Мир за дверью

– Интуиция, – ответил тот с какой-то веселой ноткой в голосе.

– Попробуем еще раз. Слово из восьми букв!

– Алебарда! – тут же ответил Дуболес.

Так они минут десять извращались, один задавал, другой тут же отвечал. Я же принял роль стороннего наблюдателя и подсчитывал в голове варианты того, сколько бы времени понадобилось мне, чтобы отгадать хотя бы одно из слов.

В конечном итоге Ратибор признал свое поражение:

– Ты и вправду умнее всех вместе взятых людей, которых я знаю!

Дуболес лишь заскрежетал в ответ.

– Я пошутил. – Скрежет стал еще громче. – Я же читаю все твои мысли, причем постоянно, так что ты уж извини, но все, о чем ты думаешь, я знаю. Поэтому, могу отгадать любое загаданное тобой слово, даже то, которое не знаю. Например, что это было – «Лазорбумгдун»?

– Честно говоря, я и сам не знаю, но я думал, что уж это слово ты не отгадаешь! – признался Ратибор.

– Ну что ж, тогда объявляем ничью, – подключился я. – Раз оба жульничали, значит, результат не засчитывается обоим.

– Я не жульничал! – воскликнул Дуболес. – Это у меня природа такая!

– Я тоже не жульничал, я всего лишь проверял! Тем более, в правилах игры не сказано, какие слова я могу загадывать – всем известные или только что придуманные! – бросился на свою защиту Ратибор.

– Ну, как хотите. Но тогда, чтобы выиграть, тебе, Ратибор, необходимо загадать слово после того, как Дуболес его отгадает, точнее, использует все попытки его отгадать.

– А что, интересный вариант, постараюсь подумать над этим на досуге. – Он присел на корень, услужливо подставленный Дуболесом, в позе мыслителя, вероятно, для тех же целей, что и известная скульптура.

Ночь наступила неожиданно. Точнее, для тех, кто ее ожидал, она была весьма ожидаема, но для меня, задумавшегося о том, о сем и обо всем остальном, ее появление было весьма (опа, снова это слово) неожиданным (не обижайтесь на скудность моего словарного запаса, тот мир, из которого я пришел, систематическим обучением не отличался, уж поверьте).

– Сон подкрался незаметно, вам скажу о том конкретно! – Это и было напоминание о наступлении темноты, которое озвучил Ратибор.

– Сдается мне, это была рифма, – попытался я оценить его стихотворное искусство и завалился на кровать, точнее, кровать поднялась из-под земли, отрывая мое залежалое тело от травы. – Спасибо, Дуболес, хороший сон – это самая лучшая вещь на свете!

К сожалению, все старания Дуболеса по смягчению наших постелей ни к чему не приводили, отсутствие постельного белья сказывалось некоторой жесткостью лежания. Но мы предпочитали не думать об этом, чтобы никого не обижать (плохо, конечно, что кто-то может читать твои мысли, но человек ко всему привыкает, а мы, в некотором смысле, были человеками).

– Всем спокойной ночи! Кто последний заснет, тот балбес! – крикнул я и повернулся на правый бок. – Дуболес, к тебе это не относится. – Последняя фраза отразила воспоминание о том, что некоторые из нас не спят.

– Всем кошмарных снов! – добавил Ратибор.

Честно говоря, кошмары, которые снились в последнее время, были не теми кошмарами, которые мне хотелось увидеть.

Я волк, волк свободного племени (во всяком случае, так говорили мои ощущения). Темнота, местами напоминающая абсолютную черноту, переходящая в полное отсутствие цвета, заполняла все пространство. Но в зрении нет необходимости, есть запах. Много запахов. Нос заменяет мне всё. Бежать, бежать. Все дальше и дальше, и только ветер может удержаться рядом со мной. Скорость, которая ускоряется бесконечно – что может быть более притягательным?

В свободу, которая казалась непоколебимой, вдруг вплетается запах. Сразу не понять что это такое, но направление бега меняется, теперь запах начинает приближаться. Это кровь. Сомнений быть не может. Запах тут же трансформируется в образ. Глаза по-прежнему не участвуют в самоконтроле, лишь запах. Запах говорит, где находятся деревья, где кусты, где под кустами кто-то есть или был. Иногда даже кажется, что запах может показать, где и когда кто-то или что-то будет. Быть лучше всех, знать больше всех. Все это дает мне нос. Теперь даже таракан мимо не проскочит.

Но я отвлекся, осознание самого себя как самой запахопринимающей и перерабатывающей в образы фабрики сбивает естественный поток мыслей (тот, который идет естественно, без участия мозга, который очень любит рассуждать, похваляться и критиковать). Запах ведет меня к крови, а кровь может быть только там, где есть жертва. Скоро он обретет форму, хотя нет, он уже ее обретает. Девушка, она лежит на земле, а рядом кто-то или что-то мертвое. Мне еще не попадалось такое сочетание, поэтому бег продолжается. Я должен узнать, что все это означает, я не могу ошибаться, мой нюх самый лучший, а значит, и я самый лучший. Вперед, быстрее, еще быстрее. Чувствуется, что жизнь уходит из женского тела, происходит непоправимое, а я еще могу вмешаться. Еще немного, и все станет ясно.

Неожиданно лунный свет заливает окрестности и мои глаза серебристым и весьма загадочным светом. Мгновение спустя я вылетаю на небольшую поляну, но неожиданный свет сбивает с толку, лучше бы я ориентировался по запаху, но зрение, включившись в информационный поток, мгновенно перебило запаховый эффект, оставляя его на втором плане. Потерянные мгновения могут стоить кому-то жизни.

Картинка, напоминающая черно-белую фотографию, начинает проясняться (или проявляться, кому как больше нравится). Женщина лежит на земле, а над ней склонился высокий мужчина в черном плаще, который одной рукой поддерживал ее голову над землей. Странно, запах говорит, что этот мужчина мертв, но по его поведению этого не скажешь. Неужели мой нос ошибся? Мужчина отвернулся от женщины, которая тут же безвольно уронила свою голову, потерявшую поддержку его руки.

– Кто к нам пожаловал! Волк, дитя ночи! – Существо усмехнулось. – Мы с тобой одной крови. Хотя нет, что это я такое говорю. Во мне нет крови, а в тебе ее предостаточно, но она мне не нужна. Сейчас закончу с молодой госпожой, а остальное могу оставить тебе. Нам нет нужды плодить вампиров. – Он засмеялся.

Вампиров! Так вот кто он такой! Всего лишь жалкий вампир! Значит, мой нос не ошибся. Прости меня, мой нос, за мимолетные сомнения. Этот вампиришка сильно ошибается, если думает, что я буду спокойно стоять в стороне и наблюдать, как он уродует (или забирает) жизнь совершенно незнакомой, но вряд ли в чем-то виноватой женщины. Я не позволю.

Утробным рычанием я постарался привлечь его внимание.

– Что такое, я же уже… – Вампир начал говорить, медленно разворачиваясь ко мне.

Прыжок остановил его на полуслове. Мы кубарем прокатились через тело женщины и разлетелись в разные стороны. Точнее, разлетелся он один, я же остался лежать на месте.

– Тебе уже не спасти ее!

Его крик мог потрясти кого угодно, но не меня. Я старался ориентироваться на запах. Нельзя полагаться ни на какие другие чувства, общаясь с вампиром. Только запах способен точно передать его местоположение или даже то, что он задумал.

– Что ты можешь! Сейчас я здесь… – Вампир исчез из поля зрения, и тут же его голос прозвучал сзади: – А теперь здесь!.. А теперь там!

Он начал прыгать по всей поляне, мгновенно меняя точку своего нахождения. Ничего, пусть попрыгает, мне это было только на руку. Глупо, конечно, но он давал мне возможность освоиться. Его запах появлялся на одно мгновение раньше его тела. Это всегда можно было использовать. И я использовал.

В очередной раз он попытался появиться за моей спиной (правильнее было сказать – за моим хвостом), но я сыграл на опережение. Его очертания только начали проступать, как я уже вцепился зубами в пространство, начинающее обретать плотность.

– А-а-а! – завопил он. – Ах ты, мерзкое животное! Я вампир, тебе со мной не справиться! Я бессмертен!

Сильнейший удар в живот чуть не заставил меня разжать зубы. Потом последовал еще один и еще. Я схватил его за правый бок, благо ширина пасти позволяла, и не смел отпустить, сжимая челюсти все сильнее и сильнее.

Запах донес приближение людей. Скоро они будут здесь. Вампир тоже их услышал (или почувствовал), на мгновение прекратив меня бить.

– Отпусти, бездарная тварь, отпусти… – Его слова переходили в шипение.

Он снова попытался меня ударить, но я, хорошенько упершись ногами, потянул его на себя, стараясь бросить на землю. Силищи вампиру было не занимать. И где же он ее нахватался? Ведь он наверняка никогда не занимался зарядкой! Как говорится, ты тут стараешься, тренируешься изо дня в день, и что? Только через несколько месяцев, ну, в лучшем случае через несколько недель получаешь нужный результат. А эти хлыщи становятся вампирами – и нате вам, пожалуйста, уже нечеловеческие способности и нечеловеческая сила! Где тут справедливость? Хотя, возможно, здесь играет роль правильное питание, хороший сон и продуманный распорядок дня. Над этим стоило подумать, но только не сейчас. Мозги соображают намного хуже, когда тело, содержащее их, начинают валять по земле, пинают ногами, рвут когтями, а потом подбрасывают и снова роняют, но уже с большей высоты.

«Почему он не превращается в туман или в летучую мышь? – думал я во время избиения и сам же себе отвечал: – Скорее всего, в летучую мышь лучше не превращаться, потому что тогда я смогу его съесть, а ни в одной книге не сказано, как вампиры взаимодействуют с желудочным соком, вполне возможно, что они очень даже хорошо перевариваются, кто знает! А вот с туманом все может быть гораздо сложнее. Что, если я заглочу, а главное, проглочу какую-то часть этого тумана? Он что тогда проявится без какой-то части тела? Без ноги или пальцев на руках? Конечно, кусок проглоченного мною тумана может оказаться всего лишь его одеждой, но в этом случае ему тоже будет стыдно. Еще никто ни разу не видел в наших краях голого вампира. Вот потеха-то будет!»

Хорошие мысли дали некоторую передышку нарастающей боли, но как только все положительные мысли были выбиты, пришлось обратиться к текущей действительности. А она продолжала оставаться весьма хаотичной (потому что я никак не мог просчитать, что будет в следующее мгновение – удар по печени, бросок через бедро, или царапание длинными, давно не стриженными когтями, – в общем, сплошной хаос). Я постарался упереться всеми четырьмя лапами (точнее, тремя с половиной, одна лапа была уже порядочно повреждена) в землю, удерживая вампира спиной к уже очень близкому шуму.

– Ты покойник! – громким шипением возвестил он и, после широкого замаха, бросил в мою сторону свою когтистую лапу, целящуюся точно в глаза.

Я думал, что мне конец. Такими когтями можно пробить голову насквозь, да еще на уши останется, но отводить взгляд было не в моих правилах, всегда хотелось досмотреть все до конца. Так вот, когда его рука была уже на половине пути, его голова повела себя весьма неожиданно, отделившись от туловища и улетая вдаль. Тут же из груди показалось деревянное острие, а уже потом его безвольная ладонь легла на мою морду.

Все оказалось просто до банальности. Подоспевшие люди, судя по снаряжению и запаху чеснока, были охотниками на вампиров (или на вампира). Они-то и увековечили бедное бессмертное создание (к сожалению для него, бессмертным он мог быть только придерживаясь определенных условий, а в частности, не допуская отделения своей головы от тела и протыкания себя всякими деревянными предметами, особенно осиновыми, судя по запаху).

Дальше все было просто. Его тело рассыпалось, во рту появился неприятный привкус золы (которую я раньше никогда не пробовал, но про которую думал, что она именно такая на вкус), а я, уже не поддерживаемый зубами, впившимися в его тело, свалился на землю.

Сил подняться не было, поэтому все остальное уже наблюдал, лежа на боку, – так сказать, боковое кино. Женщина почти тут же очнулась, а мужики, потрепав меня по голове, сказав спасибо и пожелав всего наилучшего, отправились восвояси, поэтому я так и не понял, оставили они меня умирать или подумали, что со мной все в порядке. Хотя вполне возможно, что тащить на себе женщину для них и так было тяжело, поэтому, как говорится: «Боливар не выдержит двоих». А я оказался вторым (как обидно, никогда не любил быть вторым). Мой прощальный боковой взор проводил их до ветвей деревьев, за которыми они и скрылись, дальше их должен был вести мой несравненный нюх, но этого я уже не помнил, потому что сознание отказалось работать, снова погружая окружающее пространство в темноту…

В этой темноте я и очнулся. Круговой осмотр ничего не дал. Где это я мог очутиться? Постепенно все стало проявляться. Сначала в темноте образовались еще более темные пятна (или это основная темнота посветлела, точнее, посерела), которые постепенно приняли очертания близкостоящих деревьев. Прямо за моей головой продолжал стоять на своем бессменном, забронированном на века месте Дуболес (рассуждая разумно, прямо за моей головой он был только до того момента, пока я не повернулся к нему лицом, а иначе я бы его никогда не увидел, ну разве что в зеркале). Хотя бронируй место, не бронируй, а если поединок состоится и я проиграю, то все места окажутся… В общем, неизвестно, где окажутся.

В скором времени проявились и звезды, свет которых теперь казался удивительно ярким. Не стоило просыпаться в такую рань, но окончание сна говорило об обратном. Этот сон не вписывался ни в какую колею, надо будет спросить о нем Ратибора, может, он чего поймет. Кстати говоря, этот сон оказался одним из немногих за всю мою сознательную жизнь, который отсмотрелся (или отснился) от начала и до конца, во всяком случае, так ощущалось на момент моего просыпания. Но сейчас я уже не был в этом уверен. Что есть начало и что есть конец – такой вопрос мог возникнуть уже давно, но именно сейчас появилось время его обдумать. Концовка сна обозначала смерть, что было весьма логично – большие кровопотери, множественные вероятные переломы и все в том же духе, – а вот что это за начало такое? Рассуждая логически, младенец, который постепенно вырастает, начинает себя ощущать самим собой далеко не сразу, а лишь через продолжительный промежуток времени, скажем, года через три-четыре. То же самое могло быть и со мной. Раньше я был волком, но не осознавал этого, а когда осознал, тогда и начался для меня осознаваемый сон.