Полведра студёной крови

– Э-э… Ничего не выйдет. У него, похоже, другие планы.

– Тогда я отойду, – сделала Ольга попытку отползти в сторону.

– Это лишнее. Красавчик может обидеться. К тому же он не любит пустых мельтешений, как, впрочем, и я.

Девчушка снова сглотнула подступивший к горлу ком и обречённо замерла на месте, готовясь вот-вот быть порванной в куски. По чумазым щекам, прокладывая новые борозды, покатились слёзы.

Ненавижу плачущих детей. Они трясутся, корчат жуткие гримасы и издают слишком много шума. Это отвратительно.

– Слушай, – легонько пихнул я Олю в плечо, – завязывай, кругом и так полно воды. Я взял тебя провожатым, а не на корм Красавчику. Значит, так и будет. Нравится тебе или нет, он останется рядом. Но ты можешь на него просто забить.

– Забить? – повторила она, всхлипнув.

– Ну да. Забить. Насрать, плюнуть и растереть, положить болт…

– Болт?

– Господи… Тебе старшие не объясняли такие простые вещи?

– Нет. А теперь… теперь я – старшая. – Ольга последний раз всхлипнула и решительно утёрла рукавом сопливый нос, совладав с эмоциями. – Кто он такой?

– М-м?

– Тот, который убил мою маму и брата.

– А, так это были… Его зовут – Ткач. Алексей Ткачёв в девичестве. Наёмник.

– Почему ты идёшь за ним? Он и твою маму убил?

– Нет, вряд ли.

– Что-то украл у тебя?

– Это уже ближе к истине.

– Он не похож на местного. Издалека пришёл?

– Да, протопали мы с ним немало. От самой… Издалека, в общем.

– И как там, вдалеке?

– Что, дальше Березников не бывала?

– Нет. Отец говорил – дальше только лес, полный чудищ. Во все стороны лес. А там, где леса нет, мёртвые города, в которые лучше вовсе не соваться. Но сам-то в Пермь ходил, – добавила она слегка обиженно. – Правда это?

– В основном – правда.

– А ты откуда тогда взялся, если не с Березников? И Ткач этот?

– Я же сказал: «в основном». Есть, конечно, ещё города, но их мало, и становится всё меньше.

– Почему?

– Делать там нехер, вот люди и уходят.

– А куда уходят?

– Туда, где лучше. В другие города, более успешные. Селятся вокруг, надеются откусить от большого пирога. Только мало кому удаётся. Так и гниют в своих трущобах. Батрачат, воруют, собой торгуют, детьми… Короче, выживают, кто как сумел.

– А ты? Ты родом из такого города? А как он называется? Много там народу? А метро есть? А…

– Стоп, – предостерегающе поднял я указательный палец. – Не слишком много вопросов в первый день знакомства?

Оля со вздохом пожала плечами.

– Арзамас. Это мой город.

– Не слыхала.

– И хорошо.

– Почему?

– Как тебе сказать… Население тамошнее придерживается несколько иного мировоззрения, чем твоя семья. Сложно было бы вам найти с местными общий язык. Таких там называют лацами. Нормальными то бишь. И, мягко говоря, не жалуют. А учитывая род занятий, ваша семейка закончила бы… – Я живо представил, как «гостеприимные» жители моего родного города окружают обоз переселенцев, под визг и улюлюканья стягивают с возов, забивают камнями, вспарывают животы, а то и впиваются зубами в ещё трепещущее лацовское мясо; ошалелые от крови лошади несут, раскидывая по грязным улочкам бесхозный уже скарб на радость дворовой шпане и зевакам. – Плохо. Вероятно, хуже, чем сегодня.

Оля посмотрела на меня с подозрением.

– Ты – мутант?!

Я сдвинул капюшон чуть назад, и солнечный свет, отразившийся от жёлтой радужки, дал ответ вместо меня.

Плот между тем пересёк реку, и я, сойдя на берег, вывел лошадей следом.

– Надо лебёдку стравить, – потянула Оля вниз рычаг на дизеле, – а то баржа зацепит, и не вернёшься.

Оптимистка.

– Залазь уже. Ткач состарится и помрёт при наших темпах.

– Сейчас. – Оля заглушила движок и села за вожжи. – Но-о!

Пермская природа хороша. Жаль, не пришлось побывать тут летом или в пору ранней осени. Но даже слякотной весной здешние леса радуют глаз. Не такие дремучие, как муромские, с низкорослым подлеском и огромными мачтовыми соснами в два, а то и три обхвата. Скоро потеплеет, и их кора засочится смолой, источая повсюду дурманящий терпкий аромат. Что может быть лучше, чем дышать на берегу реки хвойным воздухом и слушать шелест зелёных шапок наверху, когда ветер проносится над ними, будто мозолистая ладонь над вихрами младенца. И ни души вокруг. Интересно, смог бы я жить здесь? Вот взять да и послать всё нахуй. Соорудить домик, удить рыбу, стрелять зверушек, собирать грибы, ягоды, вкусные коренья… Никаких тебе ткачей, никаких злоебучих заказчиков. М-м… Скучно. Грядочку-другую конопли? Сторчишься. А там и до зоофилии недалеко от одиночества. Социопатия социопатией, но сношать кабаних – это уже за гранью добра и зла. Стало быть, не судьба. Жаль.

– Что ты сделаешь, когда найдёшь его, – нарушила Ольга размеренный ход моих мыслей, – убьёшь?

– В конечном итоге – да.

– Что значит «в конечном итоге»?