Саги зала щитов. Кюна волчица. Книга первая

– Адульв! А ты, какой Асовой волею посреди ночи здесь оказался, стряслось чего? – изумившись нежданному гостю, спросил пропойца.

– Стряслось дядька Олав. Стряслось! Мать Бергдис и Эйнара помнишь? Помнишь, как умирала? – детская рука с кинжалом рванула, вперёд метя косым взмахом в шею.

Может Олав и был нелюбим прочими лёствёртцами за дурной нрав да свою дикую страсть к хмелю ставшую смыслом жизни. Может тело его давно обрюзгло да ожирело, но он всё же был воином, как и все северяне, и мог за себя постоять, равно как и торгаш Вагни выглядывающий из-за плеча Сольвейг не смотря на свой нынешний вид, с детства привыкший к тяжести оружия.

– Очумел крысёныш, – взвыл Олав пытаясь сцапать ребёнка за ворот правой рукой. Едва левая уберёгшая жизнь, вовремя была поднята верх, брызнув кровью рассечённого до кости предплечья.

Сольвейг увидав, что началось неравное сражение меж её названным племянником ещё ребёнком и здоровенной образиной решительно стала подниматься, дабы вмешаться, но была остановлена Вагни, ошарашено прошептавшим «Смотри».

– А помнишь как по голове бил маленькую девочку? образина мёдом набитая! – Адульв ловко пригнувшись, увернулся от здоровенной пятерни, вторым махом срезая несколько растопыренных пальцев.

Пара обрубков в несколько фаланг упала в снег. Взвыв Олав попытался было двинуть своего мелкого мучителя сжатой в кулак покалеченной рукой, но маленький ярл, рывком припав на колени, проскользнув меж его широко расставленных ног оказался у врага за спиной, и сноровисто обернувшись молниеносно взмахнул кованым когтём сначала влево затем вправо. Со страшным хлюпающим звуком подрезая сухожилия ног обрушивая Олава на колени. Взревев ещё громче пропойца двинул локтём левой руки назад, безуспешно, наградой стал лишь холод острого лезвия черканувшего под подмышкой, заставивший руку безвольно обвиснуть.

Следом за левой, ценой пары точных взмахов последовала и правая рука. Обездвиженный и искалеченный рассечёнными сухожилиями Олав надсадно кричал, а Адульв неспешно обойдя поверженного врага, раз этак в пять превосходящего его весом, медленно отерев о штанину подарок Бруни, убрал его в ножны на пояснице.

– За что? – крикнул исходящий безвольными слезами Олав.

– За все их горести. – без тени намёка на эмоции бездушным голосом прожженного убивцы ответил мальчик. Припомнив слова, услышанные, как сейчас казалось вечность назад совсем в другой жизни, во время катания на санях от брата Бёргдис.

– Смотри эйнар где бы ты ни был в Вальхалле под взором Одина, или в Фолькванге в гостях на людском поле Фрейи, да хоть в царстве хлада владычицы Хель. Смотри и знай, твоя мать, как и ваши муки отомщены. А тебе Олав пора отдать ребёнку то что ты не в праве был забирать. – рука маленького ярла потянулась к отвороту высокого мехового сапога извлекая на свел звёзд белёсый жертвенный кинжал помощницы смерти как казалась целиком вырезанный из кости. Адульв пинком опрокинул обездвиженного пропойцу на спину и, подойдя, склонился над его лицом озарив ночь новыми неимоверными воплями.

Все происходящее пред её глазами казалось кровавой кройщице дурным сном, как и любимый мальчик, обернувшийся в неведомого человека что казался выжженным душой ветераном застрявшим в детском теле. Чей взгляд ныне, после того долгого беспробудного сна, она к своему ужасу перестала узнавать. Ответы были лишь у той, кто вручила ему этот жуткий кусок кости, но страх не за себя или его, стопорил воительницу спросить. Страх узнать правду с коей навряд ли смириться Хортдоттир. Она не могла потерять и его, своего Адульва, что день ото дня всё более становился чуждым, все сильнее подталкивая её к истине, коию не желало знать сердце.

Произошедшее потрясло и Вагни что читалось по его вытянутому лицу, но вёл себя торгаш, тихо, только ошарашено качая время от времени головой выжидая развязки. Сольвейг уже в серьёз стала прикидывать анне уложить ли здесь и хорька рядышком с Оловом не дай предки взболтнет кому об увиденном. Но отвергла этот вариант, за Адульвом стояла она новая кюна и ужасная вестница скорби глас богини Хель. А тот тоже далеко не дурак, разбогатевший своим умом, не станет по доброй воле искать вражды с ними.

Вопли Олава потихоньку стали стихать, Адульв поднявшись и спрятав что-то в кошель, направился, прочь отирая костяной кинжал о кусок рубахи своей жертвы. Еще раз, поразив названную родственницу, холодным безразличием своего лица будто и не он вовсе только что орудовал кинжалом над человеком, визжащим аки поросёнок на бойне .

Маленький ярл скрылся и Сольвейг точно знала куда того понесли ноги, к одинокой избушке на самой границе гор. А она вместе с торгашом, покинув укрытие, подошли к телу былого хозяина детишек трэлов.

– Жив ещё паскуда. – безучастно сплюнул Вагни ни сколь, не страшась окровавленного лица пропойцы с вырезанными глазами, чьё чёло рассеченной кожей украшала странная руна.

И правда Олав постанывая стал шевелиться вынуждая озабоченную реакцией да словами торгаша кюну, потянуть из ножен клинок дабы завершить начатое племянником. Не довелось, сапог Вагни с хрустом опустился на гортань лежащего, ещё больше подивив кюну.

– Ну что тело в дом, да запалим? Не думно мне что лёствёртцы прознают, решат с пьянки за очагом не углядел. – взглянул на неё хорёк.

– Так и сделаем – кивнула кровавая кройщица помогая заволакивать внутрь дома хрипящее отчаянно борющееся за жалкие остатки жизни тело, невольно заново в новом свете оглядев своего сообщника. Не так-то ты и прост торгаш.

Первыми свидетелями огненного зарева на дальнем конце городища стали мириады усыпавших ночной небосвод звёзд делящие бескрайний простор с нарождающейся луной неотрывно преследуемой голодным Хати братом Сколля. Следом увидели, и люди уже собиравшиеся отходить ко сну. Со всех концов городища жители бросились к колодцам, таща полные кадки к пылающему подворью. Вот только заливали и засыпали снегом лёствёртцы больше сараи полные добра да наскоро отварённые хлева, выпустившие взбесившихся ужасом овец и коров. Мало, очень мало пролито воды было в сторону плюющегося искрами трещащего дома всем знакомого хозяина. А когда, натужно ухнув прогоревшими несущими столбами, завалилась крыша, погребая под собой тайну Адульва, наскоро забросали тухнущие остовы стен снегом, да и разбрелись по домам, кряхтя под весом тяжелых тюков шерсти, ведя в поводу спасённый из пожарища скот.

– Бесславный, но достойный Олава конец, пусть поклонница от меня госпоже Хель. – тихо сказал Вагни, вместе с Сольвейг глядя с высокого крыльца ярлова дома на затухающее в дали пожарище.

– Видать не угодил тебе чем? Скидку не пряжу не дал? – чуть злобнее, чем следовало, спросила кюна.

– Нет не в скидке дело, над детишками издевался. – посуровев непривычно лицом, устало сказал торговец и низко поклонившись, направился к своему очагу бросив на последок. – Как решишь чего на счёт Эгировых рёбер дай знать.

Позже зайдя на обширное кузнечное подворье не знающего покоя большого горна, по одному из многих сотен ярловых дел. Кюна спросит своего друга Бруни о Вагни хорьке. А тот про всё и про всех всё знающий, по долгу своего дюже востребованного людом ремесла, ответит. Что со всех сторон хитрый купец особую страсть имеет к скупке детей, а когда она, обмерев лицом, сожмёт кулаки на волчьих оголовках мечей близнецов, поспешно смирит Сольвейг, поведав длинную историю.

Как оказалось Вагни, чей род лебединой дорогой переселения оказался в фьордфьёлькском ярловстве. Каким-то злым роком, сплетённым обиженной Норной, ещё в детстве и сам оказался в трэловом услужении у жестоких хозяев Сэконунгов, захвативших одну из трёх ладей переселенцев остальные на силу отбились. Весь его род, обжившийся на новом месте, уже давно простился со сгинувшим родичем, упросив за его дух Асов. Ан нет, ошиблись, вот веть диво объявился потерянный сын зим через десять, Да как! на собственном пузатом Кноре да с командой и добром. Зажил, стал торговать, причем ой как успешно, многие пытались узнать, что за путь прошел обласканный Асами паренёк да ни кто не вызнал, мог, только гадать.

Странно только то, что никто и не когда не видел Вагни без длинного рукава рубахи. Ходили по первости толки, что мать его единожды не нарочно увидав следы Вьюрда пройденного им детстве. Легшего на тело печатью шрамов, чуть дара речи не лишилась, поседев головой. Хорёк никому и ничего не рассказывал, но то что он повидал и пережил в детстве, хватило для того чтобы Вагни так и не оженившись да не обзаведясь наследниками. Заимел в тихую большущую усадьбу поодаль, где и селил освобождённых его мошной детей, чтоб жили в достатке, не ведая ни страхов, ни поруганий.

Сон, ставший бесценной редкостью, все ни как не шел и оттого кюна, даже не заглянув в свою клеть. Уселась в новехонькое едва вышедшее из под резца, высокое вычурное кресло. Расположенное на почётном возвышении стоящем аккурат за длинным очагом ярлова зала погруженного в полумрак глубокой ночи. Раньше здесь восседал Руагор и ему в спину вопросительно глядели две древние колоды, в коих жили духи предков. Ныне их взоры довили на Сольвейг, что стала осознавать всю их тяжесть, не порушит ли она дело, зачинаемое со времён исхода, не пустит ли прахом их труды.

Голубые глаза кюны, почти не мигая, вцепились в едва тлеющие поленья очага, а голова пухла от круживших ровно стая воронов чёрных мыслей. Благо успокаивающе услаждал слух шорох точильного камня что носился по кромке и без того идеального клинка. Гномьей тайны нерушимая сталь не нуждалась в правке, но само это действо, привычное с ранних зим, даровало покой.

На завтра Сольвейг предстояло много дел. Ведь поход до Эгировых ребер через весь полуостров не был лёгкой задачей даже летом чего там говорить о зиме. Да и оставить без должного присмотра городище да ярловство, уведя четверть и без того прорежённого хирда не выходило возможным, тем паче на полную луну. Именно столько времени придется потратить на рискованную авантюру, грозящую в случае успеха громкой славой и расширением флота. Но это мелочи посадником, как и ранее при Руагоре станет Аникен, а воинов охреневших от скуки затянувшейся зимы и кипящих кровью после Йоля сыщется в достатке, но вот подготовить и снабдить всем требуемым такую вылазку это дело другое. Придется тряхнуть мошной да тщательно всё взвесить, созвав совет, благо ослеплённые жаждой мести главы родов пойдут на любые траты, дабы свести счета с конунгом.

Да и кому не любо, если ярловство окрепнет новыми ладьями и справным кораблестроителем. Оставалась стройка, но тут вся надежда была на цверга, Асы хоть бы не подвёл. И ещё Ярл Вивека должная прибыть вскорости, не осерчает ли правительница Тваитфьелька, если будущая союзница пренебрежительно махнув рукой на её посольство умчится воевать каких-то далеких Сэконунгов на другом конце Хальконира. Нет, должна понять сказывают, мудра тётка не зря столько зим держит свое ярловство в ежовых рукавицах. При мыслях о Вивеки мысли скользнули к кровавому логову и берсеркам, коими славились предгорные леса Тваитфьелька. Неужто не уважит Агвид кюну правительницу земель, что даровали новый удел братству Скади. Конечно уважит, самой себе ответила Сольвейг, если сам не примкнёт развевая скуку идя на поводу неуёмного звериного духа.

Вот так всегда, как и любое неодолимое на первый взгляд препятствие, рушиться пред твёрдым натиском. Так и проблемы потихоньку утратили свою тяжесть, стоило только тщательно всё взвесить. Но настроение кровавой кройщицы не стало лучше, душу, равно как и сам чертог обложили тени прочих невесёлых дум, а память, освобожденная от прочих забот, воскресила увиденную расправу произошедшую руками названного племянника.

Хватит! Решительно сказала самой себе Хортдоттир, стиснув ладонью лезвие меча. Кровь из распоротой ладони потекла на пол, словно печатью ложась на решимость Сольвейг. Хватит! Беззвучно повторила она, преодолевая страхи порождённые неведеньем. Еще не расцветет, а она вперёд прочих дел возьмёт за бороду Фиральдера крепко так возьмёт. Цверг хоть и не напрямую, но был как-то замещен в этой темной истории, да и появился он в городище аккурат вместе с Вестницей скорби.

Вызнав все, что сможет от говорящего с духами, кровавая кройщица направиться к жрице Хель и там припрёт к стенке обоих, что помощницу смерти, что Адульва. Пора уже раскрыть им свои тайны, какими бы те небыли страшенными. Кивнув про себя и облизав кровоточащую ладонь. Кюна не без удивления заметила как в зале, словно навья тихо и не заметно объявился старый трэл Рунольв завозившийся с разведением в конец погасшего очага. Долгими же были её раздумья, ведь напрочь оказавшийся от предложенной свободы верный слуга, начинал разводить пламя ровно за час до рассвета.

– Рунольв сыщи, где тряпицу руку обвязать руку да на зуб чего кинуть чёт я засиделась, аж кости занемели. – встав с кресла и потянувшись, Сольвейг убрала меч в пустующие ножны. – Да и баню надобно стопить. – глубокомысленно заметила правительница пару раз взмахнув руками разминая затёкшие плечи, ухватив бьющий от стеганки под бронёй конский дух способный не хуже меча сразить вражину.

– Всё исполню госпожа. – поклонился трэл, у которого и вольные гости ходили смирно. А уже в следующий миг бегом устремился за своей кюной рванувшей в сторону клетей, из которых, пробуждая всех домочадцев, донёсся пронзительный визг Бергдис.

Ещё не миновав дверей Сольвейг, успевшая полюбить обиженного асами ребёнка, ещё ни разу не подавшей громкого голоса не то что бы крика, столкнулась с толком не отошедшей ото сна Аникен и уже вмести они ни дать не взять, штурмуя в валились в клеть, залитую предрассветным мраком. Следом показался и Рунольв с факелом в руке, освещая нехитрое убранство вотчины маленького ярла, в коем и жила вместе со своим хозяином Бергдис.

Пару лисьих да зайчих шкур на стенах, добыча самого хозяина, большой окованный ларь несколько Щитов и учебных мечей в одном из углов, вечно разбросанная по полу одёжка да большое ложе застеленное мехами. А напротив него в своей небольшой кроватке, словно сбивая наваждение, мотала головой, вздымая длинную копну непослушных светлых волос, сидела Бергдис, заливаясь слезами.

– Что стряслось? сон дурной? – расслабленно выдохнула кровавая кройщица на ровне с матерью Адульва.

– Нет не сон. – рассеянно посмотрела на них слепая девочка. Не обернула голову на их голос, а именно посмотрела широко распахнутыми аки блюдца пронзительными зелёными глазищами.

Кольчужно-кожаный доспех став не в меру тесным сдавил грудь лишая кровавую кройщицу воздуха. Рыжеволосая воительница тяжело опёрлась рукой о ближайшую стену.

– А тебе Олав пора отдать ребёнку то что ты не в праве был забирать. – повторили посечённые губы слова, услышанные ею в самом начале сегодняшней ночи.

Первым что достигло слуха Сольвейг, так это был звон стали, где-то впереди. Ни с чем несравнимый звук боя, вынудивший воительницу, бредущую по хорошо вычищенной тропе прорезающий предгорный лес ускорить шаг. Несмотря на все свои ухищрения, кровавая кройщица так и не смогла выжать из гнома Фиральдера, хоть пары слов касательно Адульва и вестницы скорби. Гном задери его ётуны да наплюй предки в бороду, упрямо держал рот на замке, оставив Хортдоттир с носом, только сильнее обозлив, сама, мол, у них и выспрашивай. Как она и поступила, спешно пока не иссякла решимость, покинув городище. И вот кровавая кройщица приближалась к одинокой избушке ныне излюбленного места её беспутного родича.

По мере приближения звон становился отчетливее добротно сдобренный, будто от ударов хлыста посвистом соблазняя сердце припустить бегом. Благо чем-чем, а малодушием она не сливалась и смогла, сдержав порыв хоть чуть и быстрее, но все, же пройти, а не пробежать эти проклятущие сотню шагов до заветной полянки. Пройти, чтобы встать в ступор от увиденного. Ведь пред косонькой врытой в землю избушки больше походящей на сугроб, предавались учебной потехе, носясь аки угорелые, её Адульв и вестница скорби.

На белоокой жрице не-было привычной меховой одежды её сменили кожаные штаны с высокими меховыми сапогами да подбитая мехом безрукавка на голое тело. Белоснежные волосы и те были убраны в высокий хвост неизменным оставался только рунический обруч с чёрным камнем посреди чела. Помощница смерти плавно, словно и не ступая, грациозно перемещалась, вращая в жилистых бледных руках свой необычный клинок когтистой гарды что, не зная промедлений, мелькал в череде молниеносных уколов и размашистых выпадов едва не задевающих маленького ярла.

Вместе с ней в этом завораживающим танце слился и Адульв. Обнаженный, по пояс, лоснящийся потом мальчик, чье тело начинало вперёд возраста крепнуть мышцами. Вертелся ужом, принимая удары на чудное оружие, виденное Сольвейг впервые, «ох и схватит она за бороду Бруни, когда вернется!» в виде двух кованых когтей, идущих словно продолжение руки по обе стороны ладони на рукояти как у тычкового ножа, зажатой в левой руке.

Когти, перехватив очередной выпад жрицы, отвадили сталь тонкого меча в сторону и мальчуган едва не распорол противнице живот длинным размашистым выпадом кривым кинжалом Бруни зажатым в правой руке. Но был отброшен даже со стороны чувствительным пинком под рёбра. Упав, Адульв без промедления вскочил обратно на ноги, да но как! Просто сжавшись и оттолкнувшись от снега спиной. Кровавая кройщица смотревшая на происходящее, стоя чуть по одаль, только что и смогла рот раскрыть, запоминая про себя уж больно приглянувшееся движение. Но это как оказалась, были только цветочки.

Не раз и не два Сольвейг поминала странную насечку, виденную на клинке вестницы скорби и вот сейчас ей довелось лицезреть что клинок, вышедший из-под молота цвергов ровно как и её близнецы тайно от прочих заимевшие имена Фенрир и Гарм, был куда как смертоноснее подарка Фиральдера и Бруни.

Адульв увидев расстояние, разделявшее теперь его и противницу тихо, но мощно выругался. Сделав ещё один маленький шажок назад, помощница смерти, расцвела полнившимся темного торжества оскалом. Пару раз, словно примеряясь, широко крутанула она пред собой клинком. Два обычных замаха, а на третий, не иначе заговорённый меч, разбившись на множество отдельных лезвий, связанных меж собой не толще детского мизинца цепью, ровно кнут стеганул по месту, где еще мгновение назад, подобравшись, стоял маленький ярл. Адульв совался влево, растянувшись в длинном кувырке, затем вправо в замысловатом пируэте. Следом, избегая ужасно свистящего кнута, он подпрыгнул, сильно поджав ноги пропустив под собой чудное лезвие. Вестница, хлеща своим мечом из стороны в сторону, гоняла мальчишку, словно потешного бельчонка, покуда меж неё и маленьким ярлом бесцеремонно прервав неравный учебный бой, не вонзился глубоко засев в мерзлой покрытой снегом земле клинок метко запущенный рукою Сольвейг.

– Охолонитесь поединщики разговор есть, пришло время ответов. – Хортдоттир пробуравила обоих твёрдым взором, для себя воинской привычкой запомнив все виденные странности боя, не ровен час придется скрестить клинки с помощницей смерти.

– А созрела наконец. – глубокомысленно заметила вестница, чей меч звякнув в долю мгновения собрался воедино, сызнова становясь обычным клинком.