Братья: от Сталинграда до Берлина. Книга первая

– Прошел. На Волге так спокойно ночью.

– Знаю, Ходила с тобой, когда ты был маленьким.

– Чего плачешь?

– Так война ведь.

– Ну, так, где война, а где мы.

– Мы то, здесь, а вот братья твои, они ж где-то там, а если и до них война доберется? Что тогда? А если они погибнут?

Я не знал что сказать. Сказать, что все будет хорошо, так совру, сказать, что все будет плохо, только масло в огонь лить.

– Я переоденусь и схожу в магазин. Дома хлеба нет.

– И газету купи, каждый день теперь газету покупай.

– Хорошо. – Взяв деньги с полки, я вышел из дома.

В больнице

Прошел месяц. По просьбе матери я не пошел на фронт, а пошел работать в госпиталь. Я хорошо знал химию и биологию, но фармацевтом меня, как и ожидалось, не пустили. Я начал ухаживать за пациентами, выгуливал, так как было много тех, кто навсегда был прикован к инвалидному креслу, кормил, провожал на процедуры, разговаривал. Ужасы войны, которые они рассказывали, даже рядом не стояли с тем, что писали в газетах.

К нам поступила одна девушка, ей оторвало одну руку, сломало вторую. Я пришел ее кормить, она стала рассказывать:

– Мы Новгород обороняли. Сначала мы сидели в окопе, кто-то писал письмо домой, родным, кто-то ел хлеб, посыпанный сахаром, кто-то чистил оружие, я готовила бинты для перевязки, как вдруг услышала свист, а затем грохот. Это была артиллерия. Немцы обстреливали нас почти час, потом все стихло и мы услышали гул моторов и лязг гусениц танков. Перед нами была еще одна линия окопов, но видимо артподготовка уничтожила все живое в первой линии, потому что, ни выстрелов, ни криков не было слышно. Потом появились танки, они шли волна за волной. По пятьдесят – сто танков шли. Самое страшное чувство на свете.

– Чувство чего? – Перебивая, со страшнейшим интересом, спросил я.

– Танки, когда они переезжают окоп, в котором ты сидишь. Рев двигателя, лязг гусениц, все это со страшной громкостью проезжает над тобой, а земля, которая сыпется в этот момент на тебя, заставляет думать, что тебя закапывают заживо. Я схватила противотанковое ружье, хотела подбить танк, который проехал надо мной, но отдача оказалось очень сильной. Я промахнулась, но попала в гусеницу. Танк встал и начал разворачивать башню в мою сторону. Потом выстрел и я потеряла сознание. Когда очнулась, было тихо. У меня буквально горела правая рука. Я повернула голову, посмотреть, что с ней, а с ней ничего, и на ее месте тоже ничего, ее оторвало. Я хотела закричать, но не могла. Рот пересох. Вскоре меня нашли и отправили сюда.

Я был в шоке. За месяц дойти до Новгорода. Это какой же силой надо было обладать?

Глава 2

Братское счастье

1942 год. Сталинград, из жизнерадостного и зеленого города, превратился в серый, безжизненный завод. Завод людей, которые уходили десятками на фронт и не возвращались, или возвращались, но калеченными, ранеными, и контужеными. По правде сказать, не все было так уж и плохо. Зима принесла немцам много плохих вестей и поражений. И хотя война еще была не окончена, Москва осталась наша. Немцы недалеко отступили, но можно сказать уверенно: Москву не сдадут и немцам, впрочем, как и французам, придется идти обратно в Германию, побежденными. Но пока что немцы и не думают уходить. Этот год я времени зря не терял. Ходил на стрельбище, учился перевязывать, накладывать шину, посещал завод танкостроения, изучал наши 34-ки, как они устроены, как заряжать, водить, стрелять. Каждый вечер, за городом, я в одиночку учился копать окопы. Мама была не против. Теперь даже она понимала, что я, рано или поздно, пойду на фронт.

Весной настал день, который я никогда не забуду. Я пришел на завод танкостроения. Экипаж, с которым я учился, уехал на фронт с «новоиспеченным» Т-34. Прибыл новый экипаж. Зайдя в мастерскую, я просто оцепенел. Там стоял я. Я, одетый в форму командира. Я не поверил своим глазам. Двойник, увидев меня, был удивлен не меньше, впрочем, как и все рабочие, что были в мастерской. После десяти секундной паузы начался диалог:

– Артем? – Дрожащим голосом спросил двойник. – Это правда ты?

– Да. А ты кто?

– Господи! Так вот ты какой!

– Кто ты? – Ничего не понимая, переспросил я.

– Я Коля. Коля Севцов. Мне бабка рассказывала про тебя, про то, что ты в Сталинграде живешь.

– Коля? Брат?

С криком радости и слезой на глазах, я кинулся обнять брата. Я и подумать не мог, что брат, который старше меня на два года так похож на меня. Признаться в тот момент голова ходила кругом. Мы спрашивали друг друга, перебивая, что у нас, да как, потом вышли из мастерской и, не слушая никого, пошли на улицу, по пути все так же перебивая, расспрашивали друг друга о жизни. Недолго думая, я повел его домой, к маме, предвкушая ее радость. Мама его обнимала, целовала, плакала и кричала от счастья. Как только она успокоилась, мы сели пить чай. Коля стал рассказывать:

– Вы же когда из Белгорода уехали, нам с Витькой жить стало совсем тяжко. Дед забрал Родиона в Одессу, сказал, что будет учить его спорту, а потом и батя Витьку в Ленинград забрал, так я с бабкой в Белгороде и остался.

– С какой бабкой? – Перебил я.

– С папиной. – Тихо сказала мама, – Мои то еще в гражданскую погибли.

– Ну вот. – Продолжил Коля. – С бабкой я жил душа в душу. Мы на рыбалку вместе ходили, я ходил к ней на работу, она на молочном комбинате работала. Там тетя Саша была, так она вечно кружку парного молока, что с ферм привозили, отливала и мне давала. «Пей молочко, здоровым будешь» – говорила она. Тут как-то раз мы пошли на парад в честь революции. Там танки шли. Я тогда маленький еще был, не знал, что такое, вот и спросил у бабки. А тут дядька такой здоровый рядом стоял. Я стоял на цыпочках, еле разглядел парад. Так этот дядька взял меня на руки, посадил на шею и стал показывать. «Вон он на гусеницах едет», «А вот из той пушки он стреляет», «А пушка поворачиваться умеет». С тех пор я так полюбил эти танки, читал про них все, на парады ходил, смотрел их. Хотел, как вырасту, танкистом стать. Баба Света была не против. Правда не дожила она до моей службы. Умерла от инфаркта. Мне как раз восемнадцать стукнуло.

– На фронте был? – После недолгой паузы спросил я.

– Был, конечно. Сначала на тяжелый КВ посадили. Мы ехали Минск защищать. Деревушка небольшая там была, «Радехов» название. Я ведь командир, вижу, что вокруг творится. Еду впереди. За мной другие КВ и легкие БТ и Т-26. Нам перед выездом сказали: «Едете в составе легко-танковой дивизии, прикрываете фланги и тыл». Из туч пыли показались немецкие танки. БТ и Т-26 обогнали нас и приняли бой. Я смотрю в бинокль, и у меня начинается дрожь в коленках. Наши танки едут, стреляют, а все бестолку. Немцы как ехали, так и едут, а наши танки вспыхивают один за другим. Тут из небольшого оврага выехал немецкий танк, метрах в двадцати от нас. Я дал команду стоп. Танк остановился. Немец повернул на нас пушку. «Ну, вот и все» – подумал я. Немец выстрелил. Нас качнуло и ничего более. Я успел лишь по ТПУ скомандовать: Дима, слева танк! Наводчик повернул башню и выстрелил. Танк взорвался моментально. Я понял: Тяжелые танки немцы не смогут пробить. Легкие танки встали метрах в ста от нас и пытались хоть как-то пробить немцев. Тут уже было не до флангов – фронт сыпался. Я приказал мехводу на полной скорости ехать к нашим. Успеть, пока немцы не расстреляли всех. За мной поехали еще семь наших КВ, а остальные остались на своих позициях. Радиосвязи не было, поэтому я не мог им доложить, что надо делать. Здесь, по сути, каждый был сам за себя. Скорость была маленькой, так как танк тяжелый, но шли уверенно. В бой пошли около трех сотен легких БТ и Т-26, а когда мы подъехали к месту битвы, в рабочем состоянии осталось меньше сорока. Мы выехали вперед БТ, и немцы открыли по нам огонь. Нас качало то назад, то вперед, но танк держался. Наводчик по очереди расстреливал один немецкий танк за другим. Фашисты стали отходить. Приказа гнать их у нас не было, и мы остались стоять на месте и смотреть, как немецкие танки плетутся назад. Заряжающий сказал: «А че это ни раком пятятся?». «А им раком пятится природой предначертано», это так мехвод пошутил. Но мне было не до смеха. Я, с командирской башенки, осматривал поле боя. БТ, Т-26, Т-60. Все, чем гордились наши командиры, просто напросто чадило черным дымом на раскисшем поле. Вскоре меня посадили на Т-34 и отправили сюда, на переподготовку. Так я тут и оказался.

Мы просидели всю ночь. Утром, сонные, мы с братом пошли на завод. Начальство нас хотело поругать, но когда они увидели нас вместе, то были настолько удивленные, что даже ничего не сказали. Вследствие того, что курс подготовки танкистов проходил несколько месяцев, я шел уже не как ученик, а, скорее, как практикант. Зачастую было так, что прораб завода объясняет принцип работы ходовой части танка, потом экипаж идет ко мне, в соседнюю мастерскую, и я объясняю ход работы двигателя. Так, даже удобно. Я объясняю людям что-то, и сам закрепляю изученный материал. Так, в мае, Николай окончил курс, и его отряд готовился к отправке на фронт. Мама, конечно же, плакала. Коля все эти два месяца жил у нас, а тут он уезжает.

15-го мая два десятка танков Т-34 собрались у переправы через Волгу. Все думали, что танкистов отправят к Ростову-на-Дону, так как немцы собирались наступать именно в этом направлении. Однако нет. Где-то есть участок фронта, который нуждается в танках больше, чем фронт на правом берегу Дона. Мама пошла на работу, а я отправился проводить Николая. Мы стояли метрах в пятнадцати от причала, смотрели, как грузят танки.

– Ты это… Маму береги. – Дрожащим голосом сказал брат.

– Обязательно. Как думаешь, еще встретимся?

– Не знаю. Вряд ли. Фронт это такая штука. Мы с ребятами перед боем всегда прощаемся, а потом встречаемся с теми, кто выжил так, будто лет сто не виделись. Где гарантия, что меня не подстрелят в первом же бою на этом танке?

– А какая она, война?

– У танкистов война своя. У нас мы идем в бой, в надежде выжить, и попытаться кого-нибудь убить.

– Так у простого солдата вроде так же.

– У нас по-другому. Мы в относительной безопасности в танке, но стоит снаряду попасть внутрь, так танк становится нашим железным гробом. Представь себе, что танк горит, и ты из него вылезти не можешь. Я видел такое. Ехал КВ, бой уже заканчивался, по нему дала гаубица. Он загорелся. Гаубицу мы уничтожили, и вылезли, чтобы вытащить наших танкистов, но пожар добрался до боекомплекта и огонь повалил со всех щелей. Когда все погасло, мы долго не могли подойти. Жар был такой, будто кто-то доменные печи раскочегарил. Когда он все-таки остыл, мы полезли внутрь. Вытащили двоих… вернее то, что от них осталось. Остальные сгорели дотла. Наверное, самая страшная участь всех танкистов.

– Дела…

Танки ушли на ту сторону реки. Я попрощался с Колей. Его погрузили на баржу, и он поплыл туда, за Волгу.

Тыловая история

Немцы уже к июлю стояли на правом берегу Дона. Они не спешили его форсировать. Мостов не было, а переправить через такую широкую реку, как Дон целую армию не так просто. Но немцы не спешили и окапываться. Юго-западнее Сталинграда немецкие танки вышли во фланг нашим войскам. На левом берегу Дона стояли две армии, а в Сталинград прибыл полк. У небольшой ж/д станции «Абганерово» немецкие танки были остановлены, так писали в газетах. К августу немцы форсировали Дон и направились к Сталинграду. Стоя на окраине города можно было слышать канонаду со степей. Но сам город еще никто не трогал. Потом началась эвакуация больниц и предприятий.

Как-то утром, в воскресенье, я гулял за городом и увидел лежащего солдата. Я подошел. Он был без сознания. Кое-как приведя его в чувства, я спросил, что он тут делает. Оказалось, что он запаниковал, когда начался бой на линии фронта. Правда, как он оказался за сотню километров от последней он сам не понимал, и, конечно, он был голоден. Я отвел его в ближайшее кафе, накормил. Внезапно зашли люди в форме НКВД, проверили его документы и забрали, обвинив в дезертирстве.

Буквально на следующий день я, уже вечером, шел с больницы домой, через площадь. Уже темнело. Увидел на площади такую картину: Стоит взвод солдат, перед ними ходит комиссар, их окружает пять человек, такие же солдаты. Комиссар ходил и командовал громким басом:

– Эти солдаты трусливо бежали с линии фронта! Если бы за ними побежали остальные, то это подставило бы под удар всю нашу оборону! Приказ 227 не допускает отступлений! Расстрелять этих солдат завтра утром! Перед всем батальоном!