В жизни не каждого теннисиста

– А, ой. Я не знала ни про какую справку.

– Ты хоть документы оформляла, которые обязательны перед отдачи ребенка?

В тот момент директор Антонио был в ярости неописуемой стадии. Его головные вены проявлялись сквозь кожу. А истинная злость, схожая с Деборой, была видна невооруженным глазом.

В этот момент надо было сказать, что дети видели настоящую сделку между Деборой и каким-то чиновником, забравши меня. К сожалению, все до жути боялись произнести хотя бы слово.

– Кто забрал Рональда? Есть, может, какие-нибудь документы? – трепетно говорил Антонио, бегая по комнате.

Дебора подошла к нему и успокоила, сказав, что меня забрали в хорошие руки, а сама вспоминала про заработанную дань, которую еще даже не пересчитывала.

В тот день Антонио уволил Джули, сказав ей, чтобы она больше тут не появлялась. А с Деборой в ночь этого впредь неспокойного дня они громко разговаривали; спать было невозможно от их нескончаемых бесед.

После полуночи они оба успокоились. Антонио Ховард ушел из интерната к себе в дом, наполненный одиночеством. В доме Ховарда был кромешный мрак, повседневная тишина и очень страшная забродившая мебель. За настоящим лицом директора скрывался маленький испуганный человечек, способный только на выдачу приказов для руководства. Он не желал никому зла. Но и не подозревал, что как раз делает эту гадость… Антонио не осмысленно совершает раз за разом какое-то действия, сам того не подозревая, что оно обернется крахом для него. Ховард словно не думает в нужный момент. Для него главное – это, чтобы его удовлетворяла Дебора, так как сам Антонио развелся со своей женой два года назад и уже не может найти другую девушку, кроме той, что сможет делать ему все за тренерские услуги и заработную плату. Драма в этом человеке ломает его изнутри при каждой минуте доверия Деборе Тейлор…

Антонио не смог заснуть в эту ночь. Узнав почему-то именно про меня, он был в раздумьях и в трепетных сознаниях, не дававших ему углубиться в сон. Что-то явно не так, думал он, постоянно размышляя о моем отсутствии, будто чувствуя меня…

***

Если верить табличке, то мы прибыли в деревушку под названием Тенебриз, где явно не скажешь хорошего о ее роскоши. В моих мыслях представлялся возможный чиновничий город с обустроенными улицами и царственным гостеприимством. Однако, это было не так. Маленький город был наполнен мертвечиной пустых улиц, умершим гостеприимством и напрочь пустыми домами, в который казалось, что никто не живет. Мрак обхватил данное место, неспособное улучшиться даже при потоке яркого света. Фонари стояли по периметру небольшого городка, площадь которого составляла максимум тысячу квадратных метров. А дома напоминали сделанные из деревьев хижины.

Франсуа продолжал меня тянуть до середины деревни. Только перешагнув ворота, дождавшись, пока их закроют, вот тогда он меня отвязал от своего поводка. Посредине города, должно быть, стоял большой дом, с которого выходила изба, а рядом был пристроен сарай. Именно в этом сарае меня закрыл Франсуа, сказав, чтобы я тихо и мирно оставался там. Я не сопротивлялся. Бежать было некуда… Да и тем более ночь, волки и моментальная смерть непредсказуемой жизни.

Мне не удалось заснуть в страхе. Постоянно чья-то тень пробегала около сарая. Мурашки по коже появлялись из-за каждого звука, просыпаясь на холодном сене. Уже ближе к утру я узнал, что все это время я был не один в этом сарае. В том месте помимо меня еще была избитая плетью корова, купленная на местном базаре за сто пенсов.

В восемь утра дверь сарая резко открывается… Опять солнечный свет попадает в глаза. Мне сразу вспомнился тот самый подвал, где все отбывали наказание в интернате.

– Подъем, – наутро вскрикнул Франсуа, разбудив меня.

Он подошел к корове и начал привязывать к ее ошейнику, охватывающий все тело, кожаный поводок, но уже длиннее, нежели предыдущий.

– Зачем я вам? – решил спросить я, когда он подходил уже ко мне.

– Для работы, – ответил Франсуа, опять зажимая мою руку, чтобы привязать к поводку. – У нас в городе корову нельзя выгуливать, поэтому ты должен вместе с ней ежедневно ходить на пастбище, по периметру которого огромные темные ели, и убирать навоз, что она будет оставлять. Усек?

– Да, – говорил я с опущенной головой.

Таким образом мне пришлось ежедневно таскаться с коровой и убирать ее навоз. К счастью, высокие опушки деревьев созвали тень, от которой появлялся тенек, где можно было спрятаться от палящего солнца. На пастбище было не столько травы, как обычной после дождевой грязи.

В середине первого дня мне уже становилось тошно. Появилось желание вернуться обратно в искусственный дом. Хоть и там тоже были свои нюансы. Сидел я на пастбище около восьми часов в бессильном состоянии и хотел упасть в грязь, осознавая то, что я был привязан к корове, которая постоянно искала любые заросли травы.

***

– Что-то не так, – говорил Антонио Деборе, сидя в его кабинете. – Что здесь происходит?

Директора очень тревожила тема, касающиеся отсутствие не только детей, но и документов. Он регулярно, как только вспоминал о случившемся, мучался: стукал то головой об стену, то кулаком по столу.

Дебора, возможно, уже начинала осознавать всю глупость своего поступка, сидя вместе с директором в кабинете и видя его полностью убитым, сонным и испуганным. Ее карман словно разрывался, так как он был наполнен не честно заработанной суммой денег. Поэтому Дебора как можно незаметнее делала вид, что не причастна к этому, хоть и помнит еще даже не считанную сумму денег. Что-то в ее голове стукнуло сказать ей про это…

– Директор Антонио, вы поймите меня правильно…

– Что вы? Говорите!

– Я хотела как лучше, но сейчас я понимаю всю ситуацию, – призналась Дебора.

Она достала из своего кармана уже помятые купюры денег и показала директору.

– Это мне заплатил какой-то прохожий, чтобы я не оформляла документы на Рональда, – говорила в себе под нос Дебора.

– И тоже самое с Шоном? – надеясь, спрашивал директор.

Но Дебора не знала, как оправдать себя в ситуации с Шоном, поэтому она молча пожала плечами и постоянно отводила глаза от Антонио.

Директор взял бумажки и пересчитал их.

– Вы отдали мальчишку за сто восемнадцать фунтов? – постоянно спрашивал он у Деборы, сам не веря в происходящее.

Когда директор пересчитывал деньги, он заметил какую-то странную бумажку, лежащую вместе с банкнотами.

– А это ваше? – спросил Антонио, рассматривая какую-то визитку.

– Нет, это не мое, – твердила себе Дебора.

Сонный и нервный Антонио Ховард разглядывал эту визитку, надеясь на возможность найти меня. "Услуги Франсуа Ротшильда", – прочитал директор с визитки. На ней также был указан факс и адрес деревни Тенебриз.

– Дай мне карту, – говорил Антонио, пытаясь разобраться во всем этом.

Дебора уже не зная, как ей дальше подкатывать к директору, пыталась угодить ему везде. Поэтому она стала делать все по указаниям директора, чтобы тот ее не уволил.

– Вот карта на ближайшие десять километров, – улыбалась Дебора.

Антонио сразу принялся искать деревню под странным названием "Тенебриз".

– Нашел! – восторженно воскликнул он.

На его лице в тот момент появилась самая настоящая что ни на есть улыбка.

– Что вы задумали? – спрашивала Тейлор, когда Антонио полез в свой сейф, в котором лежал револьвер.

– Я иду за мальчиком, которого сейчас, возможно, избивают, – сказал директор, положив свой револьвер в кобуру и взяв карту, он отправился на мои поиски.

Антонио Ховард отправился за мной. А Дебора, как только ушел директор, сразу начала действовать…

Никому не были известны мотивы Антонио в то утро. Да и сам он, возможно, даже не представлял, с кем ему надо будет встретиться. Ему не было страшно, он шел до конца, пытаясь спасти одну молодую душу, которая давала ему намеки всю эту ночь. Мозги директора Антонио хоть и наполнены тупыми мыслями эгоизма, но в душе он был человеком-справедливостью, несущий тяжелый груз при любой провинности или несправедливости.

***

Наступил второй день усугубляющих моих трудов. Мне приходилось голыми руками убирать навоз с поля, чтобы не получить по спине железной палкой, сделанной, чтобы держать забор. Вонь от меня доносилась за несколько метров. Все в деревне обходили меня. Никто не давал возможности помыться или просто вытереть руки. Кормил меня ежедневно Франсуа буханкой хлеба, рюмкой молока и остатками еды, которые он сам не съедал, так как сам был вдоволь сыт. Ежедневно мне приходилось отходить далеко от домов на пастбище. Оттуда вид просто загляденье. Постоянные закаты и рассветы я встречал на пастбище. Множество раз сюда приходили какие-то люди и проверяли чистоту окружающей среды. А когда никого не было, я любовался видами стройных деревьев, пролетающих птиц, прозрачных бело-розовых облаков и поистине красивого неба. На второй день я просто сидел с рассвета до заката и смотрел на небо, облокотившись на найденный пенек. Уже ближе к вечеру, когда солнце уже начинало прятаться за горизонтом все раньше и раньше, мне пришла идея сделать комки из грязи. Мне как-то не хватало тенниса. Конечно, лучше бы если он был без Деборы, но все равно… Что-то не то. Поэтому я нашел место, где была самая сухая грязь. И слепил из нее комок, напоминающий мяч, а после облепил его влажной грязью, дабы ничего не разлетелось при полете. Так я нашел себе развлечение в виде обычного бросания грязи, воображая себе игру в теннис. Сделал я всего около тридцати комков и соревновался сам с собой какой комок долетит дальше. Таким образом я развел небольшой беспорядок в виде раскиданной грязи по всему пастбищу. Хоть я тут и натворил беспорядка, у меня получилось вдоволь развлечься… Возможно, теннис и вправду как-то подействовал на меня. Мои самодельные мячи летели очень далеко, что иногда в моменты сильного броска, они просто разлетались.