась горестным раздумьям о своём названном отце и завтрашнем страшном дне. Лишь много позже она задумается над смыслом слов один из многих ярлов на моей памяти, а сейчас разум воительницы кольнул странный вопрос.

– Если ты не имела в виду Руагора тогда кого? Мой кровный отец уже давно восседает пред Хлидскьяльвом, а в назначенный норнами час и я воссяду рядом с ним и матерью.

– Так Льёт не сказал тебе? – снова воительницу ожег этих странных белёсых глаз.

– Чего не сказал? – непритворно изумилась Хортдоттир. Чувствуя в словах жрицы какую-то подоплёку.

– Ты ведь знала, что отец твой в свою бытность отказался от этого так называемого дара. – словно не обратив внимания на вопрос рыжеволосой воительницы, продолжала помощница смерти.– И не просто так, ему было известно то, что скрыл от тебя Лёт. Обманом, навязав волчью шкуру и рунический камень в форме оттиска лапы. Все кто присягнул инистой великанше Скади, не увидят Вальгринд врата Вальхаллы и не нарекутся Эйнхериями! Их удел Трюмхейм зал волчьего воя. Ни одна валькирия не явиться за душой война объятой зверем. Ни тебе длинных столов, ни пиров, ни сражений. Избранникам Скади не вкусить мяса вепря Сехримнира и не отведать мёда козы Хейдрун. Вечная охота вот их удел, вот отныне и твой вьюрд. Это месть всеотцу Одину, инистые великаны хоть даже и наречённые Асами не прощают кровных долгов, как и великая охотница не простила Асам смерть своего отца Тьяцы. Это её месть за родную кровь и откуп в виде свадьбы, когда очередным их обманом она стала женой дряхлого Ньёрда.

– Лжешь! – вскочила со своего места Сольвейг. Деве показалось что солнце на миг перестало светить а весь мир поблек от тьмы отчаянья охватившей и без того израненную душу.

– Я некогда не лгу. А коли не веришь, спроси своего новоявленного друга берсерка.

Тяжело дыша, Хортдоттир опустилась обратно на своё место, обхватив голову руками пытаясь осознать, что все-таки она совершила. Весь мир кровавой кройщицы за последние дни стал трещать по швам. Она даже не обратила внимания на то, как будто сочувствуя, вестница положила руку на её плечо тихо молвив – Вот поэтому я и не мараю уст ложью, слишком велика цена. – Сольвейг утянутая омутом отчаянья не увидела даже как вернулся её маленький родич с целой охапкой заячьих туш перекинутых поверх меховой безрукавки покрывавшей свободную светлую рубаху вышитую родовым узором.

Кровавая кройщица вернулась к действительности, лишь тогда когда её ладонь крепко сжала рука Адульва. Небесно голубые глаза маленького ярла сочувственно и внимательно смотрели на неё из под копны кое-как остриженных светлых волос.

– Я знаю что завтрашний Хольмганг это твой дар моему деду и не держу на тебя сердца, мы один род и всегда им останемся, лишь вместе мы выдержим любые козни сплетённые коварными норнами. – не иначе пока она пребывала в своём отчужденном бдении, вестница скорби поведала Адульву о причине прихода названной тётки. И необычный ребёнок принял её решение, даруя израненному сердцу хоть и частичный, но всё же покой. Вот только беда ещё час назад казавшаяся великой, начинала тускнеть пред ликом новой напасти, напасти дарованной ульфхендаром Льетом. Но про неё Сольвейг разумно решила умолчать в присутствии своего маленького родича. Вестница скорби раскрыла ей глаза, а если сказанное жрицей окажется правдой то воительница закроет глаза берсерку, причём навечно.

– Не пора бы нам перекусить, за обедом наговоримся, покуда Адульв зверьков свежует. – жестом пригласила их помощница смерти, теряясь во мраке распахнутой двери своей избушки, отрывистым свистом позвав волка. Чёрный зверь с невообразимо визжащей радостной Бергдис, будто только ожидая команды, тут-же выскочил из ближайшего подлеска.

Уже вовсю властвовала ночь укрывшая саваном тьмы весь подвластный взору Мидгард, когда Сольвейг и волочивший сани со слепой подругой Адульв оказались пред вратами Лёствёрта. Стражи надвратной башни, венчающей длинный выстроенный сразу за рвом частокол о четырёх рубленых крытых башнях, числом не менее двадцати хирдманов, Йольский урок не прошел даром. Поспешно опустили мост и отворили врата едва до них донесся зычный окрик кровавой кройщицы хорошо знакомый каждому. Адульв засеменил к ярловым чертогам высокому длинному дому на рукотворном холме посреди городища с высоким многоступенчатым крыльцом и крышей схожей на перевёрнутое днище драккара. А Сольвейг снова вернулась в свой отчий дом.

Сон ни как не шел к лежащей под шкурами Хортдоттир. Мысли рыжеволосой воительницы чернее ночи, клубком змей роились в её голове, против воли возвращая к завтрашнему дню. Но помимо их рисовавших пред взором Сольвейг роковой Хольмганг разумом овладевали ярость и скорбь. Ярость в отношении Лёта обманом навязавшего дар Скади. И скорбь о своей душе коей отныне закрыт был вход в чертог Одина Вальхаллу.

Но вместе с тем пред кровавой кройщицей настойчиво возникали картины в виде жилища вестницы скорби мало походившее на пристанище жрицы.

Крохотные покои с дюже дорогим даже средь богатых родов деревянным полом, пара здоровенных ларей, кровать, резной стол с парой стульев высокой спинки, редкий на севере каменный камин взамест очага да множество шкур по стенам. И конечно оружие при виде, которого у Сольвейг как некогда и у Руагора отвисла челюсть. Сильно изогнутый лук со сложенными из трёх металлических одна короче другой пластин плечиками. Металлическими плечиками! Да как его натягивать задалась Хортдоттир вопросом при виде не иначе цвергов поделки. И дивный меч серебряной рукояти с когтистой гардой украшенной таким же черным, как и в обруче помощницы смерти, камнем. Странно, но покоя не давал, именно тонкий длинный клинок со странным узором, каждые несколько пальцев к долу с обеих сторон лезвия шли полосы, словно деля оружие, сокрывшее в себе какую тайну, на части.